Неприличные занятия - Джеймс Элоиза

— Ты не должен здесь находиться.

— Моя мать не из тех, кто может хранить секреты. Хотя у нее заняло шесть месяцев, чтобы понять, что я буду приходить к ней каждый день, пока не узнаю твое местонахождение. — Он сделал шаг по направлению к ней. — Это мой ребенок? Можно увидеть его… или ее?

Она посмотрела на него и лишь крепче прижала младенца к себе.

— Не надо, Джас. Ты не должен.

Это было как гром среди ясного неба.

— Почему?

— Она не твоя.

Он с уверенностью подошел еще ближе.

— Она наша.

— Она моя. Она не сможет стать нашей.

Он без труда опустился на колени рядом с ней.

— Прошу, Линнет. Не отгораживайся от меня.

Она закрыла глаза, прижимая ребенка к себе так крепко, что он мог видеть только розовое ушко.

— Я должна, Джас. Обязана — ради твоего же блага.

Так он и думал. Поэтому он заранее знал, что ей сказать.

— Ты можешь принести в жертву себя, Линнет. Но не имеешь права жертвовать нашим ребенком.

— Она…

— Значит, у нас девочка?

— Я уже говорила «она» раньше. Ее зовут Роуз.

В этом была вся Линнет: опять она указывала ему на ошибки.

— Ты разрушишь нашу с тобой жизнь зазря, — сказал он. — Ради клочка репутации, мнения людей, которые поставили крест на нас обоих.

Она нахмурилась.

— Ты действительно так это видишь?

— А как еще можно смотреть на наши жизни? Ты опорочена, благодаря мне. Я незаконнорожденный и опорочен, благодаря моей матери. Бедной маленькой Роуз достался не лучший комплект родителей.

Линнет посмотрела на него сузившимися глазами, и ее щеки слегка порозовели.

— У Роуз будет чудесная жизнь. Ее будут любить.

— Одной любви недостаточно. Будет ли она все еще чувствовать себя любимой через много лет, когда поймет, что ее мать отказалась выйти замуж за ее отца — что привело к ее дурной репутации и невозможности выйти замуж и завести собственных детей?

На щеках Линнет появились небольшие красные пятна.

— Как ты не можешь понять, что я не желаю выходить за тебя замуж? — гневно зашипела она.

Он поднялся на ноги.

— Не желаешь? Почему? Потому что не любишь меня?

Она решительно встретилась с ним взглядом.

— Именно.

Он посмотрел на нее.

— Это чушь.

В этот момент Линнет поняла, что все бесполезно. По правде говоря, она знала это с того самого момента, как увидела его лицо. Иногда она все еще думала о нем, как о мальчике, с которым выросла, а он-то стал широкоплечим мужчиной выше своего отца и красивее своей матери. Он выглядел так, словно ему на роду было написано стать королем, чей профиль чеканили бы на монетах.

Такой человек должен был жениться на принцессе.

— Я не позволю тебе ее увидеть.

— Почему? С ней что-то не так?

Испуг на его лице заставил ее ощутить укол раскаяния, ледяной ком в ее сердце начал трескаться, а ее решимость — таять.

— Ты не должен! — воскликнула она.

Но Джас больше не был мальчиком, он был мужчиной и выглядел, как мужчина. Нет, он выглядел, как герцог. Это безошибочно угадывалось в четко вылепленном аристократическом носе и горделивом развороте плеч.

— Моя дочь останется моей дочерью вне зависимости от того, деформировано у нее лицо или нет! — Он произнес это так, как только герцог мог приказывать богам повиноваться ему.

— Это вовсе не так! — возмутилась Линнет. — Она совершенна, слишком совершенна.

Его рука, коснувшаяся одеяльца, замерла.

— Так в чем тогда дело?

— Я тебя знаю, Джас. Если ты ее увидишь, то никогда уже не сможешь…

— Оставить ее? — Он улыбнулся ей знакомой кривоватой улыбкой, той, что заставила ее влюбиться в него много лет назад, когда она впервые поняла, какой он одинокий, забавный и красивый.

— Не смей смеяться надо мной!

— Я не смеюсь. Но ты не знаешь меня, Линнет.

— Знаю, я…

Он решительно продолжил, глядя ей в глаза:

— Тогда ты знаешь, что я никогда не откажусь от собственной дочери. Так?

Она знала это всем своим существом, так же как знала, что однажды он найдет ее. Хотя она и продолжала себя обманывать.

— Да, — прошептала она.

— А от тебя я откажусь?

— Ты должен, — с тоской прошептала она. — Просто обязан!

— Чтобы стать герцогом? — Его голос был спокойным, словно этот титул ничего не значил для него, но Линнет ему было не обмануть.

— Ты должен стать герцогом, — сказала она. — Это твоя сущность, Джас. Ты герцог. Будущий герцог.

Он накрутил одну из мягких кудряшек Роуз на палец. Они были цвета масла на утреннем тосте. Тогда он откинул одеяльце, и в этот момент, вероятно, стало уже слишком поздно что-либо менять, потому что Роуз была такой красавицей, что он будет любить ее…

— Посмотри на ее реснички, — сказал он. — И ее маленький носик. У нее твои губки, Линнет.

— У нее твои глаза. Ты увидишь, когда она проснется. Они такого же серо-голубого оттенка, что и у тебя, кроме тех моментов, когда она сердится. Тогда они становятся черными!

Он засмеялся.

— Она так мирно выглядит, что я не могу себе представить ее в гневе.

— У нее отвратительный характер, — сказала Линнет.

— Откуда что берется, — поддразнил ее Джас. Затем он протянул руки. С умилением глядя на спящего ребенка, он немного подержал Роуз, а затем отнес в колыбельку, стоявшую в углу комнаты.

Линнет поднялась и сказала ему вослед:

— Я не стану разрушать твою жизнь. — В ее словах была слышна решимость, ночь за ночью она мысленно тренировалась их произносить. — Я никто. У меня ничего нет, даже приданного. Я не могу стать герцогиней.

— А я не герцог. — Он вернулся к ней. — Конечно, моя мать рассказала тебе то, что она поведала всему Лондону? Я ему не сын.

Линнет насмешливо посмотрела на него.

— И ты ей поверил?

— Конечно…

— Значит, ты еще больший дурак, — сказала она. — Она дразнит твоего отца, а он достаточно глуп, чтобы ей поверить. Она его презирает.

— Честно говоря, мне все равно.

— Ты его точная копия. — И так оно и было. Для нее он выглядел как копия своего отца, только красивее и умнее. Гораздо умнее. Герцог был хвастлив и полон самодовольства, но, по мнению Линнет, на самом деле был никчемным человеком. В то время как Джас… Джас был Джасом. Он выглядел именно тем, кем являлся: человеком настолько невероятно умным, что стоило ему о чем-нибудь подумать, как ему это удавалось. — Он правда выгнал тебя из дома? — спросила она. — Я читала в колонке сплетен, но не могла поверить…

— Да. Я занимался твоими поисками, работая в издательстве.

От потрясения она вновь села на кресло.

— А я не верила. Значит, мы оба все потеряли.

Он опустился на корточки рядом с ней.

— Неужели ты не видишь, глупышка Линнет? Неужели не понимаешь, что меня ты никогда не теряла?

Он наклонился к ней, и она даже не попыталась остановить его. С тихим всхлипом она качнулась вперед, и их губы встретились. Поначалу поцелуй был нежным. Она зарылась руками в темный шелк его волос и пробормотала что-то глупое, что-то, относящееся ко всем тем ночам, когда она лежала без сна, зная, что совершила ужасную ошибку. Ночам, когда она засыпала, только выплакав все глаза.

Но затем его объятие стало крепче, и он привлек ее к себе, заставив подняться. Его губы вернулись к ней, но на этот раз они были требовательными, а не нежными. Потому что между ними всегда было еще кое-что — бушующее и искрящееся пламя страсти.

Его волосы скользили меж ее пальцев, и внезапно это была уже не любовь, а лихорадочный стук ее сердца и золотистая волна жара внизу ее живота. Его губы пили ее желание, заявляли на нее права, молчаливо убеждали ее в том, что она и так всегда знала, рассказывали ей о тоске, желании и о тех людях, которым посчастливилось найти вечную любовь.

Впервые за шесть месяцев Линнет позабыла о дочери, спавшей в колыбельке. Она позабыла обо всех своих добрых намерениях, побудивших ее сбежать и отказаться выходить замуж за Джаса. Вместо этого она прижалась к нему, покорная давлению его твердых бедер и напору его требовательных губ. Она почувствовала, что его руки дрожат. Он обнимал ее так, словно она была…