— Надежда, что это значит? — недовольно и строго спросил он, продолжая придерживать вырывающуюся и бьющуюся в истерике девчонку.
Из-за спазма в горле произнести что либо, Надежда смогла не сразу.
— Она Васильчикову служит, — прозвучал, наконец, злой хриплый ответ, — по их задумке ни мне, ни тебе, в светлом будущем места точно нет. Извести нас собираются. Хотя, сам же все слышишь. Это не минутное помутнение — это реальность, которую они ждут и пытаются приблизить.
Пётр Васильевич вздрогнул и уже другим взглядом посмотрел на затихшую, но продолжавшую дергаться Лилю.
— Даже так, — промолвил тихо и выпустил девицу из кольца рук.
Та одарила наставника ненавидящим взглядом и, остервенело поправила сползшее с плеча платье. Злые, полные ненависти слова сами полились из презрительно скривленного ротика.
Надежда не реагировала, словно последние силы из нее выкачали.
Петр Васильевич нахмурился и внимательно, но с опаской посмотрел на хорошенького, брызжущего ненавистью ангелочка.
— А знаешь, Наденька, — привлек он внимание подопечной, — раз девица эта теперь чужая и без приглашения в поместье находится, провожу-ка я ее, пожалуй. Не готовы мы пока гостей принимать.
Лиля, только замолчавшая, видимо выдохлась или запас нецензурных слов закончился, дернулась злобно и зашипела недовольно, словно не осознавая свое новое положение, но наставник даже бровью не повел. Подхватив упирающуюся девицу за локоть и, не слушая криков, он крикнул возницу и, таща девчонку как на буксире, быстрым шагом направился на выход.
31. Рабочие моменты
Два дня ушло на поездки по предприятиям.
В первую очередь Надежда посетила швейную мастерскую и была удручена. Мало того, что за несколько месяцев управления молодой купчихой народ частично разбежался, так еще и управляющий встретил ее в штыки.
— Опять баба! — выдохнул он раздраженно, — ну чего вам дома то не сидится? Все же знают, что не приспособлены вы серьезными делами управлять. Вам бы женихов выбирать, да тряпочки вышивать, а не по фабрикам шляться.
Не ожидавшая такого холодного приема и хамства от потенциального подчиненного, Надежда фыркнула зло.
— Зато ты тут смотрю науправлял знатно. То-то смотрю, фабрика загнется со дня на день, — отбрила она недовольного управляющего.
Савелий Анисимович покраснел от злости и зашипел как кот, у которого миску с едой отобрали.
— Так не вашими ли молитвами мы в упадок пришли? — рыкнул он злобно, — кто слух о проклятии пустил, что у нас ни одной тряпки теперь никто купить не хочет?
Надежда открыла рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, но спохватилась, что невместно ей бабе базарной уподобиться и неожиданно даже для себя, понимая, что в какой-то мере управляющий прав, засмеялась вдруг тихонько.
— Ну, во-первых ваша вина тут тоже есть, что не предусмотрели диверсию и предупреждающие меры не приняли, а во вторых, как бы то ни было, хозяйка теперь я, — сказала она минуту спустя, — так, что выбор у тебя Савелий Анисимович небольшой — либо ты смиряешься с сим фактом, либо ищешь другую работу. Решать только тебе, я держать насильно никого не буду.
Управляющий сдулся сделав недовольное, растерянное лицо и посмотрел на девушку устало.
— Менять все будете? — спросил таким голосом, словно любимую бабушку хоронить собрался.
Надежда, у которой настроение вдруг, ни с того ни с сего поднялось, приподняла уголки губ в язвительной улыбке и хмыкнула неприлично.
— Все менять будем, — кивнула уверенно, — а потому, проведи ка мне господин управляющий экскурсию. Хочу своими глазами посмотреть, чем вы тут занимаетесь.
Спор на швейной фабрике вышел не менее громкий и жаркий чем на мебельном заводике.
— Да как можно-то? Мы что же, от Бажена зависеть теперь будем? Подстраиваться под него? — возмущался управляющий.
Надежда вздыхала раздраженно, но закаленная на предыдущем предприятии, повторяла свою позицию со спокойствием буддийского монаха на медитации.
— Все верно. Образцы тканей, как и заказы, вам будут присылать, но это не значит, что вы только ими и будете заниматься. Я предлагаю перейти только на домашний текстиль и разделить продукцию на элитную из дорогих материалов с магической составляющей, условно дорогую для среднего класса и более дешёвую, доступную для небогатых людей. Чулки, сорочки и нижнее белье мы возможно тоже шить будем, но много позже, когда имя на рынке сделаем. Сейчас же распыляться нам вовсе нельзя.
Надежда выдохнула, требовательно посмотрела на задумавшегося управляющего и на очередной вопрос закивала устало.
— Да! Те кружева, что вы для ночных сорочек закупили, тоже пригодятся, — как мантру повторяла девушка, — нет, грубую шерсть мы тоже в дело пустим, и наматрасники нам действительно нестандартные понадобятся.
Через два часа разговоров с дотошным управляющим и его помощниками, Надежда не выдержала.
— В общем, принцип будущего развития и направления в производстве вы поняли, а как сбывать товар — это уже моя забота, — рявкнула она напоследок. — Все, хватит на сегодня разговоров. Потрудитесь выделить группу швей, что будут простые вещи шить, — почти приказала она, устав от споров, — а также тех, кто особо выделяется в мастерстве — им я особое задание выдавать буду, ну и заодно посмотрим, что они сами улучшить захотят.
Домой Надежда ехала выжатая как лимон, но тут активировался молчавший и не вмешивающийся в дела девушки, Петр Васильевич.
— Надюш, ты с Никитой Лексеичем поговорить хотела, — виновато напомнил он глядя в усталое лицо девушки, — в общем, прости, но я не знал, что ты так замотаешься и на сегодня договорился.
Апатию, а вместе с тем и усталость, с Надежды как рукой сняло.
— Это который стекольщик? Тот, что бутылки красивые делает? — уточнила она заинтересовано, — чего же ты молчал? — дернула головой неодобрительно, — вези, конечно, успею я еще отдохнуть.
Изначально встреча началась… никак.
Никита Лексеич оказался крепким, загорелым мужчиной лет за шестьдесят и абсолютно черными, без грамма седины волосами, забранными в хвост у основания шеи.
Смотрел он, как и его пятнадцатилетний внук, настороженно и недобро.
— С Константином Валентиновичем у нас договор был, — выдал он грубовато, — а вас, барышня, я вообще первый раз вижу.
Пришлось Надежде засунуть свою гордость подальше и договариваться с нелюдимым мужчиной.
В какой-то момент, ей даже показалось, что не получится ничего, но тут мужчину удивил рисунок девушки.
— Интересная ваза! Изломанные линии смотрятся необычно. Интересно, а если ее из цветного стекла, а не из глины сделать? — пробормотал он задумчиво.
Оказалось, что Надежда сама того не замечая, рассеяно водила карандашом по бумаге, что приготовила для пометок и пунктов условий договора, в надежде, что тот будет заключён. Вот и пригодилось.
Почувствовав, что мужчина заинтересовался, Надежда воспаряла духом и улыбнулась открыто.
— Да, я знаю, что для отца вы выполняли необычные бутылки для дорогих напитков и, мне показалось, что именно мастерам такого высокого уровня как вы, можно поручить изготовить красивые и неординарные вещи.
Девушка помолчала мгновение, но, не дождавшись отзыва, взяла в руки карандаш и начала делать наброски уже осознанно.
— Вот смотрите, в вашей фантазии я не сомневаюсь, но и у меня идей много, — улыбнулась азартно, — например, если вы сможете изготовить необычный графин с пробкой в виде головы дракона и несколько рюмок в том же стиле, то покупатели точно заинтересуются ими.
Ещё несколько минут, не вдаваясь в подробности, Надежда четкими линиями нарисовала тонкую, с узким, длинным горлышком вазу под один или максимум три цветка. Потом, подумав, очень пузатую, но с искривленным боком, на который пририсовала пару цветков, потом круглый сосуд похожий на маленький аквариум, который собиралась заполнить цветными стеклянными или речными камешками. Напоследок добавила блюдо в виде раковины, цветка, и сахарницу в виде яблока.
