Лети, светлячок - Ханна Кристин

Мара.

Джонни рванулся к телефону:

– Алло!

– Я могу поговорить с Кейтлин Райан?

Гребаные торговцы. Они что, базы данных не обновляют?

– Кейтлин Райан умерла почти четыре года назад. Удалите ее имя из списков, – сухо сказал Джонни, ожидая услышать: «В вашей семье вы планируете бюджет?» Однако ответом ему было молчание, и Джонни не выдержал: – Кто это?

– Джерри Мэлоун, полиция Сиэтла.

Джонни напрягся.

– И зачем вам Кейт?

– Произошел несчастный случай. В бумажнике жертвы обнаружили телефон Кейтлин Райан и просьбу связаться с ней в случае необходимости.

Джонни сел на кровать. В мире остался лишь один человек, который в экстренном случае захотел бы связаться с Кейт. Что она еще натворила? И кто в наше время хранит в бумажнике записку с экстренным номером телефона?

– Это Талли Харт, да? За руль пьяная села?.. Потому что если…

– Сэр, я не владею этой информацией. Мисс Харт госпитализировали в больницу Святого Сердца.

– Все так плохо?

– Не знаю, сэр. Вам следует связаться с больницей.

Джонни повесил трубку, нашел в интернете номер больницы и позвонил. Минут через десять его наконец переключили на нужного сотрудника.

– Мистер Райан? – спросила женский голос. – Я правильно понимаю, что вы родственник мисс Харт?

Этот вопрос ввел его в ступор. Сколько они с Талли уже не разговаривают? А вот и вранье. Джонни прекрасно знает сколько.

– Да, – ответил он. – Что случилось?

– К сожалению, сэр, мне не все известно, но ее сейчас везут к нам.

Джонни взглянул на часы. Если поторопиться, то он успеет на паром, который уходит в 5:20, и тогда до больницы доберется через час с небольшим.

– Я выезжаю. Постараюсь побыстрей.

Лишь когда из трубки послышался гудок, Джонни понял, что не попрощался. Он бросил трубку на кровать. И тут же снова схватился за телефон. Надевая свитер, он одновременно набирал номер. Долгие, длинные гудки напомнили о том, что сейчас раннее утро.

– Алло…

– Коррин, прости, что я так рано, но тут кое-что случилось. Отведешь мальчишек в школу?

– Что стряслось?

– Мне нужно в больницу. Несчастный случай. Оставлять ребят одних я не хочу, а к тебе их отвезти не успею.

– Не волнуйся, – сказала Коррин, – через пятнадцать минут буду у вас.

– Спасибо, – поблагодарил он, – я твой должник.

Джонни прошел к спальне сыновей и открыл дверь:

– Подъем, парни. Встаем, одеваемся, живо.

– А? – Уиллз приподнялся в постели.

– Я уезжаю. Коррин вас через пятнадцать минут заберет.

– Но…

– Никаких «но». Поедете к Томми. Наверное, с тренировки вас тоже Коррин заберет. Я не знаю, когда вернусь.

– Что случилось? – Сонное лицо Лукаса было встревоженным.

Сыновья знали, что такое внезапная беда, и не любили, когда нарушалась размеренность привычной жизни. Особенно склонен к переживаниям был Лукас, который унаследовал материнские тревожность и страхи.

– Ничего не случилось, – твердо сказал Джонни, – просто мне срочно нужно в город.

– Он думает, мы с тобой все еще малыши, – сказал Уиллз, сбрасывая одеяло. – Пошли, Скайуокер.

Джонни глянул на часы. 05:08. Если он не хочет опоздать на паром в пять двадцать, выходить надо немедленно. Лукас слез с кровати, подошел к Джонни и сквозь упавшие на глаза спутанные каштановые волосы посмотрел на отца:

– С Марой что-то?

Разумеется, они переживают. Сколько раз они срывались с места и мчались в больницу к матери? Одному богу известно, в какие неприятности могла угодить Мара. Все они тревожатся за нее.

Джонни и забыл, какими его сыновья бывают мнительными, даже сейчас, спустя почти четыре года. Трагедия никого из них не пощадила. С мальчишками он изо всех сил старался все делать правильно, но даже завяжись он в узел, матери им это не заменит.

– С Марой все хорошо. Это из-за Талли.

– А что с Талли? – переполошился Лукас.

Мальчики обожали Талли. Сколько раз в прошлом году они умоляли отца о том, чтобы увидеться с ней? И сколько отговорок Джонни придумал? Его обдало волной стыда.

– Я пока толком ничего не знаю, но как только выясню, сразу расскажу, – пообещал Джонни. – Давайте-ка собирайтесь, чтобы Коррин вас не ждала.

– Пап, мы ж не маленькие, – буркнул Уиллз.

– Ты нам после футбола позвонишь? – спросил Лукас.

– Позвоню. – Он поцеловал обоих, взял с тумбы в коридоре ключи от машины и оглянулся на сыновей. Двое одинаковых мальчишек, которым пора бы постричься, в шортах и мешковатых футболках, стояли в коридоре и испуганно смотрели на него. Джонни повернулся и вышел на улицу. Мальчишкам все же по одиннадцать лет – уж десять-то минут они способны пробыть дома одни.

Он завел двигатель и поехал к паромной переправе. На пароме Джонни не выходил из машины и все тридцать пять минут нетерпеливо барабанил пальцами по обтянутому кожей рулю.

В десять минут седьмого он свернул на больничную парковку и остановился под неестественно ярким фонарем. До восхода еще полчаса, и город тонул в утренних сумерках.

Джонни вошел в такой знакомый вестибюль больницы и направился к регистратуре.

– Таллула Харт, – хмуро сказал он, – я ее родственник.

– Сэр, я…

– Как Талли? Не тяните. – Прозвучало это так резко, что женщина дернулась.

– Хорошо, – заторопилась она, – сейчас вернусь.

Джонни отошел от стойки регистратуры и принялся мерить шагами вестибюль. Господи, как же он ненавидит и это место, и его запах, такой знакомый.

Он уселся на неудобный пластиковый стул и стал нервно постукивать ногой по линолеуму. Шли минуты, и каждая понемногу выдавливала из него самообладание.

За прошедшие четыре года он научился справляться без жены, которую любил больше всего на свете, но это оказалось непросто. Воспоминания он гнал от себя – уж очень они ранили. Вот только здесь, в этом месте, память не прогонишь. Сюда он возил Кейт – на операции, химиотерапию и курс облучения, они провели тут долгие часы, уверяя друг друга, что рак их любви не помеха. Вранье. И правде в глаза они взглянули тоже здесь, в больничной палате. В 2006 году. Джонни лежал рядом с Кейт, обнимал, силился не замечать, как она похудела за год борьбы. В айподе возле кровати пела Келли Кларксон. «Некоторые ждут всю жизнь… такого мгновения».

Он запомнил лицо Кейти в тот момент. Боль жидким огнем сжигала ее тело, добиралась до каждого уголка. До костей, до мышц, до кожи. Морфия она принимала столько, на сколько смелости хватало, однако ей хотелось вести себя как обычно и не пугать детей.

– Я домой хочу, – сказала она.

Джонни посмотрел на нее, в голове билась одна-единственная мысль: она умирает. Правда подкосила его, на глаза навернулись слезы.

– К моим малышам, – тихо проговорила она и рассмеялась, – хотя какие ж они малыши. У них уже молочные зубы выпадают. Кстати, не забудь оставлять доллар от зубной феи. И обязательно фотографируй. А Мара… Передай ей, что я все понимаю. В шестнадцать я тоже маму из себя выводила.

– Я такие разговоры вести не готов, – сказал Джонни, хоть и ненавидел сам себя за слабость. В ее глазах он прочел разочарование.

– Мне бы с Талли встретиться, – сказала Кейти.

Он удивился. Его жена и Талли почти всю жизнь были лучшими подругами, но потом рассорились. Они два года не разговаривали, и за это время у Кейт обнаружили рак. Джонни так и не смог простить Талли – ни за ссору (а произошла она, разумеется, по вине Талли), ни за то, что сейчас, когда Кейти нуждалась в ней больше всего на свете, подруги рядом не было.

– Нет уж. Забыла, как она с тобой обошлась?

Кейт чуть придвинулась к нему, и Джонни заметил, какую боль причиняет ей каждое движение.

– Мне надо с Талли встретиться, – повторила она на этот раз мягче, – мы с ней с восьмого класса дружим.

– Знаю, но…

– Прости ее, Джонни. Если уж я простила, то и у тебя получится.

– Это нелегко. Она тебя обидела.