Улыбка пересмешника - Михалкова Елена Ивановна

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63

Закрывая голову скрещенными руками, Семен попятился под градом ударов, и когда под ногой его исчезла опора, пошатнулся, вскрикнул, пытаясь удержать равновесие на краю ямы, и в ту же секунду кулак попал ему по носу.

В глазах у Сеньки потемнело от боли. Взбесившись, не разбирая, куда бьет, он выбросил вперед ладонь и ребром попал по чему-то мягкому.

– Ау-у-у!

Идиот взвыл визгливым голосом и обрушился на Семена всем весом. Оба полетели в яму, покатились по склону, обдираясь о сучья, и свалились на дно, врезавшись друг в друга. В живот Сеньке попали то ли локтем, то ли коленом, и изнутри его скрутило, а на затылке расплылось что-то горячее.

Сперва у него мелькнула глупая мысль, что он упал головой в теплую лужу, и Сенька даже представил ее себе: темную воду в асфальтовом углублении, прогретую солнцем, с плывущей в ней бензиновой радугой. В нос ему ударил привычный машинный запах. Но в следующий миг пришло осознание, что он не в городе, а в лесу, где неоткуда взяться ни бензину, ни асфальту, ни даже луже, потому что последний дождь был неделю назад.

Бензиновая радуга от этого не исчезла – только теперь переместилась и возникла у него перед глазами: мерцающая, перетекающая из одного цвета в другой, шибавшая в нос смолой и отчего-то уже не бензином, а резким потом, от которого хотелось чихнуть. Сенька сморщился, и от этого простого действия провалился туда, где не было даже радуги – только сплошная ровная чернота, пахнувшая чужим страхом и долю секунды звучавшая для него как затихающее скуление.

Татьяна услышала поскуливание из сарая, когда возвращалась с огорода, отряхивая на ходу от земли вырванный из грядки пучок луковиц. От удивления она застыла на месте, и сухой комок брякнулся ей на ногу. Нахмурившись, Таня оглянулась на теплицы, в которых сквозь пленку мутнели два силуэта, и подумала, не позвать ли отца, но в следующую секунду решила, что выгонит собаку и сама. Правда, она побаивалась собак, но просить о помощи отца не хотелось. Да и мать тоже.

Она зашла в полутемный сарай и постояла, дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте. Поскуливание прекратилось, и Таня настежь распахнула дверь, надеясь, что собака выскочит сама. «А вдруг сука щенится? Тогда не выскочит». На всякий случай Таня нащупала слева от косяка старую лопату и перехватила древко покрепче.

В углу зашевелилось, и вдруг она поняла, что никакая это не собака, а ее Лешка – сидит там, обхватив колени руками, и плачет, будто скулит. Она ахнула, отбросила ненужную лопату в сторону и бросилась к нему.

– Господи, Алешка! Маленький мой, что случилось?

Она торопливо ощупала его голову, пробежала пальцами по спине, грудной клетке... Он был мокрый и холодный, и Таня не сразу сообразила, что он снова плавал, хотя ему строго-настрого это было запрещено.

– Ты что, тонул? Леша!

Она немного успокоилась, убедившись, что у него ничего не сломано. Но вгляделась в его лицо, и ей снова стало не по себе: через правую щеку у него тянулись длинные кровоточащие царапины, на лбу запеклась кровь, а на скуле темнело что-то – то ли грязь, то ли синяк, она не могла разобрать в темноте.

Брат протянул к ней руки, и Таня сперва подумала, что он просит помочь ему встать. «Деревенские избили? Упал? Что-то болит?» Мысли сменялись в ее голове одна другой, пока она обнимала его, перехватывала чуть повыше локтей, поднимала, скривившись от напряжения, – все-таки он был очень тяжелый...

И оборвались, как веревка под тяжелым грузом, стоило ей разглядеть рукава его длинной футболки.

Они были в розово-красных потеках, и текло с них розовым, темным, словно разведенным в воде смородиновым вареньем. Одна капля упала Татьяне на ногу, и она растерянно смотрела, как та стекает вниз и исчезает темным пятнышком в утоптанной земле.

Кровь. Много крови.

Никаких мыслей больше не было – только разрастающееся, огромное удивление.

– Лешка? – протянула она, и удивление сменилось страхом. – Лешка, ты что? Это... твое?!

Но ответ она уже знала. Брат был цел, не считая царапин и синяка. Кровь принадлежала кому-то другому.

– Что случилось? – шепотом спросила она и, когда в ответ он невнятно замычал, отчаянно затрясла его, тихо выкрикивая ему в лицо: – Что?! Что-о?!

Он вырвался у нее из рук, пригнулся, словно боялся, что сестра его ударит, хотя она никогда не била его, и торопливо заковылял к выходу.

– Стой!

Но он выскочил наружу и остановился, закрыв лицо ладонями, чтобы не слепило солнце. Выбежавшая за ним Таня увидела, что по тропинке к дому возвращается мать, и затащила брата обратно, толкнула на кучу старого прелого сена.

– Сиди тут! Тихо!

Таня зажала ему рот рукой, и он зажевал толстыми губами, как теленок, и подставил затылок детским движением, как делал всегда, когда хотел, чтобы она его почесала. Пока она водила свободной ладонью по его затылку, он силился что-то сказать, но ему мешала ее рука. В конце концов он отпихнул ее и выдавил, выпуская слова изо рта вместе с пузырьками слюны – когда волновался, речь давалась ему тяжело, и даже собственное имя он не всегда мог выговорить:

– Та-а-ам... Обидел!

– Кто? Кто тебя обидел?

– Та-ам! Обидели Лешу!

Он шмыгнул носом и махнул рукой в сторону двери.

– А Леша его – так! Ы-ы-ы!

Он показал, как именно сделал Леша, и у Тани похолодело внутри. «Подрался с кем-то... ударил его... Но почему кровь???»

– С кем ты подрался, Алеша? – тихонько спросила она, следя за голосом, чтобы не напугать его. – С мальчиком?

Он, мыча, замотал головой, и на нее полетели брызги с его мокрых волос.

– С девочкой?

Снова отрицательное мычание.

– С дяденькой?

– Дя-дя! Бо-бо дядя! Дядя Алешу бо-бо!

Таня опустилась на землю и с минуту мучительно соображала, что делать дальше. Наконец, решившись, выглянула наружу и, увидев, что мать скрылась в доме, потянула брата за рукав.

– Вставай!

Он не сразу, но поднялся и послушно пошел за ней.

– Леша, пойдем туда, где ты с дядей дрался. Понимаешь?

Он закивал, но глаза у него стали мутные, и Тане пришлось повторить еще несколько раз, прежде чем она убедилась, что он действительно ее понял.

– Ку-ре-оша!

– Тише, тише! Знаю, что Куреша! Побежали.

Она выскользнула из сарая, поманила его следом, прижала палец к губам. Он уже улыбался, включившись в ее игру: они частенько бегали друг за другом тихо, как мышата, чтобы не слышали отец и мать. Вот и сейчас они прокрались мимо дома, выскочили на улицу, с которой полуденный июньский жар прогнал всех, даже ленивых кур, и пустились бежать в сторону Куреши.

У реки Алеша отодвинул сестру в сторону и уверенно пошел видимой ему одному тропинкой. «Не первый раз уже здесь... – отметила Таня, осторожно ступая за ним босыми ногами. – Господи, а это что?»

В зарослях осоки лежала широкая доска. Мальчик ухватил ее за край, потащил, кряхтя от натуги, и бросил Татьяне под ноги.

– Ты на этом плыл?! Куда?

Ответ был ясен ей без слов, и жест брата – он махнул рукой в сторону острова – оказался лишним.

Снимать платье она постеснялась, и только завязала его узлом между ног. Когда они вошли в воду, Алеша лег на доску и поплыл, широко загребая ладонями, отгоняя воду назад с такой силой, что она бурунчиками закручивалась вокруг края доски, изъеденного короедами. На сестру он даже не обернулся.

Татьяна плавала отлично, но она опасалась, что не справится с течением. Однако они справились. Когда запыхавшиеся брат с сестрой выбрались на берег, то лежали несколько минут, приходя в себя. Алеша встал первым и так же уверенно, как раньше, двинулся вдоль ивовых зарослей. Татьяна побежала вслед за ним, не оборачиваясь, и потому не заметила человека, наблюдавшего за ними издалека.

Они свернули в лес, и Таня ойкнула, наколов ступню опавшими хвоинками. Алеша двигался вглубь, не обращая внимания на иголки, но несколько минут спустя замедлил шаг, а затем и вовсе остановился, виновато оглянувшись на сестру.

Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63