Израненные (ЛП) - Уорд Х. М.

Папа водит меня по кругу, громко смеясь и широко улыбаясь. Я вежлива и улыбаюсь, хоть и могу сказать, что никто не хочет, чтобы я была здесь. Затем я вижу Сэма, прислонившегося к перилам, ведущим наверх, в спальню. Его руки сложены на груди. Он бросает взгляд мне за спину, в поисках Питера, но Питера нет.

Сэм подходит к нам.

–Я говорил тебе, что найду и верну ее. Рад видеть тебя, сестренка, – Сэм наклоняется и быстро обнимает меня. Все думают, что он замечательный, раз привез своенравную сестру домой. Если они начнут аплодировать, то я не смогу справиться с этим.

Я смотрю на отца.

–Что с мамой? Могу я ее увидеть?

Отец берет меня за руку и ведет на кухню. Здесь меньше людей. Тетя что-то готовит на плите. На кухонном столе бесчисленное множество блюд, покрытых фольгой. Мамина коллекция «Поцелуй повара» по-прежнему здесь. Везде, куда я поворачиваюсь, доска или кукла, или фартук, на котором написано: «Поцелуй повара».

Папа подходит на другой конец кухни и выдвигает для меня стул.

–Ты ела? Бет, сделай ей чего-нибудь.

Я машу тете Бет и говорю: нет, но они оба игнорируют меня. Через минуту тетя Бет ставит передо мной тарелку.

–Ешь. Ты слишком худая, – она одаривает меня неодобрительным взглядом и снова поворачивается к плите.

– Пап, что с мамой?

– У нее рак, детка. Он подобрался к нам. Один день она была в порядке, а потом – бац. Мы некоторое время делали химиотерапию, но все тщетно. Она уже живет дольше, чем ожидали врачи, – он говорит эти слова мужественно, будто уже не первый раз.

– Почему она не в больнице?

– Ты знаешь свою мать. Она хочет быть дома. У нас здесь все, что ей нужно. Единственное, что мы упустили, это ты. Она будет рада тебя увидеть.

Я медленно киваю, осознавая все сказанное. Знаю, Сэм говорил, что она умирает, но я не понимала, насколько все серьезно. Желудок скручивает. Я вскакиваю со стула и бегу в ванную, меня рвет, лоб весь в поту. Все оборачивается безжалостной волной. Раскаяние так глубоко, что я не могу осознать боль, потерянное время, ненависть и тот факт, что в глубине души я не простила ее. Где-то глубоко внутри я всегда думала, что будет время, чтобы это исправить. Не осознанная мысль, но она была.

Сейчас нет времени. Я потеряла этот шанс и никогда не получу его обратно.

Глава 24

Онемевшая внутри и снаружи, я сижу на улице, глядя в никуда. Прошло несколько часов с тех пор, как я дома, это слишком много. Эмоции на пределе. Единственная хорошая новость в том, что Дин не появился.

Сэм находит меня сидящую снаружи в одиночестве.

– Привет, Сид.

Я делаю глоток содовой. Меня все еще тошнит. Уже поздно. Большинство людей ушло из нашего дома. Они будут приходить каждый день, пока мама не покинет нас, принося еду и составляя отцу компанию.

– Хочу извиниться за то, что произошло в Техасе. Я должен был знать, что ты вернешься. Я был обеспокоен отцом – тем, что случится с ним, если у тебя не будет шанса попрощаться. Он слишком много улыбался в последнее время, словно лишался рассудка. С каждым днем маме все хуже. Она меньше просыпается и меньше говорит. Ты то, что он хотел дать ей, прежде чем она умрет.

В любом случае, мне жаль, я сделал все не правильно и не должен был приводить Дина.

Мой брат редко извиняется. Мои глаза устали, поэтому, когда я смотрю на него, у меня начинается головная боль.

– Где он, кстати? – я не видела его в доме, а мысль натолкнуться на него в любой момент удерживает меня на краю лезвия.

Сэм смотрит на меня, словно не понимает.

– Где кто? Дин? – я киваю. – Он сюда больше не приходит. Если честно, когда ты уехала, мама сказала отцу, что закопает его в саду и использует сковородку, которой прибьет его, в качестве надгробия. Было довольно эффектно.

Я смотрю на него в шоке. Все это время я думала, что Дин в этом доме с моей семьей. Я уехала, потому что они верили ему больше, чем мне. Сэм не осознает, насколько его слова странно звучат. Он может и мой близнец, но между нами нет ничего общего. Сочувствие не передается через связь близнецов.

Сэм смотрит на меня с усмешкой.

– Что?

– Ты знаешь почему?

Сэм пожимает плечами.

–Без понятия. Она упустила это, когда ты ушла. Возможно, она просто выплеснула это на Дина. Я не знаю.

– Но ты все еще общаешься с ним.

– Да, он ничего не сделал. Он хороший парень, Сид.

Не хочу продолжать с ним этот разговор, так что просто не отвечаю. Я опять смотрю в никуда, пока Сэм не встает и уходит. Дин его лучший друг и всегда им будет. Я задаюсь вопросом, действительно ли Сэм заботится обо мне. Иногда я думаю, что он должен, но когда он говорит такого рода вещи – я уже не знаю.

Отец выходит из дома и зовет меня по имени. Это напоминает о том, как в детстве мы играли на улице после захода солнца, а отец стоял у двери и звал нас домой. В такие вечера, как этот, мама сделала бы помадку, чтобы не было так ужасно заходить в дом. Я всегда была ужасной сладкоежкой.

– Иду, – говорю я и поднимаюсь со скамьи. Я была погружена в размышления, интересуясь, была ли я права или нет, и ждет ли меня мама после пробуждения. Они сказали, что если лекарства притупляют боль, она просыпается. Мне так много нужно сказать ей, но я не знаю, что конкретно скажу.

– Она проснулась и спрашивала о тебе, – папа грустно улыбается. – Я сказал ей, что ты тут, и она улыбнулась. Она годами не улыбалась. Поднимайся наверх.

Перед тем как уйти, я обнимаю его. Отец обнимает меня в ответ, а затем подталкивает, говоря подниматься. Я поднимаюсь по лестнице и иду к спальне родителей. Я бегала по этому коридору в детстве. Если я просыпалась от ночных кошмаров, то бежала в их спальню, чтобы они защитили меня. А теперь все переворачивается с ног на голову. Маму уничтожает ее собственное тело, и никто не может ее спасти.

Я останавливаюсь у двери и тянусь к ручке, не обращая внимания на скручивающийся живот. Моя мама проснулась и возможно в последний раз. Я должна сказать то, ради чего приехала сюда.

Я захожу в ее старую спальню, но она изменилась. Там стоит больничная койка с капельницей. Мама лежит на спине с закрытыми глазами. Тонкое синее одеяло укрывает ее ноги и тянется до груди, но руки лежат сверху. Когда я подхожу ближе, то вижу, что сделал рак с ее возрастом. Она выглядит старой и хрупкой. Когда то полное жизни лицо теперь мертвенно-бледное и опустошенное. Больше нет темных волос, доходящих до плеч. Люди привыкли говорить, что мы похожи друг на друга. Теперь сходства практически нет.

Она не видит меня. Я сжимаю губы и подхожу ближе.

– Мам?

Мама смотрит прямо перед собой, но когда она слышит мой голос, то переводит взгляд на меня. Я делаю шаг в поле ее видимости, болезненная улыбка появляется на ее лице. Улыбка такая простая и так быстро исчезает.

– Сидни. Ты вернулась домой.

Она протягивает пальцы, в попытке дотянуться до меня. Я беру ее за руку.

–Я дома, мам, – горло сжимается, от чего я не могу говорить. Глаза застилают слезы.

Ее голос такой слабый, это почти шепот, но она говорит со мной. Она рассказывает мне о своих садах и спрашивает: прорастают ли луковицы. Уже давно заморозки, но, кажется, она даже не понимает этого. Я слушаю ее голос и проклинаю себя за то, что не приехала раньше. Я сбежала, потому что думала, здесь ничего не осталось для меня. Я не знаю, что случилось, когда уехала, не знаю, почему она отвернулась от Дина.

Я становлюсь на колени у ее кровати и говорю о чем угодно и ни о чем, пока не приходит время для ее процедур. Разговор переходит к Питеру.

– Ты любишь его? – я медленно киваю. – Тогда не отпускай его, – она кашляет, ее тело напрягается от боли. Я хочу, чтобы это не происходило, но не могу ничего сделать. Никто не может. Я потеряю ее.

– Хочешь, чтобы я помогла тебе?

– Нет, – она сильнее сжимает мою руку. – Я должна кое-что сказать. После твоего побега, я нашла твои дневники. Читала их. Хотела знать, что такого ужасного я сделала, из-за чего ты сбежала, – она так слаба. Ее слова сопровождаются слабыми вдохами, словно она не может дышать.