Сила соблазна - Родейл Майя

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61

— Так близка, что я ощущаю ее вкус на губах, — хрипло бросил он.

Аннабел сухо улыбнулась, потому что в этот момент они были близки, как никогда, и далеки, как две планеты. Хотя она осталась наедине с Найтли и даже умудрилась привлечь его внимание, он только что честно объяснил, что у них не может быть совместного будущего… разве что она захочет, чтобы он отказался от мечты всей своей жизни и сжигавших его амбиций.

Ради нее. Маленькой, старой, всеми пренебрегаемой Аннабел.

Она едва не рассмеялась. Все лучше, чем плакать.

— Кстати, о высшем обществе, — медленно начал Найтли, явно что-то замышляя. — Вы нравитесь лорду Марсдену.

— Полагаю, что так, — осторожно ответила Аннабел, чтобы не выдать одну из своих ловушек. Кроме того, она знала, что в этот момент Марсден готовится атаковать газету. Не поймешь, то ли он спаситель, то ли враг…

— Он послал вам цветы, — медленно констатировал Найтли.

— Роскошный букет розовых роз, — добавила Аннабел, стараясь показать, что и ее хотят. Хотят в высшем обществе.

Возможно, она даже заставит Найтли ревновать.

А также даст знать, что она любит розовые розы, на случай, если он когда-нибудь решит послать ей цветы.

— У меня сложилось определенное впечатление, что его симпатия к вам и вашей колонке определила благоприятное мнение об «Уикли», — продолжал Найтли. Смысл его слов был совершенно ясен. Мучительно, болезненно ясен.

— Если вы станете поощрять его, Аннабел, это невероятно поможет газете. И вы сделаете мне огромное одолжение.

Теперь сердце Аннабел билось совсем медленно. Только вот дышать она почему-то не могла.

«Не требуйте этого от меня», — хотелось ей взмолиться. Но слова застревали в горле.

Все потому, что он любил газету. Она это знала. Он был так близок к цели, и потерять «Уикли» означало потерять все. Она понимала Дерека, но от этого становилось еще больнее.

Он не знал о ее чувствах, уговаривала она себя. Иначе не просил бы у нее этого злосчастного одолжения. А если бы просил… нет, об этом подумать невозможно! Не сейчас, в маленьком, темном, душном экипаже, под взглядом Найтли.

Он ждал ответа. Ждал, что она скажет «конечно», потому что именно это делала всегда. Решала проблемы других людей, не считаясь с собственными сердцем и душой.

— Аннабел, — сдавленно пробормотал он.

Похоже, ему больно. Вот и хорошо. Пусть он узнает, что такое боль.

— Понимаю, мистер Найтли.

И она понимала. Но это не означало, что ей нравилась его просьба. Или что она ее исполнит. Или что это не ощущалось холодным лезвием кинжала в ее теплом, бьющемся сердце.

Остаток пути оба молчали. Но Аннабел чувствовала каждый брошенный в ее сторону взгляд.

Старая Аннабел попыталась бы успокоить свою совесть, даже если его просьба прозвучала гнусно. Но черт с ней, со Старой Аннабел.

— Аннабел, — обронил Найтли, прервав молчание. И даже потянулся к ее руке. Она так долго этого ждала. Ее маленькая изящная ручка в его ладони, теплой, большой и сильной. Но теперь она чувствовала себя покинутой и одинокой, хотя по-прежнему мечтала о том, что он будет с любовью держать ее руку.

Если она сделает то, о чем просил Найтли… значит, он будет ей обязан. И она будет не просто Старой Дорогой Аннабел, а спасительницей «Лондон уикли». Как соблазнительно!

— Аннабел, — повторил он хрипло и осекся, словно не договорив.

Она смутно ощутила, как приоткрываются ее губы.

«Если он поцелует меня, я прощу все…»

Экипаж остановился перед ее домом.

Он не поцелует ее. И вообще это будет дурно. Он, должно быть, собирался окончательно добить ее, сказав что-то о леди Лидии или лорде Марсдене, или о том, как больше всего на свете любит «Лондон уикли». Она все это знала.

И знала также, что Бланш скорее всего смотрит в окно из-за штор гостиной.

— Я должна идти, — вздохнула она, вспоминая совет Таинственной из Челси «всегда оставлять Болвана недовольным и желающим большего».

Глава 22

Газетный магнат замечен в самом неподходящем месте

Склад

Долой мрачные раздумья! Найтли предпочитал мыслить логично и рационально, оценивая неприятную ситуацию. Какой толк в том, чтобы метаться по комнате, как лев по клетке, или пить виски, чтобы забыться.

Лучше отправиться на склад, к печатным станкам. Ничто не проясняет ум лучше тяжелой работы, при которой приходится попотеть, а также рева машин, такого громкого, что становится почти невозможно думать.

Почти.

Шум паровых печатных станков обычно имел свойство топить все заботы и беды. Все. Кроме Аннабел и его ужасной просьбы.

Вместе с другими рабочими Найтли поднимал и бросал бумажные кипы, которые потом подавались на печатный станок. На складе было жарко, как в аду. Работа была утомительной и скучной. Постепенно мышцы протестующе заныли. Именно этого он добивался. Боли. Мучений. Это успокаивало лучше, чем бренди или бокс.

Обычно.

Но сейчас, даже сквозь шум станков, его донимали неприятные мысли. Терзали и изводили угрызения совести.

Ему не следовало просить Аннабел поощрять Марсдена! Ни ради него, ни ради газеты. Это дурно. Скверно.

Он решил исправить ситуацию позже и выбросил всю эту историю из головы.

Или попытался.

Аннабел.

В грохоте машин слышалось ее имя.

Шипение парового двигателя звучало, как «мисс». Лязг чугуна по чугуну — «Ан-на-бел».

Шелест бумаги, проходящей через станок, превращался в фамилию «Свифт».

Найтли нагнулся, чтобы поднять следующую стопку и бросить стоявшему рядом рабочему.

И подумал об Аннабел.

«С моей стороны было нехорошо просить ее о таком, — сказал себе Найтли. — Это неприлично, и я воспользовался своим положением. Это аморально».

Черт, он понял, что это мерзко, в тот момент, когда слова слетели с языка. И он пробовал тут же исправить содеянное, но словно лишился дара речи. Ее милая улыбка померкла. Сверкающие голубые глаза погасли. Прямо под его взглядом она, казалось, съежилась и уменьшилась ростом, в отчаянной попытке исчезнуть. И это он, казалось, уничтожил ее своим эгоистичным грубым требованием.

Факт оставался фактом — нужно извиниться. И сегодня же.

Пожалуй, нет смысла больше думать об этом.

Но мысли беспокоили его, как заноза в пальце. Как камешек в сапоге. Как оса, залезшая под рубашку. Чертовы машины продолжали выкрикивать ее имя, одновременно выбрасывая газету за газетой.

Ан-на-бел…

Мышцы стали гореть от перенапряжения. Он пробыл здесь несколько часов. Пот пропитал белое полотно, рубашка прилипла к груди и животу. Усталость ослабляла его внутреннюю оборону. Так что правды было не избежать.

Все дело в том, как она лежала в его объятиях. Словно ожидала, что он вот-вот возьмет ее.

При мысли о ней, теплой, аппетитной и чистой, у него пересохло во рту. Любой потеряет голову от этих роскошных изгибов и захочет провести всю жизнь, исследуя каждый восхитительный клочок ее тела.

Все дело в невинности. Он хотел попробовать ее на вкус. Коснуться. Любить. И возродиться, получив искупление.

А он все запачкал, замарал своим гнусным требованием. Вынудил ее соблазнить другого мужчину, хотя сам хотел завладеть этими спелыми красными губами. Ловить ртом вздохи Аннабел…

Найтли жаждал познать чистоту, невинность и сладость, которые олицетворяла Аннабел. Жаждал ласкать эту молочно-белую кожу. Каждый изгиб, каждую выпуклость и впадинку, груди и ямочку на пояснице. Глаза Аннабел были чуть раскосыми, как у кошки, а пушистые ресницы беззащитно лежали на щеках, когда она закрыла глаза, изображая обморок. Словно потеряла сознание от наслаждения. Словно спала после того, как они любили друг друга…

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 61