Кузькина мать. Хроника великого десятиления - Суворов Виктор

Так что создатели, завершив сборку и закрутив последний винтик, пили в тот момент не просто так, а по поводу.

Выпили мужики и призадумались: как бы назвать свое творение? «Изделие 602» – хорошо. Оно так во всех документах и останется. Но слишком уж скребет русское ухо. Нам бы романтики!

– Царь-бомба!

– Не пойдет.

– Почему?

– Засмеют. Стоит в Кремле Царь-пушка, калибром чуть ли не метр, весом 40 тонн. Стрелять она должна была каменными ядрами по тонне весом. Но только стреляла ли та пушка когда-нибудь? Рядом Царь-колокол – 200 тонн. Он никогда не звонил. В 1915 году был создан царь-танк Лебеденко. Он не смог сдвинуться с места. Неужели нам в тот же ряд захотелось?

– Первая советская атомная бомба звалась Татьяной. Почему не назвать и нам именем каким-нибудь?

– Каким?

– Да хоть бы – Иваном!

– И опять не то!

– Это еще почему?

– В русских сказках Иван всегда дурак. Мы-то назовем Иваном, а все, кто с бомбой дело иметь будет, сразу переиначат в Ивана-дурака.

– Верно.

– Знаю, братцы!

– Говори.

– Никита Хрущёв обещал Америке показать кузькину мать. А что он мог показать, кроме своего жилистого, узловатого кулака? Теперь может! Вот она, красавица! Вот она, родимая! Вот она, во всем своем ослепительном великолепии и величии – «Кузькина мать»!

Глава 1

Тепловоз как-то уж очень аккуратно прижался буферами к буферам спецплатформы. Лязгнули замки автосцепки. Глубоко вздохнул главный конструктор Юлий Борисович Харитон, последний раз тронул рукой полированный бок толстушки: не подведи, милая, не подкачай, голубушка. И кольнуло: а ведь он ее, фаворитку свою, провожает в последний путь.

И, отвернувшись, уже не глядя на нее, махнул в сердцах машинисту: выводи!

Тепловоз плавно, словно нехотя, потянул платформу, вывел ее из цеха и замер. В лунном свете сверкнула красавица тем изумрудно-серебряным отливом, который ложится поперек Днепра в ясную ночь. Если бы кто-то не знал, что на платформе вывезли бомбу, то вполне мог подумать, что это не бомба вовсе, а маленькая изящная подводная лодочка для диверсантов: до того пригожа, до того прекрасна, словно капелька застывшая. Но посторонних тут нет. Тут чужие не ходят. Тут только свои. И все тут знают, что это не лодочка вовсе, а нечто совсем иное. Тут все ведают, что в этой восьмиметровой «капельке» заключена мощь, которой никто прежде никогда не обладал.

Сверхмощные бомбы положено выводить из сборочных цехов только ночью. И теми ночами всем, кто прямо не вовлечен в отгрузку изделия, спать положено. Но кто же в такую ночь уснет?

Рядом со сборочным цехом надлежит быть только тем, кто непосредственно принимает участие в последних приготовлениях. Остальным тут не место. Их тут и нет. Они чуть в стороне, за окнами цехов и лабораторий. Каждое окно, которое на площадку сборочного цеха выходит, очкариками в белых халатах облеплено. Кто же устоит перед соблазном глянуть на свое творение. Хоть издалека. Хоть краешком глаза. Каждый крошечку своей души внес в сотворение красавицы. Но в готовом виде ее мало кто видел. И вот выплыл тепловоз из цеха, вытянул платформу со сверкающей «капелькой», и прокатился победный вопль по коридорам, кабинетам и залам: ах, до чего же прекрасна!

Как же «капельку» повезут? Прикроют брезентом?

Вовсе нет. Сначала ее закрепят так, что не шелохнется.

И огородят стальными полосатыми черно-оранжевыми фермами, намертво прикрутив одну к другой, соорудив из них прочный каркас. Даже если случится авария и будет «капелька» кувыркаться вместе с вагоном – каркас упасет ее от синяков и ушибов.

При путешествии по стране платформа с «капелькой» будет выглядеть словно обычный почтовый вагон без окон, в меру чумазый, в меру помятый, со всеми соответствующими надписями на бортах. А на время сборки изделия крышу и стенки вагона сняли. После завершения сборки могучий кран вернул стенки и крышу туда, где им надлежит быть, накрыв «капельку» словно большим железным ящиком.

Но это не все. «Капелька» нежности требует и особой заботы. В вагоне ее уютном микроклимат создан, – смотри, любимица, не замерзни. Ночи-то холодные. Октябрь уж наступил.

Окинули вагон придирчивым взглядом с прищуром те самые товарищи, которым положено, кивнули: все в порядке, вагон как вагон. Никто на этот вагон внимания не обратит. Теперь локомотив отведет почтовый вагон на запасные пути. Тут сформируют состав: тепловоз, вагон охраны, вагон техперсонала, главный вагон с грузом, вагон с обеспечивающей аппаратурой и еще один вагон охраны.

В этом же тупике сменят машинистов. Те, которые бомбу видели, особо проверенные. Они тут работают, они тут живут; и они сами, и их дети навсегда тут и останутся. А новая бригада машинистов понятия не имеет, что повезет: вагоны – они и есть вагоны, все зеленые, все одинаковые.

В скобках надо заметить, что и охране вовсе незачем знать, что она охраняет. Охране надо только помнить статью «Устава караульной службы»: бдительно охранять и стойко оборонять. Остальное – не их собачье дело.

Назначение эшелону – город Горький. Это конечная станция. Первым пойдет эшелон из локомотива и десятка товарных вагонов. За ним – основной, тот, который «капельку» везет. Машинистам основного поезда приказ: держаться ближе к идущему впереди, не выпуская из виду красный фонарь на последнем вагоне. Сзади – еще один эшелон, тоже на видимой дистанции. Так он и несся следом до самого Горького. Правда, не наседая.

До Горького доехали без приключений. Только заметили машинисты странность: ни одного встречного поезда не попалось. Что за чепуха? Вроде все движение до самого Горького замерло. Чудеса.

В Горьком – конец пути.

Но это только так машинистам и охране объявили, поблагодарив за ударную работу. В Горьком сменили все три локомотива всех трех поездов вместе с машинистами и всю охрану. Заодно – и всю документацию всем трем эшелонам. Выходило по документам, что вроде прибыли они из Ташкента.

Следующий этап – от Горького до Кирова. Теперь на этом участке остановили все движение поездов в обе стороны. Теперь тут всю линию поставили под охрану войск и милиции. Теперь на этом пути блокировали все железнодорожные переезды. И снова – буферный поезд впереди, за ним – главный, следом еще один буферный. Чтобы никто случаем не врезался в тот, который деликатный груз везет.

В Кирове еще раз сменят машинистов и охрану. Заодно сменят номера поездов и всю документацию. О прохождении трех поездов будут знать только какие-то большие начальники в железнодорожном ведомстве: особо опасных арестантов везли… из Брянска.

После этого – приказ: очистить все пути до Котласа! Линию под охрану! Перекрыть переезды! Сообщить в Котлас, что идут спецпоезда с заключенными из Еревана. Нечего арестантам на юге загорать. На севере им место!

Вот так – до самой Воркуты.

На каждой новой станции – новые документы. Если бы кому-то захотелось восстановить по бумагам пройденный маршрут, то у него ничего получиться не могло.

А уж вычислить начальную точку маршрута – невозможно в принципе. Потому что ее нет. Населенный пункт, где эту «капельку» разработали и собрали, изъят из административного подчинения местной власти и исключен из всех учетных материалов. Его нет ни на картах, ни в документах.

А взрывать «Кузькину мать» было решено на объекте Москва-700. Не подумайте, что это в Москве или рядом. Нет. Объект Москва-700 – это ядерный полигон на Новой Земле.

В тот самый день, 17 октября 1961 года, когда «капельку» весом в 26 тонн вывезли из сборочного цеха, Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза, Председатель Совета Министров СССР товарищ Хрущёв Никита Сергеевич с трибуны XXII съезда КПСС заявил:

– Хочу сказать, что очень успешно идут у нас испытания нового ядерного оружия. Скоро мы завершим эти испытания. Очевидно, в конце октября. В заключение, вероятно, взорвем водородную бомбу мощностью в 50 миллионов тонн тротила. (Аплодисменты). Мы говорили, что имеем бомбу в 100 миллионов тонн тротила. И это верно. Но взрывать такую бомбу мы не будем, потому что если взорвем ее даже в самых отдаленных местах, то и тогда можем окна у себя выбить. (Бурные аплодисменты). Поэтому мы пока воздержимся и не будем взрывать эту бомбу. Но взорвав 50-миллионную бомбу, мы тем самым испытаем устройство и для 100-миллионной бомбы. Однако, как говорили прежде, дай Бог, чтобы эти бомбы нам никогда не пришлось взрывать ни над какой территорией. Это самая большая мечта нашей жизни! (Бурные аплодисменты).