Поглядев минуту-другую на кедровую дощечку и попытавшись представить себе, что зарубок уже не шесть, а семь, Росита оставила это занятие и снова принялась ткать.
А старуха тем временем отложила веретено и сняла крышку с глиняного горшка, который стоял на очаге на небольшом огне. Над горшком поднялось облако пара, и в комнате вкусно запахло: старуха тушила мелко изрубленное вяленое бизонье мясо, крепко приправленное испанским луком и стручками красного перца.
– Жаркое готово, девочка, – сказала она, достав мясо деревянной ложкой и отведав его. – Давай обедать.
– Хорошо, мама, – ответила Росита, вставая из-за своего станка. – Сейчас я приготовлю тортильи.
Тортильи – это лепешки, которые едят только теплыми, вернее, они вкусны лишь теплые, прямо со сковородки, поэтому их пекут в последнюю минуту, когда уже садятся за стол или даже во время еды.
Росита отодвинула горшок и поставила сковороду на угли. В другом горшке уже сварился маис. Росита сняла его и поставила рядом, на каменный столик, потом с помощью продолговатой, тоже каменной скалки быстро превратила разваренный маис в снежно-белое тесто. Отставила в сторону горшок, отложила скалку и погрузила розовые пальчики в тесто. Взяла ровно столько теста, сколько требовалось на лепешку, скатала из него шар, прихлопнула его ладонями, и получился плоский, не толще вафли, круг. Теперь оставалось только бросить его на горячую сковороду, тотчас перевернуть, еще мгновенье – и тортилья готова.
Все это требовало незаурядной ловкости, но Росита все проделала так искусно, что ясно было – она мастерица печь тортильи.
Когда на блюде появилась изрядная стопка лепешек, Росита перестала печь; мать уже разложила жаркое по тарелкам, и обе принялись за еду, не пользуясь при этом ни ножами, ни вилками, на даже ложками. Лепешки были еще теплые, и их можно было согнуть как угодно, они-то и заменяли все эти ухищрения цивилизации, которые в мексиканском ранчо считались совершенно лишними.
* * * *
Едва они успели покончить со своим скромным обедом, как до их слуха донесся какой-то необычный звук.
– Что это? – воскликнула Росита, вскочив на ноги и прислушиваясь.
Через открытую дверь и окна снова проник в комнату тот же звук.
– Да это труба! – сказала девушка. – Наверно, это пришли солдаты.
Она выглянула в дверь, потом подбежала к изгороди и стала глядеть сквозь щели между зелеными столбиками. Это и в самом деле были солдаты. Невдалеке, по двое в ряд, вниз по долине двигался отряд улан. Блеск их оружия и фляжки на пиках придавали им вид веселый и привлекательный. В ту минуту, когда Росита увидела их, они повернули коней, перестроились и, вытянувшись в одну линию, остановились лицом к изгороди, всего в какой-нибудь сотне шагов от нее. Ясно было, что они остановились перед ранчо не случайно.
"Что им тут надо? " – сразу же подумала Росита. Отряды улан часто проходили мимо них по долине, но никогда не приближались к дому, который, как уже сказано, стоял в стороне от дороги. Что же привело сюда солдат? Что заставило их свернуть со своего обычного пути?
Не найдя ответа на эти вопросы, Росита побежала в дом и стала спрашивать мать. Но и та ничего не могла ответить ей; тогда девушка вернулась к ограде и опять стала смотреть в щелку.
В это время один из всадников, одетый наряднее других верно, офицер, – отделился от строя и галопом поскакал к дому. Вот он уже совсем рядом, вот остановил коня у живой изгороди и поверх кактусов заглядывает во двор.
Росита увидела только шляпу с султаном и лицо, но она сразу узнала его. Это был тот самый офицер, который так беззастенчиво смотрел на нее в день святого Иоанна. Перед нею был комендант Вискарра.
Глава XXII
Офицеру, смотревшему поверх изгороди, прекрасно видна была девушка, стоявшая в маленьком садике среди цветов. Она отступила к двери и скрылась было в доме, но обернулась, чтобы позвать Бизона – огромного волкодава, который яростно лаял и готов был кинуться на незнакомца.
Послушный ее голосу, пес, рыча, побежал в дом. Он был очень недоволен и, как видно, хотел испробовать свои зубы на ногах чужого коня.
– Благодарю вас, прекрасная сеньорита, – сказал офицер. Вы так добры, что защитили меня от этого свирепого зверя. Хорошо, если бы в этом доме я боялся только его одного.
– Чего же еще вы боитесь, сеньор? – удивилась Росита.
– Ваших глаз, милая девушка. Они куда опаснее, чем острые зубы вашего пса, – они уже ранили меня.
Росита покраснела и отвернулась.
– Кабальеро, – сказала она, – вы, наверно, приехали сюда не для того, чтобы смеяться над бедной девушкой. Могу я спросить, что у вас за дело?
– Никакого дела, прекрасная Росита, просто я хотел увидеть вас... Нет, нет, не уходите! У меня есть дело, есть... Видите ли, у меня в горле пересохло, я хотел напиться. Вы ведь не откажетесь дать мне глоток воды, прекрасная сеньорита?
Теперь он говорил торопливо и сбивчиво, стараясь во что бы то ни стало удержать девушку, которая уже готова была оборвать этот разговор и уйти в дом. Вискарру вовсе не мучила жажда, и, уж во всяком случае, он не хотел пить, но закон гостеприимства, конечно, заставит девушку принести воды, а там он, быть может, сумеет добиться и большего.
Ничего не ответив на его льстивые речи, Росита вошла в дом и тотчас вернулась с тыквенной чашей, полной воды. Подойдя к просвету в изгороди, который служил воротами, Росита подала воду Вискарре и стала ждать, пока он напьется и вернет чашу.
Не желая показать, что его просьба была только предлогом, комендант через силу сделал несколько глотков, потом выплеснул оставшуюся воду и протянул чашу Росите. Та хотела взять ее, но Вискарра продолжал крепко держать чашу и не сводил с Роситы дерзкого, настойчивого взгляда.
– Очаровательная сеньорита, – сказал он наконец, – вы были так добры! Нельзя ли поцеловать вашу прелестную ручку?
– Что такое, сударь? Отдайте, пожалуйста, чашу.
– Нет, сперва я заплачу за питье. Согласны?
И он бросил в чашу золотой.
– Нет, сеньор, я не могу взять деньги. Ведь я просто исполнила свой долг. Мне не нужен ваш золотой, – твердо закончила она.
– Очаровательная Росита! Вы завладели моим сердцем, почему же заодно не взять и золотой?
– Я вас не понимаю, сеньор. Возьмите, пожалуйста ваши деньги и отдайте чашу.
– Я отдам ее только вместе с золотым.
– Тогда оставьте ее себе, сеньор, – сказала девушка, поворачиваясь, чтобы уйти. – Меня ждет работа.
– Нет, постойте, сеньорита! – воскликнул Вискарра. – Не откажите еще в одной любезности. Я хотел попросить огня для сигары. Вот, возьмите чашу! Видите, она пустая. Вы ведь простите меня за то, что я предлагал вам этот золотой?
Вискарра видел, что девушка оскорблена, и своими извинениями старался успокоить ее.
Росита взяла у него чашу и пошла в дом, чтобы исполнить его просьбу.
Через минуту она вновь появилась, неся на небольшом совке немного жару из очага.
Дойдя до ворот, она с удивлением увидела, что офицер спешился и привязывает коня к столбу.
– Я устал с дороги, – сказал он, когда Росита протянула ему совок. – Солнце так печет! Если позволите, сеньорита, я войду в дом и отдохну немного.
Эта новая просьба была неприятна девушке, но отказать она не могла, и через минуту, звеня шпорами и бряцая саблей, комендант вошел в дом.
Росита следовала за ним, не произнося ни слова. Ни словом не удостоила вошедшего и ее мать – она сидела в своем углу и не обратила на офицера ни малейшего внимания, даже не взглянула в его сторону. Пес, грозно рыча, стал кружить около него, но молодая хозяйка прикрикнула на пса; собака снова улеглась на циновку, но не спускала с незваного гостя злобно сверкавших глаз.
Едва Вискарра вошел в дом, ему стало не по себе. Он видел, что ему не рады. Росита не произнесла ни единого приветливого слова, и старуха и пес ничем не проявили своего гостеприимства. Наоборот, все заставляло коменданта безошибочно чувствовать, что он здесь нежеланный гость.
