Излечи от ненависти (СИ) - Лихарт Диана

Но мои слова достигли цели. Девушка слегка смягчилась, вновь оборачиваясь к охотникам, а затем…отпуская их, и мужчины упали на пол, приземляясь на ступни довольно-таки мягко.

— Я буду охотиться на вас, доводя до смертельного ужаса. Вы же так гордитесь своей хладнокровностью, так проверим, насколько это правда, — предвкушающе оскалилась Кира, отчего седовласый чуть сдвинул брови на переносице, и почему-то бросил более заинтересованный взгляд на меня.

Стало не по себе. Было проще, когда меня воспринимали «игрушкой», а сейчас интерес к моей персоне явно возрос. И не понятно «почему» именно.

Но охотники не стали медлить, и практически сбежали.

— Зачем ты отпустила их? — непонимающе выдохнула, смотря в пустой проход кухни.

— Убить их сейчас, слишком просто и не принесёт и капли удовлетворения.

— А месть может приносить удовлетворение? — скептически уточнила, чувствуя, как меня медленно охватывает осознание произошедшего, и тело начинает мелко подрагивать.

— Ты и сама можешь дать ответ на свой вопрос, — коротко бросила Кира, после чего обогнула меня и направилась к убитой ведьме.

Да, я прекрасно понимала, о чём вещала блондинка, оттого и застыла истуканом, размышляя о себе, хотя для этого было совершенно не то время и место. Но всё же…

Если моей местью Белорецкому можно назвать побег, то нет. Удовлетворения не ощущала. Определенно, у меня появилось время побыть наедине с собой и обо всём подумать, взвесить, построить планы, но это не месть. Нужно было сделать так, как я и говорила Арсению. Остаться с ним, создать вид до безумия влюблённой дуры, и в тот самый момент, когда бы он проникнулся ко мне безусловным доверием и ел бы с моих рук, просто исчезнуть. Уверена, это принесло бы больше удовлетворения, и было бы больше похоже на месть.

— Что мне делать? — выходя из оцепенения, тихо уточнила, слегка оборачиваясь.

— Иди к Нэраю. Ляг с ним. Твоё присутствие успокоит его, а я пока всё здесь…приберу, — отчеканила девушка.

— Уверена? Я могу…, - нелепо начала, хватаясь рукой за край каменной столешницы.

— Катя. Ты — человек. Прости, но сейчас ты не можешь ничем помочь, — обернувшись ко мне, устало произнесла Хранительница.

Да. Кира была права. Я всего лишь человек, и не мне вступать в игры сверхъестественного мира.

Было ли обидно?

Отчасти.

Я чувствовала себя беспомощной, и, если честно, совершенно не представляла, как вести себя с ребёнком. Пока он спит — отлично, но потом…

«Даже не представляю, какие слова подобрать …».

Но кивнув своим мыслям, быстро ушла из кухни, вскоре оказываясь в детской спальне. На лице мальчика застыла маска отвращения вперемешку с болью, а стоило мне лечь рядом, как детские ручки тут же обняли меня, словно ища тепло, и лицо слегка смягчилось.

«Что ж. Ночь предстоит долгой», — вынесла вердикт, прекрасно осознавая, что глаз не сомкну.

В голове роилось миллион мыслей, перед глазами стояло безмятежное мёртвое лицо ведьмы, в лице которой я только нашла подругу. Даже не помню, в какой момент на меня накатила злость, превращаясь в ярость. Будь у меня силы и больше возможностей, я бы не позволила случиться подобному, а охотников разорвала бы в клочья. Они столь легко и без препятствий совершили убийство, что у меня до сих пор это в голове не укладывалось. Точнее…

«Это чужой для тебя мир, Катерина. Но по воле судьбы, ты теперь стала его частью».

И в этот самый момент в голове вспыхнули слова Белорецкого о том, что однажды он собирался обратить меня в оборотня. Тогда я среагировала крайне бурно, и становиться сверхъестественной тварью, воющей на луну, не желала, но знай я, что окажусь в подобной ситуации, возможно, моё решение было бы иное.

«Будь я оборотнем, смогла бы противостоять охотникам и предотвратить произошедшее?», — спрашивала себя, и вновь не могла найти ответа.

Определенно, было бы больше шансов на спасение Пенелопы, но охотники не стали меня трогать только по той причине, что я оказалась человеком, а вот будь я оборотнем, участь моя была б незавидна.

И вдруг, на фоне всего случившегося, резко померкла и моя месть Белорецкому. Как ни крути, а я осталась жива одиннадцать лет назад, и свою судьбу творила сама, выбирая из множества путей всегда один, и теперь оказалась здесь. А у Пенелопы больше не было выбора ни в чём. Она в другом мире…

Даже забавно, как меняется наше мировоззрение перед лицом смерти. За секунду мы можем стать совершенно иными людьми, забыв о прошлых принципах. Конечно, это слишком глубокие изречения и для кого-то глупые, но не для меня. Не сейчас.

Чуть крепче прижала к себе Нэрая, слегка поглаживая по спине, невольно оставляя короткий поцелуй на макушке.

Да, мы не были связаны кровными узами, да и никаких обязательств я не давала, но чувствовала себя обязанной. Как и сказала Пенелопа, моя жизнь тесно переплелась с жизнью её сына. Возможно, так решили Боги, а может судьба так издевалась. Без понятия. Но отказываться от мальчика не собиралась. И дело тем более не в корыстных целях. Пусть Нэрай и даёт мне душевный покой и привносит больше ясности в мой ум, но мне также хотелось отдавать что-то и в ответ. Мальчик рос без отца, и прекрасно знал все обстоятельства, ведь от него ничего не утаивали. Потом ещё и сестра Киры умерла, отчего Нэрай потерял близкого человека, а тут ещё и мама…

«Боги! Если вы действительно существуете и слышите меня. Прошу! Не дайте Нэраю сорваться и погрязть во тьме!», — искренне взмолилась, закрывая глаза.

Я молилась раз за разом, твердя одно и тоже, как мантру, свято веря, что меня услышат. И да, меня крестили в детстве, но в шестнадцать лет мне показалось, что Бог отвернулся от меня, и я забыла о вере, став атеисткой. Но сейчас я молилась иным Богам, и явно не «своим». Нэрай не человек, и моя вера для него пустой звук. Уверена, в его мире высшие существа могут быть более реальны, чем ангелы в христианской вере.

Вдруг дверь в спальню приоткрылась, и я слегка обернулась, чтобы видеть вошедшего, прижимая ребёнка к себе чуть теснее, словно в защитном жесте. И тут же тихо выдохнула, различая в темноте очертания изящной женской фигуры Хранительницы.

Кира успела переодеться в джинсы и тёмную футболку, а также её волосы были собраны в высокий хвост на затылке. Очертания лица было крайне сложно разобрать, да и девушка бросила на нас с мальчиком только короткий взгляд, после чего заозиралась по сторонам, вскоре присаживаясь на кресло, устало откидываясь на мягкую спинку.

И вдруг…

Наши глаза встретились в темноте, неотрывно смотря друг на друга. Мы словно создавали невидимую связь, вместе проживая скорбь. Пытаясь отвлечься, вновь погладила Нэрая по спине, но это мало помогло. Пока была одна, была в разы легче, а вот наличие Киры более ясно давало понять, что смерть Пенелопы — не плод моего больного воображения. Мне ничего не привиделось.

«Пора прекратить отрицать правду, Катерина. Чем быстрее смиришься с реальностью, тем лучше», — твердила самой себе, прикрывая глаза.

С первыми лучами солнца лучше не стало, и на удивление усталости не ощущала. Видимо, организм получил большой стресс, и сейчас работал на максимум своих ресурсов. Ещё и Нэрай зашевелился, сонно приоткрывая глаза сначала раз, потом второй, и наконец-то садясь, потирая заспанные глаза. Мы с Кирой молчали, только наблюдали, я поднялась следом за ребёнком, свешивая ноги с кровати…

— Мне приснился странный сон, — вдруг заговорил малыш, и мы с Хранительницей обе напряглись.

— Что тебе приснилось, Нэрай? — мягко спросила блондинка, поддавшись чуть вперёд.

— Мама. Она попрощалась со мной, и сказала, что я остаюсь не один, а с Катей.

Ровный спокойный голос полоснул по нервам, а слова просто добили, сваливая с ног. Горло словно кто-то сжал невидимой рукой, лишая разом всего кислорода.

Я не знала, что происходит с ведьмами после их смерти, возможно, Пенелопа и правда напоследок навестила сына, дав наставления. То, что мальчик придумал это сам — бред. Нэрай не умел врать, и строить нелепицы для него полнейшая бессмыслица. Но то, что ведьма сказала подобное ребёнку…