Поезд до жизни мечты. Психологический роман про поиск счастья, предназначения и смысла - Пайпер Жюль

– Откуда знаешь про болезнь Альцгеймера?

– У дедушки Волле такая. Мы собираемся навестить его еще раз, прежде чем он отправится на небеса.

Мое сердце разбивается на части. Малыш говорит так, будто это самая обычная ситуация. Мне хочется обнять его.

– Сочувствую.

– Почему? Наконец-то он отправится к папе и расскажет ему свои истории.

Мальчик пинает ногами по сиденью, от этого звука Изабель просыпается. Или, возможно, она из тех мам, которые спят начеку и слышат, о чем их дети разговаривают с совершенно незнакомыми людьми в поезде.

Поймав мой наполненный ужасом взгляд, женщина спрашивает:

– Что случилось?

Не уверена, стоит ли говорить ей правду. Может, она поверит, будто я не слушала болтовню ее ребенка.

– Ваш сын рассказал мне о своих дедушке и отце. Мне очень жаль.

Она смущенно пожимает плечами.

– Спасибо. Я справляюсь. Жизнь сейчас сложнее, чем раньше. Мы были счастливы. Поэтому не переживайте. К счастью, у меня достаточно отвлекающих факторов, чтобы не слишком зацикливаться на своих чувствах.

Женщина смотрит на часы.

– Черт, – кричит она, – я заснула. Нужно немедленно выходить. – Изабель яростно копается в рюкзаке, младенец просыпается. – Подержите ее, – она достает подгузник из рюкзака с таким торжеством, будто у нее в руке кубок или медаль. – Простите, нужно переодеть малышку, прежде чем мы сделаем пересадку, – и тут же начинает действовать.

На мгновение у меня перехватывает дыхание. Что за запахи исходят от такого милого ребенка? Мне плохо. Миа, кажется, совсем не беспокоится; радостно и тихо смеется. К счастью, она еще такая маленькая и не понимает, что ее ждет в этой жизни.

Изабель самостоятельно надевает чудовищный рюкзак, а затем снова крепит слинг с Мией вокруг себя.

– Давай, Оскар. Мы выходим.

Оскар вскакивает. И глядя на меня, протягивает еще одно печенье:

– Пока. Не грусти.

Изабель выглядит удивленной, но, похоже, у нее нет времени поразмыслить о странных словах сына. Поблагодарив меня еще раз, она прощается. Я остаюсь в компании пахнущего шоколадом печенья и листа бумаги, лежащего на полу. Поднимаю его и слышу, как кондуктор объявляет остановку.

На бумажке розового цвета чернеют буквы:

Люди, которые приходят в вашу жизнь, всегда имеют значение.

Ниже нарисовано зеркало.

Отражает ли оно то, что скрыто от нашего взгляда?

Глава 2

Джентльмен

Я смотрю на записку, и мои брови ползут вверх. Люди, которые приходят в вашу жизнь, всегда имеют значение?

В вагон заходит пожилой мужчина. На его голове редкие седые волосы. Тусклые глаза смотрят на меня в окружении морщинок. У меня мгновенно вспыхивает желание ему помочь. Рефлекторно. Как когда вы говорите «Будь здоров» чихнувшему. Но чем помочь, я не знаю. И пока думаю, он самостоятельно, пусть и медленно, садится напротив меня.

– Благослови вас Господь, – произносит мужчина.

О, это мило.

– Добрый вечер, – отвечаю я. С Богом мы на разных полюсах.

Мужчина вытирает лоб носовым платком. Вероятно, дорога утомила его. На коленях он держит сумку.

Если все люди в моей жизни имеют значение, то что должна сказать мне встреча с этим господином? Что время быстротечно? Стыжусь этой мысли. Понимаю, что снова пялюсь в ответ. Надо проработать эту привычку.

– Что ж, куда держите путь, юная леди?

– Я еду к друзьям. А вы?

– Навещал внуков. Возвращаюсь домой, – он выглядит воодушевленным, произнося эти слова.

– Видимо, вы отлично провели время, – отмечаю я.

Он кивает:

– Счастлив наблюдать, как они взрослеют. Анни и Йонас – близнецы, вот-вот пойдут в школу.

Кажется, мужчину сейчас разорвет от счастья. Как чересчур плотно надутый воздушный шар.

– Как чудесно, – не знаю, что еще на это ответить. Своих бабушку и дедушку я помню, к сожалению, плохо.

Вновь возвращаюсь к листку, лежащему в руках. Почему предыдущая женщина – зеркало для меня? У нее двое маленьких детей, мертвый муж и умирающий дедушка с болезнью Альцгеймера. У меня ничего из этого нет. Любовь слишком опасна. Вокруг одни идиоты, хорошие мужчины моего возраста давно в отношениях. Не то чтобы я не пробовала найти пару, но опыт, мягко говоря, оказался разочаровывающим. Поэтому о детях не может быть и речи. Хотя биологические часы тикают.

– Уф-ф-ф, – произношу я вслух. Это заставляет пожилого джентльмена оторваться от газеты. На кончике его носа очки. Наши взгляды встречаются.

– С вами все в порядке, юная леди? – спрашивает он меня. Втягиваю воздух со свистом. Юная леди. Так меня не называли уже очень давно. Последний раз в детстве моя мать, когда ругала.

– Не подскажете, который час? – спрашиваю я.

Он поднимает куртку, которая ему слишком велика, и говорит:

– Без четверти восемь.

Благодарю. У меня полно времени, чтобы обдумать информацию с клочка бумаги. Поезд прибудет в Штутгарт только в четверть двенадцатого.

Джентльмен возвращается к своей газете, а я смотрю в окно. Поскольку делать все равно нечего, можно и поразмыслить. Использую освободившееся время как возможность задержаться хоть на чем-то и довести хотя бы одну мысль до конца. Буду относиться к этому как к работе. Моя учительница немецкого всегда говорила: если у тебя есть проблемы, создай в уме карту. До сих пор пользуюсь этим советом. Поэтому достаю блокнот и ручку, посередине пишу:

Кто эта женщина?

Подчеркиваю вопрос.

Мать. Двое детей. Мертвый муж. Умирающий отец или тесть. Болезнь Альцгеймера.

Ставлю точки вокруг вопроса в произвольном порядке и обвожу их кругами. Грусть – первое что приходит на ум.

Изнуренная. Несчастная?

Не имею ни малейшего понятия, так ли это на самом деле, но именно такой я ее увидела. «Тяжелый рюкзак», – пишу я. В голову приходит слово «балласт».

Пожилой мужчина обращает на меня внимание, в то время как я пишу «шоколадное печенье».

– Выглядит любопытно, – говорит он, когда я поднимаю взгляд. Его глаза тусклые. Стараюсь не обращать внимания на то, как дрожат его пальцы.

– Это трудотерапия, – отвечаю, – ваша газета определенно интересней. Случилось ли что-нибудь в мире, о чем следует знать?

Удивляюсь своей открытости. Может, это очередная попытка увильнуть от размышлений? Может, я не хочу сосредотачиваться на чем-то одном? Хм-м.

Он пожимает плечами.

– На самом деле, там всегда пишут одно и то же.

– А зачем тогда читаете? – удивляюсь я. Он кладет газету на колени поверх сумки и ненадолго замирает: – Привычка.

Киваю, потому что слишком хорошо его понимаю.

– Приятно видеть, когда кто-то не поглощен смартфоном. Расскажете о своем рисунке? – интересуется он.

Почему бы и нет.

– Я нашла одну бумагу на полу.

– Что за бумага? – переспрашивает старик, пока я обдумываю дальнейшие слова.

– Перед вами со мной сидела женщина с двумя маленькими детьми. Когда она выходила, то обронила лист бумаги, – протягиваю ему розовую записку. Он задумчиво поправляет очки и читает.

– Думаете, она намеренно оставила это? – мужчина пригладил редеющие волосы.

– Нет, наверное, выронила. А мне стало любопытно понять, что же значат эти слова.

– Почему вы думаете, будто они обязательно что-то значат?

Он возвращает мне листок.

– Не знаю, – отвечаю. Может быть, я мечтаю, чтобы хоть что-то в моей жизни снова обрело смысл? Кажется, это можно прочесть по моему взгляду.

– Вы в поиске, – заявляет он, откидываясь назад. Это выглядит забавно.

– Что?

– Вы ищете, – повторяет мужчина.

– Ищу что? – недоумеваю я в ответ.

– Может быть, в этом весь смысл?

Теперь и я откидываюсь назад.

– Ищу смысл, – повторяю я. Звучит разумно. И глупо одновременно.

Мужчина прерывает молчание:

– И что же вы там нарисовали?

– Да так, – я уже забыла начало нашего разговора, – это ментальная карта. Записываю все, что приходит в голову об этой женщине. Возможно, тогда я пойму, есть ли в ней что-то, скрытое от беглого взгляда. То, что она на самом деле отражает… если, конечно, этот листок бумаги что-то значит.