Корделия - Грэхем (Грэм) Уинстон
Корделия попыталась судить объективно. У нее было стойкое ощущение, что необходимо отказаться.
— Господи! — взмолился он. — Ведь это такой пустяк! Будь я нищим, неужели вы пожалели бы для меня крошку хлеба? День состоит из двадцати четырех часов, неделя — из семи дней. Если я не внушаю вам отвращения и вы мне сочувствуете, как говорите, неужели вам кажется слишком великодушным — подарить мне двадцать минут в неделю — или даже в две недели?
— Вы выставляете меня жадной и бессердечной.
Он дотронулся до ее руки.
— Я хочу, чтобы вы поняли. Может, это неслыханная дерзость с моей стороны, но я все равно прошу вас.
"Еще немного — и покажется папина мастерская."
— Нет, я не хочу, чтобы вы считали меня скупердяйкой, находящейся в плену условностей.
— Я так не считаю, Корделия. Разве я смею? Как бы я мог любить вас, если бы думал так?
— Все, Стивен, я уже пришла. До свидания.
Он пристально посмотрел ей в глаза.
— В самом деле до свидания?
— Обычно я… навещаю моих родных по понедельникам и через четверг. В хорошую погоду хожу пешком. Если вы действительно… любите меня, как говорите, не приходите слишком часто.
Стивен приподнял шляпу.
— Спасибо. До свидания.
В конце недели в город нагрянул старший Кроссли. И ему не понравилось, как идут дела у его сына. Зная незаурядные деловые качества Стивена, он был сильно огорчен и разочарован.
— Силы небесные, Стивен, я ничего не понимаю! Неужели ты недостаточно имел дел с женщинами, чтобы не понять, что все они одинаковые? Одна отвергла — тем хуже для нее, найдем другую. Ты рос избалованным ребенком, это моя вина, но, кажется, в двадцать шесть лет можно перестать выть на луну и спуститься на землю.
Стивен зажег сигару и спокойно посмотрел на отца.
— Она не такая, как все.
— Ты и раньше так говорил. Луиза была не такая, как все. И Каролина. А как насчет Вирджинии? Она разве не была "не такой, как все"?
— Да, я так думал. А теперь знаю.
— Очень хорошо. Эта… — мистер Кроссли сердито поскреб жирный затылок. — Забыл, как ее зовут.
— Корделия.
— Она, значит, не такая, как все, но, к несчастью, замужем и порядочная женщина. Ты проиграл. Имей мужество признаться.
— Ничего подобного.
— Ну, так еще проиграешь. Я знаю этот тип. Ты будешь лезть из кожи вон — полгода, год, и, в конце концов, как раз тогда, когда ты будешь считать, что близок к цели, она сорвется с крючка и оставит тебя сидеть на берегу, проклиная тот день, когда она родилась на свет.
Красивые карие глаза Стивена были непроницаемы.
— Я люблю ее, папа. Почему бы тебе не называть вещи своими именами?
— Ну ладно, предположим…
— Никаких "предположим". Я все равно не разлюблю ее.
— И куда это приведет?
— Не знаю.
— Вот! Весь год ты будешь суетиться и хандрить, при этом будут страдать интересы дела, то есть мои, а кончится тем, что ты с головой увязнешь в скандальном деле о разводе — с оглаской и, я бы сказал, с душком. Уважаемая публика станет крутить носом, и семейный бизнес окажется там же, откуда мы его еле вытащили.
Стивен угрюмо смотрел на пляшущие в камине языки пламени. Этим утром у него было паршивое настроение. Доводы отца не казались пустячными — они апеллировали к здравому смыслу, который выработался у него за годы проведенные в шоу-бизнесе. Но встреча с Корделией пробудила в его душе другие струны — в отличие от прежних влюбленностей. Доводы рассудка оказались бессильными.
— Послушай, мой мальчик. Почему бы тебе не остановиться на этой стадии? Нам подвернулась возможность купить театр в Бирмингеме, у него отличная репутация; с твоими талантами из него можно сделать конфетку. Я давно положил на него глаз. Что, если я куплю театр и оформлю на тебя дарственную?
Стивен покачал головой.
— Прости, папа, я не в силах сейчас уехать. Спасибо за предложение.
У Патрика Кроссли побагровела шея.
— А если я не оставлю тебе выбора?
— Это ничего не изменит. Ты давно разрешил мне идти по жизни своим путем, и теперь поздно что-либо менять. Если ты меня уволишь, я всегда найду другую работу в этом городе.
Старший из мужчин откусил кончик сигары и швырнул в огонь.
— Не знаю, что с тобой творится. Я лично никогда не терял головы из-за женщины… ну, может быть, один раз… Ладно. Постарайся хотя бы поскорей разделаться с этой историей. И если ты хоть чуточку дорожишь моим добрым именем, не доводи дело до скандала. Обещаешь?
— Приложу все усилия.
— И еще я прошу тебя выкраивать хоть немного времени для работы. Считай это сыновним долгом.
— Хорошо, — сказал Стивен. — Сделаю все, что в моих силах, чтобы дела не пострадали.
И еще один отец разочаровался в сыне, но проявления этого разочарования оказались более завуалированными. Фредерик Фергюсон не привык действовать столь прямолинейно. Его досада выразилась, например, в том, что он раскритиковал бархатное пальто Брука, заявив, что пора покупать новое: мастера на фабрике — и те лучше одеваются. Когда Брук упомянул о написанном весной стихотворении, мистер Фергюсон выразил пожелание, чтобы в следующий раз он посвятил стихи красильням. Стоило Бруку вспомнить о поездке в Блэкпул, как мистер Фергюсон в резкой, обидной форме стал поправлять в деталях.
Обычно заступавшаяся за мужа Корделия в это время находилась в спальне и вышла к столу, когда ссора была уже в полном разгаре.
Бледный, как смерть, Брук стоял перед отцом и отважно отражал нападение.
— Каковы бы ни были твои намерения, папа, все равно ты не имел права так говорить. Мне осточертело постоянное вмешательство в наши дела. Обойдемся без твоих советов. Я не намерен и дальше терпеть издевательства!
— Мой мальчик, тебе нет необходимости повышать голос. А если ты усматриваешь издевательство в любом, отпущенном твоей жене, комплименте… Даже Корделия согласится, что это просто смешно.
— Прошу прощения, — пролепетала она, — я не слышала, о чем идет речь.
— Я сказал, что высоко ценю ваши административные таланты, дорогая. Что это, если не обыкновенная похвала, пусть даже и с долей шутки?
— Ты сказал не только это! — Брук повернулся и выбежал из столовой, с грохотом захлопнув за собой дверь.
Фредерик Фергюсон высоко вздернул брови.
— Молокосос. Невоспитанный мальчишка. Я считал, что мой сын выше таких вещей.
— Э… Фредерик, — отважилась подать голос тетя Тиш, откладывая вышивку. — Мальчик очень чувствителен, вот и все. У него нежное сердце.
— Корделия, я сказал Бруку, что хочу взять вас с собой на фабрику. Вы не пожалеете.
— Спасибо, с удовольствием поеду.
Она почувствовала на себе один из тех долгих взглядов, какими мистер Фергюсон, впав в задумчивость, нередко пугал знакомых — не отдавая себе в этом отчета.
Наконец он снова заговорил:
— Для человека с практической жилкой такая поездка должна послужить стимулом. Жаль, что вы родились женщиной и в силу этого были лишены возможности развить в себе деловые качества.
Позже, оставшись наедине со старой дамой, Корделия спросила:
— Тетя Тиш, что такого мистер Фергюсон сказал Бруку?
— Ничего особенного. Просто похвалил вас и высказал предположение, что от вас на фабрике было бы больше толку. А Брук пусть сидит дома и присматривает за кухарками.
— О… Не слишком тактично с его стороны.
— В последнее время Брук пытается давать отпор — как Маргарет. Он еще поплатится за это. Брат отыграется на нем.
Бледное, одутловатое лицо тети Летиции выражало крайнюю тревогу. Всем была известна ее преданность племяннику.
— Тетя Тиш, расскажите мне побольше о том времени, когда Маргарет была жива. Я уже полтора года живу в вашей семье, но как будто еще не знаю вас как следует — разумеется, за исключением Брука. Возможно, будь вы откровеннее, от меня было бы больше проку.
Тетя Тиш теребила белый муслин давно вышедшей из моды кофты, прилагая усилия, чтобы сосредоточиться и ответить по существу. Внезапно ее лицо озарилось улыбкой, расслабилось, стало таким, как всегда.
Похожие книги на "Корделия", Грэхем (Грэм) Уинстон
Грэхем (Грэм) Уинстон читать все книги автора по порядку
Грэхем (Грэм) Уинстон - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.