Движение льда (СИ) - Босин Владимир

Это явно сельская местность. Явственно слышны истошные призывы к своим гаремам петухов, соревнующихся в своём искусстве. Вдалеке слышно мычание коровы и как лениво брешут собаки. И никакого техногенного шума. Ну там звуки проезжающей машины или работающего телевизора.

— Барин, принести судно?

— Да, Аксинья. Будь так добра.

А когда женщина пошла выносить это самое деревянное судно, я опять улыбнулся.

Ну, во-первых, я жив и снова в другом теле.

А во-вторых, меня позабавило это «барин». Главное, как она это сказала. Никакой театральности или насмешки. Это было естественно, как само дыхание. Барин, ядрить тебя налево.

А ещё я раз повнимательнее изучил своё тело. Нет, лёжа это сделать не получится. Зато удалось осмотреть его на предмет шрамов или увечий. Вроде ничего такого. Но вот что интересно. Если я попал в прошлое, то где православный крестик на шее. Да вообще любой знак религиозного культа. Маген Давид или мусульманский полумесяц, ничего. А вот на указательном пальце левой руки красуется приличного размера перстень. Самый настоящий, сделан из серебра или чего-то похожего. Крупный камень, почти бесцветный, овальной формы. Размером с ноготь моего большого пальца. Что-то из полудрагоценных. Но выглядит не очень. Мутноватый, белесого цвета. Большой камень находится в окружении десятка совсем мелких. А вот эти поинтереснее. Возможно даже драгоценные типа бриллиантов. Я полюбовался на изделие мастера-ювелира. В целом перстень производит впечатление чего-то серьёзного и монументального. Ну не станет «барин» и «его светлость» таскать примитивную бижутерию. Нет, не станет.

Волосы на моём благородии скорее длинные. Если я в прошлом, это, наверное, говорит в пользу моего знатного происхождения. Ощупал ушные раковины, нос, лицо. Вроде ничего такого из ряда вон. Кисти рук, я бы сказал, что не привычны к труду землепашца или ремесленника. Нет также характерных для воина мозолей. Мягкие ухоженные ладони, ногти ровно подстриженные. Здесь я ничего нового не узнал.

За три дня ничего нового не происходило. Часов в десять утра приходил господин Григорий Яковлевич. Бегло осматривая меня, заставлял высовывать язык, потом медитировал надо мной, возлагая руки. При этом явственно ощущалось тепло и странное ощущение, будто некто внутри несильно поглаживает мои внутренние органы. Потом он уходил и возвращалась Варвара. Это моя малолетняя надсмотрщица. Ну а как её ещё можно назвать? На все мои просьбы она отвечала, — не велено. Григорий Яковлевич запретил Вам вставать. Вот хоть убейте, не дам.

Меня и умиляла, и злила эта упертость ребёнка. Но я уважаю эту мелкую соплюшку за выдержку. Сидеть целый день возле больного — то ещё удовольствие. Поди хочется побегать, в куклы поиграть.

А вот с Аксиньей у нас наблюдается полная любовь и согласие. От неё один позитив. Она помогает мне с моими потребностями. Переворачивает меня и протирает тело влажной тряпкой. Потом приносит теплую мазь и натирает меня ею. От этого тело немного жжёт, но в допустимых пределах. Она же меня кормит и даже понемногу разговаривает.

Чтобы не насторожить, мои вопросы к ней пока вполне невинны, типа где я и какое нынче число.

Итак, я нахожусь в селе Долинка. Предположительно Архангельской губернии Шенкурского уезда. Женщина явно плавает в географии, поэтому абсолютно доверять ей нельзя. Сегодня 25 июля, год пока неизвестен. Не могу же я признаться, что не ориентируюсь даже в летоисчислении.

Из наших разговоров я сделал один вывод. Я в России и мы говорим на русском языке. Другое дело, что он немного отличается от привычного мне. Много архаичных выражений и говорят тут иначе. Слова такие округлые, хотя может это просто местечковое наречие.

Сегодня после лечения местным знахарем, мне впервые разрешили встать. Я прошёлся на дрожащих ногах по комнате, поддерживаемый уважаемым Григорием Яковлевичем. Подойдя к небольшому окошку, остановился. Хм, обычное поле, на котором колосится какая-то зерновая культура. Видна грунтовая дорога, по которой едет телега с двумя людьми. Более ничего интересного вид из окна мне не поведал.

После пятиминутного променада по комнате распахнулась дверь и в проёме показалась спина крупного мужика. Оказывается, это он так открыл дверь спиной. В руках, прижимая к животу, тот держит здоровый деревянный чан, заполненный горячей водой. Его он и бухнул прямо на пол передо мной. Следом уточкой проскользнула Аксинья. В руках несколько тряпок, которые она пока положила на стул.

— Ну вы тут занимайтесь, я вечерком зайду, — не совсем понятно, к кому обратился немолодой мужчина. Но я решил, что зайти он должен именно ко мне. К Аксинье он в любое время заявиться может. Насколько я понял, нахожусь в его доме. Гощу, так сказать.

За время болезни я привык, что меня бесцеремонно крутят и выполняют некие процедуры. Вот и сейчас женщина шустро стянула с меня трусы и помогла влезть в бадейку с водой. Что интересно, у меня почти получилось сесть в ней. Горячая вода подействовала на меня самым волшебным образом. По телу пошла судорога и меня передёрнуло.

Какое блаженство, я кайфую сидя в воде, а женщина сноровисто моет мне голову. Тот мужик с бородой до пупа так и стоит напротив, типа страхует. Здоров, чертяка. Интересно, где таких выращивают? Шея как моя нога, в этой бадье литров под девяносто наверняка есть. А он принёс сам, без чьей-то помощи. Роста невеликого, но он прямо квадратный какой-то. Чувствуется в нём огромная физическая сила.

Потом мне пришлось встать и дать себя помыть. Заодно рассмотрел своё хозяйство. Вроде нормальное, без изъянов.

Меня переодели в чистое и уложили на постель, застеленную свежим бельём. А после сытного обеда меня сморило. Но это был оздоровительный сон, впервые за много, много времени.

— Как себя чувствуете, Константин Павлович? — хозяин дома сейчас выглядит иначе. На нём партикулярное платье. Это костюм, сильно напоминающие официальную моду России начала 19 века. Приталенный однобортный сюртук с длинными фалдами, облегающие панталоны и туфли с пряжками. На груди то ли брошь, то ли орден какой. Смотрится не как украшение, а скорее как знак, имеющий практическое значение. Выглядит официально, будто он собрался выйти в свет.

— Спасибо, Григорий Яковлевич. Значительно лучше, благодарю Вас за лечение и гостеприимство.

Пожилой мужчина и смотрит на меня немного иначе. Не так сурово что ли. В его глазах заметен интерес к моей особе.

— Вы помните обстоятельства, приведшие Вас в мой дом?

— Не вполне. Всё как в тумане, если пытаюсь вспомнить, то сразу начинает сильно болеть голова, — я не придумал тупую отмазку. И в самом деле изредка звучит смутно узнаваемая фраза или имя, и я пытаюсь понять, откуда я её слышал. Но сразу начинает резкая боль в районе затылка. Настолько сильная, что я тут же бросаю это занятие. И меня моментально отпускает. Очень неприятное ощущение. Так что я совсем не придуриваюсь. Хотя сейчас мне выгодно показаться беспомощным из-за болезни.

— Ясно, ну что же. Этого и следовало ожидать. Пока рано будить Вашу память. Сначала нужно в достаточной форме окрепнуть. Так что с завтрашнего дня рекомендую прогулки в сопровождении Евсея. Вам не помешает подышать свежим воздухом. Ну а теперь прошу меня простить, нужно ехать к больному. А это без малого пятнадцать вёрст. Всего хорошего, до завтра.

На сей раз проснулся я поздновато, разоспался однако. Солнышко вовсю лупит в окошко. Видимо мой благодетель отдал соответствующее указание. Потому что меня перестали так плотно опекать. Мелкая Варька ткнула рукой в сторону небольшой деревянной бадейки с водой. Судя по всему, это «ночная ваза». Облегчившись, закрыл крышку и оглянулся. Не в исподнем же мне спускаться вниз. Видимо мелкая зараза уловила мою растерянность, потому что она с важным видом принялась помогать мне одеваться. До этого момента девчонка ожидала за дверью.

М-да, так оригинально я ещё не одевался. Натянул длинные кальсоны из мягкой хлопчатобумажной ткани. Снизу завязки, мне помогла с этим вёрткая девчонка. Сорочка, наверное, льняная, немного великоватая, с прямыми рукавами и открытым воротом. Всё белого цвета. Рубаха застёгивается на крупную пуговицу у шеи.