Как приручить принцессу (СИ) - Блум Хельга

— Розовые лепестки берите. Берите розовые лепестки. Варенье замечательное сварите.

— Мужчина, ну куда вы? Вы же перцы не купили!

— Мне не нужны перцы, — неуверенно тормозит у прилавка мужчина.

— Как это не нужны? Перцы всем нужны! — возмутилась торговка. — Сплошные витамины!

— Так ведь рано еще для перца, — пытается ускользнуть без покупки он. Этот ссутулившийся субъект с залысинами и в не по сезону теплой коричневой куртке не может противостоять бойкой продавщице с хорошо подвешенным языком. У него нет ни единого шанса. Уйдет домой с перцами.

За бурной базарной жизнью я наблюдала с легким страхом. Слишком уж все здесь шумные и уверенные. Они кричат, они шумят, они активно предлагают свой товар и торгуются. Я так не умею. Вон там на углу стоит пара мальчишек, старшему едва ли больше девяти лет. Они продают зелень. Окликают каждого прохожего, предлагая зеленый лук, базилик, розмарин, укроп и майоран по низкой цене. Даже дети делают это. Неужели я не справлюсь?

Длинные ряды прилавков ломятся от фруктов и овощей. Торговля идет оживленно. Расправив плечи, я подошла к свободному месту. Аккуратно поставила корзину на дощатый прилавок, отполированный десятками, сотнями корзин и мешков. Поправила косынку. Прочистила горло.

— Еже… кхм.. Ежевика, — тихо пробормотала я, краснея до корней волос.

Ничего постыдного в торговле нет. Лестерус, да половина моих предков занималась либо торговлей, либо разбоем. В высшем свете принято делать вид, будто аристократы появляются на свет в аккуратных крестильных рубашечках с оборочками и с серебряной ложечкой во рту, но мы отличаемся от нуворишей лишь тем, что наши предки разбогатели на пару-тройку столетий раньше.

Ничего постыдного в торговле нет. И все равно у меня внутри все сжималось от одной лишь мысли, что я должна предлагать свой товар людям, должна громко окликать их и зазывать.

— Ежевику покупаем, — падающим голосом сказала я и совсем уж тихо прошептала: — Вкусная ежевика.

— А ты тут что делаешь? — трубно прогремела соседка слева, заставив меня вздрогнуть всем телом. — Кто такая? — требовательно спросила она.

— Эйлин, — со всем достоинством, какое смогла наскрести, ответила я. Выпрямившись, я стояла у своей корзины с ежевикой, крепко сжав ручку. Сама не понимала, я поддерживаю корзину или она меня.

— Эйлин, — пробормотала крупная женщина с убранными в тугой пучок темно-рыжими волосами. Ее накрашенные бордовой помадой губы скривились, когда она повторила, будто пробуя на вкус: — Эйлин. Ты чья?

— Я? — пискнула я и даже оглянулась, чтобы проверить, точно ли эта женщина обращалась ко мне. Какая-то уверенность и властность, заставлявшие бояться больше, чем моего отца и Дроздоборода, были в ней. Вспомнив свой пустой дом, где вскоре придется питаться ласточкиным семейством и лягушками, я задрала подбородок и отчеканила: — Своя собственная. Я здесь торгую ежевикой, мадам.

— Мадам, — повторила она, то ли восхищенно, то ли возмущенно. — Надо же… А место Марнии ты зачем заняла, своя собственная торговка?

Отчаяние способно вселять мужество не меньше, чем что-либо иное. Отчаяние не позволило мне извиниться и убраться прочь со своей корзиной и жалкими планами на жизнь.

— Это место не было подписано. Никакой Марнии здесь сейчас нет, а я есть. И мне нужно скорее продать свою ежевику, пока она не потеряла товарный вид. С вашего позволения, — добавила я в конце, смазав свой уверенный вид.

Торговка выглядела так, словно готова меня ударить или еще что-то похуже. Примерно мгновение я думала, что она так и поступит, а потом она почти добродушно фыркнула и сказала:

— Марния сегодня рано распродалась, так что можешь остаться. Но в следующий раз на чужое место не суйся, иначе отхватишь по первое число.

Облегченный выдох вырвался у меня. Кажется, до прямой конфронтации не дойдет. Не уверена, что смогла бы дать достойный отпор. Впрочем, как знать, может, я уже дошла до нужной точки.

— Покупайте ежевику! — голос предательски сорвался, поэтому получилось что-то вроде «покупайте еже..»

Я огляделась. Люди продавали и покупали. Если буду отмалчиваться, обо мне никто не узнает, у меня ничего не купят и уйду я домой с ежевикой, которая от еще одного путешествия превратится в неаппетитную кашу.

— Ты бы стаканами ее продавала, — коротко бросила рыжая соседка, одновременно взвешивая одному покупателю зеленый горошек, другому отсчитывая сдачу, а третьему протягивая бумажный пакет для помидоров. — Тогда и покупали бы лучше.

— Но у меня нет стаканов, — смущенно пробормотала я. Собственная некомпетентность заставляла меня чувствовать все большую и большую неуверенность.

— Можешь купить в магазинчике Гнада, — кивнула она куда-то в сторону, ни на секунду не отвлекаясь от своего занятия. — Бумажные стаканы продаются по десять фартингов за упаковку.

Денег у меня не было. Оставалось только торопливо поблагодарить и надеяться, что кто-то купит целую корзину ежевики. Собственно, именно так я и поступила.

— Ежевика! Замечательная ежевика!

В толпе мелькнул высокий мужчина с темными волосами и у меня замерло сердце. На какую-то долю секунды я подумала, что это Дроздобород. Подумала, что он пришел поиздеваться, пришел опустить меня и унизить еще сильнее. Этот мужчина заставлял меня чувствовать себя беспомощной и никчемной. Брошенной. Мысли закономерно обратились к Лаэрту. Где же он? Мне известно, что он ушел в город, но что случилось с ним дальше? Мизил слишком большой город, чтобы ходить и опрашивать прохожих, не видели ли они привлекательного мужчину в кожаной куртке. Слишком большой город и мой муж мог оказаться в любом его уголке.

— Покупайте ежевику.

— Почем? — коротко бросила растрепанная молодая женщина с красным лицом и плюхнула свои сумки у прилавка.

— Всю корзину можете забрать за… — я глубоко вздохнула, готовясь озвучить цену. Прежде чем приступить к торговле, я прошлась по рынку, изучая цены на ежевику, так что знала, какую цифру нужно назвать. Но легче от этого не становилось. — Двенадцать гиней за все, — выпалила я.

Двенадцать гиней это сто двадцать фартингов, это тысяча двести медяков. Двенадцать гиней это сущие пустяки. Мое платье стоит в десять раз дороже. Двенадцать гиней это огромная сумма. Это сыр, хлеб, масло, мясо, овощи, молоко, зелень. Еда, которой можно набить мой пустой желудок.

— Дорого, — проворчала женщина. — Она же у вас подавленная вся.

«Как и я» — пронеслась в мозгу нелепая шутка.

— Если вы пройдете по рынку, то убедитесь, что такой объем вам продадут не меньше, чем за пятнадцать гиней, — описывала преимущества я. Хотелось отдать ей эту корзину и забиться куда-нибудь в угол. Я не умею торговать. Нелепая и неловкая Эйлин, из которой никогда не получится торговка. Ну, разумеется. Мне ведь полагалось сделать хорошую партию, родить пару ребятишек (дети ведь и умирают, так что непременно нужен запасной наследник), а потом не высовываться и заниматься своими делами. Вместо этого я здесь, в чужом городе стою за прилавком и пытаюсь заработать немного денег.

— Ну, не знаю, — с сомнением протянула покупательница. — На пирог, может, сойдет, конечно… Плачу десять гиней.

— Согласна, — быстро проговорила я. Настоящие живые деньги в моих руках! Возможность купить еды, а если повезет, то и что-нибудь из одежды. И стаканы. Непременно нужны стаканы. В следующий раз буду продавать в них. Так выйдет выгоднее.

Покупательница долго копалась в потертом кожаном кошельке, вылавливая медяки и фартинги. Потом целую вечность считала и пересчитывала монеты. Когда, в конце концов, она потянулась к корзине, я была так счастлива, что не сразу сообразила что к чему.

— Погодите! Ежевика продается без корзины.

— Как без корзины? А что же, я ее в руках понесу? Вы как себе это представляете, девушка? — возмутилась покупательница.

— В магазинчике у Гнада вы можете приобрести какую-нибудь тару.

— Нет, ну надо же! Если уж продаете втридорога товар, так могли бы и обеспечить и емкость! Знаете что, ничего я у вас брать не буду. Забирайте свою ежевику, отдавайте мои деньги!