Хозяин теней. 5 (СИ) - Демина Карина

Нет, сами мы тоже можем поискать, но я вот слабо представляю, с какой стороны за такие поиски браться. Да и возможности у нас пожиже, чем в охранке. Так что новой встрече быть, тут никуда не денешься. Но этой чуть позже.

Отойти надо от поездочки. И посоветоваться.

— Тут… — Мишка развернул кружку ручкой в другую сторону. — Ребята говорили, что Гвоздецкий, который скобяные лавки держит, дом новый построил. А старый продавать надумал…

— Дорого станет, — нет, деньги у нас имеются. А с алмазным запасом папеньки не на один особняк хватит, но как-то это богатство внезапное придётся объяснять.

— Можно через заём оформить… — Татьяна вытянула руку. — Процент, конечно, выйдет немалый, но…

Но прикрытие хорошее.

А что? Часть суммы с остатков наследства, о котором было заявлено, а остальное — долг. И выплаты…

— Дадут ли, — Мишка потер переносицу.

— Дадут. Николай Степанович, если понадобится, выступит поручителем…

И на щеках Татьяны проступил румянец.

Надо же…

А ведь целителю и вправду не откажут.

— Тогда завтра дом посмотрим, — Мишка сказал слово и вздохнул с облегчением. — А то я и сам тут чувствую себя… чужим, что ли?

[1] Реальное объявление о сдаче

[2] В доходных домах стоимость квартиры во многом зависела от этажа. Так, на 1–2 селилась публика обеспеченная — врачи, преподаватели ВУЗов, торговцы, юристы, чиновники. Случалось, что на 1 этаже устраивали магазин, а семья жила над ним, на 2. Квартиры 3 этажа считались «барскими». В таких апартаментах были ковровые дорожки, много просторных комнат, антикварная мебель и даже оранжереи. Стены квартир снаружи были украшены лепниной или мозаикой. Часто в объявлениях указывалось, что сдаётся такое жильё «только дворянам». Выше, на 4–5 этажах находились квартиры для публики победнее. Минимальная площадь и минимальное же убранство. Стоимость квартир тоже весьма отличалась. Так, барская квартира в 5 и более комнат в Петербурге стоила бы 165–415 рублей в месяц, расположенная на первых этажах уже — 45–75 ₽, а вот самая простая — 16–21 ₽ В Москве цены были ниже. Для сравнения, зарплата рабочего в среднем была около 15 ₽ в месяц.

[3] История действительно обычная. Красивые девушки из числа прислуги часто привлекали ненужное внимание. К сожалению, когда случалась беременность, то виноватой объявляли именно девушку, которую и выгоняли на улицу. В приличном доме не могло быть незамужней беременной прислуги. Существует картина, запечатлевшая такой вот момент, Ярошенко Николай «Выгнали», 1883.

Хотя несправедливо будет сказать, что всегда речь шла о насилии. Порой в объявлениях и на собеседованиях с прислугой намекали на «доплату за красивое личико», что трактовалось и понималось весьма определённым образом.

[4] Тоже правда. Далеко не все женщины, занимавшиеся проституцией, хотели возвращения к нормальной жизни. Проститутки на первых порах получали в разы больше, чем те же горничные и прислуга. Это создавало иллюзию выгодности профессии.

Глава 14

Глава 14

Таким образом можно сказать, что за прошедшие десять лет казённые расходы на здравоохранение резко выросли: с 44 млн руб. до 145,1 млн. Также в значительной мере увеличились субсидии земствам. Прежде предоставлявшиеся время от времени, к сегодняшнему дню они стали регулярными…

Из отчёта ревизионной комиссии. [1]

— То есть, — Татьяна замерла со щёткой для волос, которую стиснула так, будто собиралась треснуть мне по голове. — Отец… похитил чью-то семью, использовал, принуждая к работе, а потом бросил их, оставив умирать? И… и устроил тайную лабораторию, где проводил незаконные опыты на людях?

Свет электрической лампы ложился на скатерть аккуратным жёлтым кругом. И в нём поблескивал серебром поднос, а фарфоровый кофейник отливал перламутровым блеском.

— Не совсем на людях, — я устроился на полу, на мягком ковре, который было приятно гладить. — Точнее если кто-то узнает, то скажут, что дикари — вовсе не люди. Они и похожи весьма отдалённою Но как по мне — они вполне разумны.

Светочка ушла к себе. У неё были тетради для проверки, и планы уроков, и ещё дневник, куда она каждый вечер записывала свои размышления. А может, просто ссылалась на занятость, позволяя нам поговорить о своём.

Не знаю. Не подсматривал.

— Это всё равно мерзко… — рука вздрагивает. — Отвратительно… если об этом узнают… такое пятно не смыть.

— Узнать об этом не должны. Миша, покажи.

Пусть трупы мы оставили в доме, но вот мёртвую воду прихватили, перелив в бутылку из-под «Нарзана». Здесь, в нашем мире, вода выглядела этакой белесой тусклой жижей.

Тяжеленной, к слову.

— Как она действует? — Татьяна коснулась пальцами бутылки.

— Без понятия, — Мишка держал бутылку обеими руками. — Я только слухи вспомнил, но там без подробностей. Честно, даже не уверен, что пересказал, как слышал. По-хорошему, это бы изучить.

Не хватало.

Нашей семейке и одного учёного за глаза.

— Если бы… возможно… Николай Степанович мог бы сказать… — задумчиво протянула Татьяна.

— Нет, — я покачал головой. — Тань, не обижайся, но если эта штука и вправду такая ценная, надо самим как-то. Чтобы понять.

— Самим? И каким же образом? Найти людей и… экспериментировать? — голос сестрицы был спокоен и холоден. Аж до печёнок пробрало.

— Нет. Но… — я прикусил губу. Думал я. И над этой жижей непонятною, и в целом-то. — Смотри, если эта штука и вправду чего-то там лечит, то… нам оно нужно. Вдруг она поможет?

Тимохе.

Тому Тимохе, который словно замер в этом своём пограничном состоянии. И да, быть может, нужно время. Просто время. Много времени. Сколько? Этого никто не знает.

Год?

Два?

Десять? И прогнозы Николя не сбывались. Да, Тимоха, грубо говоря, научился есть и подтирать себе задницу. Но и только. И то ощущение, что он вытащил из памяти эти вот застольные манеры с салфетками, вилками и ложками разных калибров, которые использовал строго уместно.

Он рисует отлично.

И произносит уже два десятка разнообразных звуков. Но в глазах всё одно пустота. И ощущение такое, что он достиг какого-то странного равновесия и теперь то ли не хочет, то ли не может его нарушить. Поэтому…

— Нет.

— Тань, я не собираюсь давать это Тимохе вот так сразу. Я же понимаю… это может быть лекарство, а может — и отрава, которая его добьёт. И даже если лекарство, то…

У любого лекарства есть дозировка.

И побочка.

И второе меня смущает даже больше, потому как получено оно не из ромашек с березовыми почками, но из живых существ, из которых выкачали то ли силу, то ли душу, то ли всё и разом. Поэтому… не может такое, чтоб и без побочки.

Но и отворачиваться от шанса нельзя.

— Тогда как?

— Ты же в госпитале работаешь, — я банку отодвинул. Надо будет закопать её куда-нибудь, а то вдруг радиоактивна. — Туда ведь разные случаи попадают. И порой такое бывает, что твой Николя не способен помочь. Понимаешь?

— Ты хочешь подождать кого-то, кто не имеет шансов на выздоровление? — всё-таки сестрица у меня умная. Сообразила. — Кого-то, кто всё равно обречён? И попробовать?

— Да. Сперва каплю там или две… и посмотреть, работает ли. Как работает. Или вообще… может, смысла и нет.

Тишина.

Комар звенит где-то под потолком. И с тихим щелчком сдвигается с места минутная стрелка.

— Это… всё равно это как-то… — Татьяна откладывает щётку. — Не знаю. Мне неприятно даже думать о таком.

Понимаю.

Потому что граница уж больно тонкая.

— Если бы ещё человек знал… мог бы выбрать…

— Тань, — я взял её за руку. — Чтобы он знал, нельзя… он ведь молчать не станет. А оно нам надо? Если вдруг сработает. Наоборот… лучше бы, чтоб об этом никто и никогда.

И потому Николаю Степановичу о ней рассказывать не хочется. Нет, он хороший человек. Самоотверженный. И в целом-то… но что-то есть у меня подозрение, что не всё так просто.