Жуткая история. Кот - Горькая Ксения

Риен моргнул.

– Святая простота, – его лицо озарила снисходительная улыбка, – даже не пытаешься вытащить каких-нибудь грязных секретиков? Хм-м-м, думаю, самый правильный ответ – никто. Но если надо выбирать – то это, пожалуй, я.

Такой ответ Хёну хотел услышать меньше всего.

– А какие… у вас отношения?

– Это лишний вопрос. Но раз ты так бездарно тратишь свои попытки, в качестве жеста доброй воли – я отвечу. – Он зачесал волосы назад рукой, и они красиво легли волнами на плечи. – Я больше всего на свете, – Хёну закусил губу и затаил дыхание, – обожаю выводить его из себя. Он выглядит совершенно потрясающе в гневе.

Риен злорадно захихикал.

– На самом деле насчет вопроса про близость… Думаю, сейчас самый близкий для Рюка из нас всех, – он ткнул в грудь Хёну, – ты.

Не успел Хёну понять, как он относится к этой информации, как Риен выпалил:

– Второй вопрос! Как ты понял Рюка, когда он был обращен?

Хёну вздрогнул от неожиданности.

– А-а! Не вздумай врать, это против правил. – Риен покачал указательным пальцем.

– Да я и сам не знаю, как это получается. Но когда он рычал – я слышал его голос, вот и все.

Это правда, просто не вся.

– Видишь ли, с ним никто не может общаться, когда он обращен. Даже Ван его не понимает – мы проверяли. И Ён не может через сны – его не получается усыпить. То, что ему говорят, когда он обращен, – он тоже не особо слушает. Но ты в той лаборатории понимал его и говорил с ним. А он, по-видимому, тебя слушался.

Хёну пожал плечами; ну да, это, конечно, странно, но не страннее сотни других странных вещей здесь.

Риен задумчиво покачал головой, поглаживая листочки растения в горшке.

– Твой вопрос.

Он точно знал, что хочет спросить, поэтому не задумываясь выпалил:

– Сколько жизней осталось у Кая?

Рука Риена замерла, а потом накрыла глаза. Он нервно рассмеялся:

– О боже, да он же прикончит меня, если узнает, что я рассказал.

Кажется, он был скорее взбудоражен этой мыслью, чем обеспокоен.

– Правила есть правила, – Хёну пытался выглядеть непринужденно, но был напряжен как струна.

– Эта жизнь – предпоследняя.

Поводок

Можно он уже уснет, ну пожалуйста?

Хёну посмотрел на электронный будильник возле кровати, красные неоновые цифры гласили «2:37».

Слова песни крутились в голове как заевшая пластинка. Он перевернулся на другой бок и принялся остервенело поправлять несуразное квадратное одеяло – ноги торчали, и было холодно. В окно опять лупил дождь. Еще один серый слякотный день. Непонятная тоска не проходила с вечера, не давая сомкнуть глаз.

Хёну наконец-то удобно улегся, обняв подушку, и вдруг услышал в тишине биение своего собственного сердца. Сначала он подумал, что ему кажется, но когда прислушался на несколько секунд, то понял, что промежутки между ударами все меньше. За пару минут ритм стал таким, словно он пробежал кросс. Сердце колотилось, меланхоличная тоска сменилась тревогой. И тогда он почувствовал это.

Чужой страх.

Он грубо наслаивался поверх собственных ощущений Хёну, даже не пытаясь выдавать себя за его собственные эмоции. Он точно чувствовал, где Кай. Чувствовал, что ему плохо. Прежде чем он успел задуматься о чем-либо, он откинул одеяло, вскочил с кровати, дошел до двери и положил ладонь на дверную ручку. И только потом отдал себе отчет о том, что происходит.

Куда он собрался? Почему он вообще это чувствует?

Значит, Кай вернулся? Но что ему может угрожать ночью в собственной постели?

Хёну решил, что обязательно подумает об этом позже, и выскочил в коридор. Третий этаж, северное крыло, первая, вторая, третья… четвертая комната. Вот эта. Он стоял напротив одной из множества дверей светлого дерева и точно знал, что Кай – там. На кровати справа от входа.

Постучать или войти?

Войти. Он повернул потертую латунную ручку, и дверь бесшумно отворилась. Узкая полоска тепло-желтого света из коридора упала на правую кровать, выхватив из темноты бледную кожу, приоткрытый рот и черные влажные волосы, скрывающие глаза. Хёну вошел и тихо прикрыл дверь.

В комнате было совершенно темно, свет луны сюда не попадал. Хёну подумал, что Кай, возможно, живет тут не один, но отступать было уже поздно. Он сделал шаг вправо и уперся икрой в кровать. Легко провел рукой в поисках его ног, а потом перешагнул их, пролезая к стенке. Каю снился кошмар: он сучил ногами и мотал головой, часто и неровно дышал, иногда тихонько постанывал. Хёну приподнял тонкую хлопковую простыню, которой тот укрывался, чтобы лечь к нему вплотную, и замер, когда рука скользнула по бедру, рядом с тазовой костью. На нем не было белья. Несколько секунд Хёну, затаив дыхание, смотрел в темноту перед собой, заливаясь краской.

Ладно, в принципе можно и не ложиться.

Он укрыл его до пояса, а сам устроился поверх простыни рядом, упираясь спиной в стену. Так, и что дальше? Как он собирается ему помочь? Тут, так-то, надо звать Ёна. Его профиль.

Хёну коснулся пальцами горячего плеча, попробовал почувствовать энергию и оторопел. Она была неузнаваемой. Красная, густая, как сворачивающаяся кровь, яростная и агрессивная. Она требовала мести и расправы. Хёну отдернул руку.

Какого черта? Он ведь не мог ошибиться комнатой? А то вдруг он трогает какого-то левого, голого и ужасно злого мужика. Он наклонился к ключицам и втянул носом теплый аромат кожи. Кофе. Это точно Кай. Тогда что это?

Хёну прижался к нему плечом и прикрыл глаза. На самом деле какие-то фрагменты энергии были узнаваемыми: в общем потоке проскакивали некоторые характерные черты: собственничество, страхи, своенравие, – но энергия будто вскипела. Как если бы все черты упростили до базовых и выкрутили интенсивность на максимум. Это было похоже…

Хёну задумался, пытаясь понять, что за мысль крутится у него в голове. Вот. Примерно так он представлял себе энергию дикого животного. Но он не мог чувствовать энергию животных – Тхэбэк тому подтверждение. Да и Кай не был зверем. Разве что…

Это его пантера? Но ведь, по идее, он должен был оставаться собой, когда обращается, разве нет? Меняться должна только форма сосуда, но не содержимое. Но если Хёну был прав, выходило, что сознание Кая тоже переключалось в другой режим. Отчасти это объясняло, почему ни у кого не получалось с ним общаться, когда он был обращен. Он не был собой, но и зверем не был, как будто застревал где-то посередине. Но почему Хёну все равно слышал его? И почему он был в этом состоянии сейчас, даже не будучи обращенным?

Кто знает, он ведь не мог точно сказать, как работает сила Кая: может быть, и это состояние для него нормально. Но от мыслей обо всем этом почему-то становилось тревожно.

Хёну открыл глаза и бегло оглядел комнату – к счастью, они были тут одни. Неловко бы вышло. У противоположной стены стояла еще одна кровать, а ближе к окну – большой шкаф для одежды. Окно было закрыто плотными шторами, из-за этого тут было намного темнее, чем в комнате Хёну. Письменного стола не было, но была высокая, почти во всю стену, книжная полка рядом с кроватью Кая.

Он без труда выделил в темноте его точеный профиль – глаза уже немного привыкли к отсутствию света. Его веки дрожали, а губы были плотно сжаты. Может быть, попробовать забрать часть этой энергии, чтобы он успокоился?

Рука Хёну легла на грудь Кая, пальцы стали успокаивающе поглаживать его кожу, рисуя причудливые узоры и забирая немного энергии с каждым витком. Они скользили по его выступающим ключицам медленно, касаясь подушечками. Иногда он поворачивал кисть и невесомо проводил по коже ногтями – не царапая, просто ощущая его иначе. Рука поднялась к шее. Такая мягкая кожа. Словно теплая атласная ткань. Он не удержался и на несколько мгновений прикоснулся всей ладонью, зарываясь кончиками пальцев в волосы на затылке и поглаживая большим пальцем мочку уха.