Кофейная горечь - Ролдугина Софья Валерьевна

Мэдди и Эвани переглянулись. Эрик грустно и понимающе уставился в чашку. Даже Черити умолкла, и уголки губ у нее опустились.

Эллис же тем временем закончил втолковывать что-то Брэдфорду и хлопнул его по плечу:

— Как условились, хорошо? Я подойду позже, — а потом обернулся ко мне: — Леди Виржиния, прощения прошу, но у меня ночка будет тяжелая. Вижу, тут всем досталось кофейку, могу и я рассчитывать на чашечку?

Говорил он дурашливо, но глаза его были серьезны, как никогда.

Я вздохнула.

— Разумеется, мистер Норманн. Думаю, нам стоит пройти на кухню.

— Премного благодарен! — расплылся в улыбке Эллис.

Когда мы прошли коридор и поднялись по лестнице, детектив оглянулся и, убедившись, что за нами никто не последовал, шепотом произнес:

— Мы нашли его, Виржиния.

— Кого? — у меня внутри все похолодело. — Убийцу?

— Нет. Труп. Но это почти одно и то же! — подмигнул мне Эллис. — А все логическое мышление. Сначала я сходил на берег Тайни Грин и убедился, что река эта коварна. Она весьма глубока, и если на поверхности течение не такое уж бурное, то у дна его подхлестывают холодные ключи. К тому же русло реки извилистое — вы видели карту? Там, чуть ниже, есть такая замечательная отмель, болотистая, заросшая осотом… Так вот, если что-то попадет в реку, мусор, к примеру, то почти наверняка течение выбросит его на эту отмель. Подобраться к ней трудно — вокруг лес, овраги, ноги порой по колено проваливаются. Но я подумал, что если убийце нужно было избавиться от тела, то лучше реки варианта не придумать. А если он хоть раз плохо закрепил груз… Понимаете, к чему я клоню?

— Кажется, да, — я сглотнула.

— Мы обшарили всю эту клятую отмель, Виржиния. Я чуть не потонул в одном месте… А потом собаки наконец наткнулись на него. На мальчишку. И я не думаю, что это деревенский. В ушах серьги, цвет волос опять же… Думаю, мы нашли того слепого гипси.

— Янко? — с трудом припомнила я странное имя. — Разве он был… мальчишкой? Мне показалось, что говорили о взрослом человеке…

— Мальчишка, — неопределенно покачал головой Эллис. — Голос у него еще не ломался, потому-то и был таким чистым. Лайзо потом узнавал в таборе, как выглядели пропавшие. И Шанита, и Янко. Думаю, если мы обшарим отмель повнимательней, то найдем что-нибудь еще. Но уже сейчас у меня нет сомнений в том, что все пропавшие были убиты. Убиты одним человеком. И действовать он начал около двух лет назад. А это значит… — Эллис много значительно умолк, но, не дождавшись моего ответа, продолжил недовольно сам: — Это значит, что ни Уоткинс, ни вдова О'Бёрн совершенно точно не причастны к убийствам. Даже сомнений нет. И тот, и другая переехали около года назад, а до того жили в Бромли, были у всех на виду. И ничего этакого за ними не водилось. Уоткинс — вообще человек с кристально чистой репутацией, по-другому в его деле нельзя. Даже подозрение в мошенничестве может подорвать доверие к банку, а уж сплетни о причастности к чему-то непотребному…. За Урсулой же приглядывал ее муж, отчаянный ревнивец. Нет, эти двое ни при чем. Искать нужно среди тех, кто живет в окрестностях Тайни Грин давно. Это человек умный, образованный, не простой — ни в коем случае не фермер или кузнец. Медик, в худшем случае — ветеринар или мясник. Руки у него приспособлены к тонкой работе, а разум холоден, — Эллис помолчал. — Мне придется проверить всех, от доктора Максвелла до вашего доброго соседа Хэмбла. Кстати, мне становится ясно, что могла видеть вдова. Вы же знаете уже, что она считает себя ведьмой?

— Да. Глупость из глупостей.

— Возможно. Однако в травах Урсула разбирается хорошо, даже местных девиц лечит. А еще занимается разными магическими ритуалами, — сделал Эллис таинственные глаза. — Для этого ей нужно самой собирать множество редких трав. Причем при особых условиях. Зачастую — ночью, в глухих местах… Чуете, к чему я веду?

На сей раз я не медлила с ответом.

— Она могла видеть убийцу.

— Верно. Вопрос в том, при каких обстоятельствах… Тогда ли, когда он пленял жертву, или тогда, когда избавлялся от тела?

— Не знаю, — я поежилась, не выдержав пристального взгляда Эллиса.

— Вот потому-то я и приставил к ней Лайзо. Уж кто-кто, а он сможет ее разговорить. Он любую женщину сможет приворожить… — детектив вдруг посмотрел на меня хитро: — Пожалуй, кроме вас, Виржиния. К слову, насчет чашки кофе я не шутил. Могу я рассчитывать на тот, с перцем и солью?

— Ваш любимый? — с облегчением поддержала я смену темы. — Да, разумеется. Пойдемте к лестнице. Хватит уже нам стоять в коридоре.

После двух чашек кофе Эллис и впрямь ушел куда-то. Брэдфорд, как объяснила мне Эвани, покинул общество еще раньше. Я предположила, что доктор будет обследовать труп, но благоразумно оставила подозрения при себе. И так атмосфера праздника исчезла без следа.

А между тем дело близилось к ночи. Пауэллам было поздно уже возвращаться домой, и я предложила им остаться в гостевых комнатах. Мэдди на один вечер стала моей горничной, а миссис Стрикленд поступила в полное распоряжение Черити.

Позаботившись о гостях, легла спать и я сама.

И снилась мне леди Милдред.

Вокруг темнота, а под ногами — бесконечная зеркальная поверхность. Бабушка в клетчатом платье курит трубку, наполовину отвернувшись от меня. Единственный источник света во мраке — красноватые угли в чубуке.

— Гинни, — зовет леди Милдред, но, против обыкновения, она не улыбается. — Подойди ближе.

Я слушаюсь.

— Еще.

И снова шаг.

— Умница. А теперь протяни руку.

Я верю Милдред — верю безгранично, как в детстве, и потому безропотно позволяю ей взять мою руку и перевернуть ее ладонью вверх, как будто я кукла, а леди Милдред — капризная хозяйка. Но когда цепкие пальцы стискивают до боли запястье, не позволяя сжать руку в кулак, мне становится жутко.

Бабушка поднимает на меня взгляд. В нем — темнота и алые огни.

— Как ты думаешь, Гинни, что будет, если я опрокину трубку над твоей ладошкой?

— Я обожгусь, — а сердце холодеет.

— Разве? Ты ведь считаешь себя удачливой, Гинни. Может, проверим твою удачу? Может, угли не обожгут?

— Нет! — мне становится жутко, по-настоящему жутко, а пальцы Милдред холодные и твердые, будто выкованы из серебра. Хватка болезненная — вот-вот кости хрупнут. — Бабушка!

— Что «бабушка»? — передразнивает меня она. Или не она? Что это за незнакомка в облике леди Милдред? — Ты же считаешь себя самой лучшей, Гинни. Неуязвимой. Давай проверим?

— Нет!

Отчаянное усилие — и я вырываю руку из ледяной хватки. Угли багровеют в чубуке. Я отступаю — и падаю. Зеркало подо мной иссекают трещины.

Бабушка выпрямляется в полный рост и, кажется, заполняет собою все пространство.

— Случается и такое, Гинни, что тебя не может спасти ни везение, ни твоя исключительность. И тогда единственный способ избежать опасности… не попадать в такое положение вовсе. Если чувствуешь, что жар смерти близко — беги. Ни один лесной зверь не станет стремиться навстречу пожару, и в этом заключена мудрость самой природы. Если тебе грозит гибель — беги.

Гневно сжимаю кулаки.

— Я не буду бежать!

Чернота изливается из бабушкиных глаз и стекает по ее лицу.

— Тогда гибель тебя настигнет, Гинни.

Трубка выскальзывает из ее пальцев и падает на зеркальный пол. Глухой удар — и тихий звон. Зеркало вдруг осыпается миллионом осколков, и на мгновение я повисаю во мраке, лишенная всякой опоры. А потом осознаю, что там, внизу — бесконечное поле горящих углей.

И ничего, совершенно ничего не держит меня в воздухе.

Проснулась я в холодном поту. Кажется, по комнате еще бродило эхо моего крика…

Шнурок выключателя ускользал от дрожащих пальцев, но мне все же удалось справиться с ним. Яркий свет залил помещение, делая болезненно-четкой каждую деталь. Резная спинка кровати, тяжелая чернильница на письменном столе, не до конца закрытые ставни, миллион мелочей — складки ткани, пылинки, трещинки, тени и блики. Стрелки часов, кажется, замерли на четверти третьего. Я сидела с распахнутыми глазами и не могла себя заставить ни снова выключить свет, ни хотя бы зажмуриться.