Прятки в облаках (СИ) - Алатова Тата

Маша о подвигах брата ничего не слышала и зашлась от смеха. Приворожить Фею-берсерка, беспощадную и мускулистую тренершу, ну надо же!

— Костик у нас бестолочь, — с нежностью признала она. — В прошлом году он…

— Вставайте уже, — перебил ее Дымов, подавая руку. — Есть же стулья, в конце концов. Еще воды?

Она помотала головой — возвращение к реальности отдалось ноющей тревогой в груди.

— Маша, — проникновенно произнес Дымов, бережно подняв ее с пола, и она насторожилась. Не привычная «Мария» и даже не «Рябова» — ох, не к добру такая внезапная фамильярность. — А давайте мы пока вашей семье ничего сообщать не будем.

Началось!

— С чего бы это, Сергей Сергеевич? — нахмурилась Маша.

— Ну мы же не знаем пока толком, что именно сегодня у менталистов бабахнуло. Может, это вообще был чей-то ночной кошмар.

— Чей? — уныло переспросила она. У репутации ее отца была и оборотная медаль: связываться с ним никому не хотелось. Проблем потом не оберешься.

Военный офицер в отставке, мастер боевых искусств, заслуженный-перезаслуженный наставник, он не отличался покладистым нравом, а уж на пенсии и вовсе стал на диво своенравным.

«Никакого удержу нет», — жаловалась мама, когда отец снова рвался кого-то там обличать и карать.

— Ну вот хотя бы вашего брата, Константина, — пожал плечами Дымов. — Или ухажера, Рябова. Или… впрочем, надо уточнить радиус воздействия.

— Нет у меня никакого ухажера, — буркнула Маша, — а Костику вообще не до меня! Он из всех братьев самый младший, балованный. У него бурная студенческая жизнь, понимаете ли, он тут берсерков привораживает, я его и не видела с начала года. С чего бы ему такую жуть представлять?

— Я обещаю, — мягко проговорил Дымов, как будто говорил с капризной воспитанницей детского сада, — что доведу ситуацию до сведения ректора и декана ментально-когнитивного факультета. Они обязательно разберутся с тем, что случилось. Но пока мы обойдемся без группы поддержки, да?

— А потом поздно будет, — Маша изобразила, как машет ножом и тотчас зажмурилась от страха.

— А что, Рябова, у вас есть смертельные враги?

А что, если бы они вдруг завелись, то оповестили бы об этом в письменном виде?

Но в словах Дымова был резон: некому было желать тихой Маше смерти, тем более такой кровавой. Вся эта дичь не могла быть реальной, глупость какая-то.

Расхрабрившись, Маша поднялась со стула и сухо кивнула Дымову.

— Да нет никаких врагов, Сергей Сергеевич, откуда. Хорошо, я дождусь результатов университетской проверки.

— Вы очень здравомыслящая девушка, — с облегчением улыбнулся Дымов.

Здравомыслящая там или нет, однако стоило Маше добраться до комнаты в общаге, как действие волшебной водички и закончилось. Она рухнула на свою кровать у окна, радуясь, что соседки еще не вернулись, накрылась одеялом с головой и принялась дрожать от страха.

А вдруг в университете завелся маньяк?

В то, что Маша действительно кому-то умудрилась перейти дорогу, не верилось. Она даже не спорила никогда.

Ну, может, иногда — с Федей Сахаровым, но это по делу! Они второй год соревновались за первое место на курсе и время от времени схлестывались по учебным вопросам. Но Федя был таким лопоухим, что на убийцу никак не тянул. Да в такой смешной круглой голове все равно ничего, кроме учебников, не помещалось, а в этом году его, к тому же, совершенно перемкнуло на выборе специализации.

Или вот Китаеву Маша на прошлой неделе сказала что-то резкое, но от других девушек он и не такое слышал, потому что был хамом и при этом мнил себя ловеласом. Она сама видела, как однажды Таня Морозова впечаталась в китаевскую лапу шпилькой, он потом неделю хромал.

Больше никаких конфликтов Маше на ум не приходило.

Хлопнула дверь, и веселый Викин голос звонко произнес:

— Вот и тихая мышь наша Маша, на Грекова глаз положила!

Рывков сев на кровати и сбросив с себя одеяло, Маша уставилась на опешивших от неожиданности соседок.

— Кто сказал, что на Грекова? Кто решил, что положила? — резко спросила она.

Аня и Вика растерянно переглянулись.

— А, ты здесь, — пробормотала Аня, — мы не заметили.

Университет придерживался той точки зрения, что студентов с разных курсов и факультетов можно и нужно перемешивать в одном котле. С Аней, четверокурсницей с хозяйственно-бытового, Маша жила с прошлого года. Вика, хорошенькая кудрявая хохотушка, поступила только этим летом, заменив выпустившуюся Олю Ортикову, голосистую красотку, распевавшую по утрам оперные арии.

Маше не было дела ни до кого из них, у нее не хватало времени и желания принимать участие в бесконечном чириканье.

«А у Дины новый хахаль, а Ленка снова губы поменяла, а Вика совсем чокнулась»… Блаблабла. Ну что в этом может быть интересного?

Поэтому обычно Маша делала вид, что она человек-невидимка, и ее неожиданное появление из-под одеяла озадачило девчонок.

Так-то они не были вредными, просто утомительными.

— Ну, — Вика замялась, — Маш, ты только не расстраивайся, ладно?

Что, интересно, ее может расстроить больше, чем сцена собственного убийства?

— Просто в столовке, — подхватила Аня, бегая глазами, — ну, нам запрещено смотреть, да только ведь оно р-р-раз и выскочило из ниоткуда.

— Та-а-ак, — преисполненная мрачными догадками, протянула Маша. — Что выскочило?

— Ну видение… или фантазия, кто его знает, что там у менталистов убежало. Как Андрюша Греков тебе цветы дарит… А сам на одном колене стоит, вот потеха, — Вика толкнула Аню локтем, и та поспешно заткнулась, для верности прикусив губу.

— Какие цветы? — быстро спросила Маша.

— А? — Вика моргнула. — Ирисы вроде.

Застонав, Маша снова рухнула на кровать, уткнувшись лицом в подушку.

Про ирисы она мечтала этим утром — вот на семинаре Глебова и мечтала! Увидела у Морозовой платок с этими цветами и сменила в своих грезах красные розы на сиреневые ирисы. Так ведь приятнее.

Значит, не кошмары.

Значит, мечты.

При том совсем свежие, буквально, сегодняшние.

— Маш, да не переживай ты, — бодро сказала Аня. — Да Грекова вообще все хотят. Это еще повезло, что все прилично обошлось, без эротики. Аринка вон в коридоре ругается, что на нее какое-то порно выскочило, стыдоба, говорит, она приличная девушка.

— Аринка приличная девушка? — хмыкнула Вика. — Да она каждый день в стельку, собственную кровать найти не может, вчера в душевой заснула.

— Правда, что ли? — оживилась Аня.

— И что, — с отчаянием вопросила Маша, — много народа в столовке было?

— Раз два и обчелся, — жалостливо соврала Вика.

— А, может, это вообще грековская фантазия, не моя?

— Конечно, грековская, — фальшиво заверила ее Аня.

Ах, чтоб их.

Всем же понятно, что если Греков и представляет себя с кем-то, то вовсе не на одном колене и с букетом.

На Андрюшином видении, как пить дать, присутствовало бы черное кружевное белье или еще что похлеще.

— А Ленка из соседней комнаты у нас с ментально-когнитивного, да? — уточнила Маша, размышляя о том, а не сменить ли ей внешность.

— Вроде да, — неуверенно пожала плечами Вика, — только она злая всегда, как собака, не подходи — укусит. На что она тебе сдалась-то?

— Маш, все всё забудут уже завтра, — Аня зашвырнула сумку с учебниками в угол и плюхнулась на свою кровать. — А ректорша тоже хороша — отвернуться, говорит, полагается, покинуть помещение. А они же прям из ниоткуда выскакивают! Что теперь, весь день с закрытыми глазами шлендрать?

Маша ничего не ответила, не в силах решить, отчего ее быстрее Кондратий хватит: от ужаса или позора.

От души проревевшись под приглушенно-тактичные разговоры девчонок, она все же собралась с силами и решила, что она сама себе кузнец. Циркуль, как и ректорша, как-то не внушали ей доверия. У них и без нее хаос. Какое им дело до второкурсницы Рябовой, когда весь университет ходуном ходит.