Матабар VI (СИ) - Клеванский Кирилл Сергеевич "Дрой"

— Осторожней, молодой человек, — недовольно буркнул сухой, низкорослый кондуктор с подозрительно угловатыми зрачками.

Видя удивленный взгляд Арда, может и не полукровка, но внук дворфа, еще более резко потребовал:

— Проездной или оплата?

— Проездной, — ответил Ардан и протянул картонный билет, который позволял ему совершать неограниченное количество поездок, но… только в районах Старого Города. Для Нового требовалось покупать другой, за большую стоимость.

Это было связано с большой разницей в протяженности трамвайной сети Старого и Нового Городов. Не говоря уже о том, что в Новом Городе такой проездной распространялся еще и на автобусы.

Если же заводить разговор о подземных линиях, то это уже совсем иная история, о которой Ардан пока старался не задумываться.

— Проходите, — торопливо замахал рукой кондуктор после того, как убедился в аутентичности билета.

Их не то, чтобы часто подделывали, но бывало и такое.

— Благодарю, — Арди дотронулся до полы шляпы и прошел к своему излюбленному месту, которое обычно не занимали. Здесь, на самой последней скамейке, слишком сильно трясло.

А привыкшему к седлу юноше наоборот, было вполне комфортно.

Проверив, что из сумки не выпали два важных свертка, Ардан уселся на деревянные рейки и, подперев кулаком подбородок, уставился в окно. Ему предстояло проехать через весь остров, затем миновать Царский мост и, уже на Ньювском проспекте, пересесть на другой трамвай, который доставит его прямиком до нужного отделения Рынка Заклинаний.

Мимо проплывали особняки и дворцы обитателей острова Святого Василия. Пышные, воздушные и непременно разноцветные, они водили хороводы вокруг прибранных улиц и двориков, пахнущих шампунями и дорогими щетками, до блеска надраившими брусчатку. Здесь жили не просто богатые, а те люди, для которых эксы, скорее, просто цифры и числа на банковских документах, чем жизненно важный вопрос. Может они задумывались о деньгах, только когда продавали свои прогулочные лодки или загородные дома в Предместьях.

Предместья…

Ардан мысленно вернулся к событиям минувших дней, а именно к их с Миларом визиту в клинику на пересечении улицы Шахтеров и седьмого проспекта…

Несколькими днями ранее

Ардан, снимая шляпу, поднимался по хорошо знакомой ему лестнице. Он бы, конечно, хотел и вовсе не знать ни облупившейся краски на стенах, ни резкого запаха трав и спирта, а еще местами подгнивших оконных рам, чем-то напоминающих лица лекарей, медсестер и врачей.

Нет, те, разумеется, в отличии от древесины, не гнили, просто, особенно к вечеру, тоже покрывались серой пленкой усталости и темными пятнами. Обычно — в районе глаз.

— Больше, чем визиты в госпиталь, не люблю разве что похоронки разносить, — ворчал Милар, несущий в руках пакет из недорого кафе.

— Почему? — тут же спросил Арди.

Не только из-за своей привычки постоянно задавать вопросы, но и потому, что хотел отвлечься от гнетущей атмосферы, оседавшей не только на одежде и коже, но, кажется, даже не волосах.

После госпиталя всегда хотелось помыться. И не только потому, что в стенах лечебницы у пациентов отсутствовала такая возможность…

— Да здесь каким-то беспомощным себя чувствуешь, — чуть погодя, ответил Милар. — Ты ведь, зачастую, приходишь не к чужим тебе людям. Видишь, как они мучаются. Страдают. А сам сделать ничего не можешь. Хуже только с похоронками…

Арди вспомнил похожие слова Катерины из отряда Йонатана Корносского.

— А по какому принципу решают, кто именно отнесет похоронное уведомление?

Милар только пожал плечами.

— Обычно это делает начальник отдела или командир отряда, но если договориться между собой, то тянут соломинку. У кого самая короткая — тот и идет, — Милар остановился перед дверью отдельной палаты. — Либо, если на задании только двое, то несет выживший. Это ведь дело такое, Ард. Никто не любит видеть боль близких, которым ты отдаешь это… письмо.

Не дожидаясь ответной ремарки или реакции Арда, Милар постучался и зашел внутрь. Небольшая палата, рассчитанная всего на одно место, использовалась, в основном, для пациентов, которые могли кого-нибудь, чем-нибудь заразить. А также, в случае Звездной магии, для тех, кто перенес воздействие запретной отрасли знаний.

В случае с Петром Оглановым применимы, пожалуй, были оба варианта. Именно поэтому первые три дня к нему никого и не пускали. В том числе и дознавателей. Хотя, возможно, тот факт, что Огланова «поселили в отдельный номер» (как выражался Милар) был связан с тем, что выносить общество бывшего начальника следователей стражи Метрополии, мог далеко не каждый.

Сам Огланов, сидя на стуле у окна, курил и стряхивал пепел прямо вниз, на кусты шиповника, высаженные вдоль стен клиники.

— И где вы, господин Огланов, умудрились достать сигареты? — Милар поставил пакет на прикроватный столик, где тот, среди множества склянок с лекарствами, смотрелся несколько несузарно.

— Там же где и… — Петр вытащил спрятанную под ногой флягу и показательно потряс, после чего сделал глубокой глоток чего-то очень алкогольно и в равной степени дурнопахнущего. — Пожалуй, учитывая присутствие ваших не отягощенных интеллектом лиц, мой алкогольный целибат подходит к своему логическому заверш… кха-кха…

Петр зашелся в приступе болезненного кашля. Постучав себя кулаком по груди, он отхаркнул вязкую слизь и… снова затянулся. Ардан положительно не понимал таких людей, как Огланов.

А вот Милар, кажется, понимал и даже весьма.

— Принес вам сандвич из «Мартышкиного кафе», господин Огланов.

Петр резко обернулся к ним и улыбнулся все еще частичной беззубой, но уже не такой кровавой и отталкивающей улыбкой.

— Справки по старым знакомым навел, значит? Похвально… и что там? — он кивнул в сторону пакета.

— Двойная индейка, четыре листа салата, шесть тонких кружков помидора, две продольные половники соленого огурца, майонез, медовая горчица, черный перец и соль.

— Уважаю! — чуть было не свалился со стула Петр и, щелчком пальцев отправляя сигарету в многострадальный куст, дохромал до кровати.

Со стоном свалившись на одеяло, он с жадностью дорвавшегося до воды страдальца развернул пакет, вытащил сандвич и вгрызся в тот зубами… ну или тем, что от них оставят.

— Проклятье, — процедил он, плохо пережеванный кусок. — Пообещали поставить коронки, но не раньше, чем через месяц… Но даже так — все еще вкусней местной баланды.

— Господин Огланов…

— Ой, да брось ты, капитан, со своей напускной вежливостью, — скривился Петр и откинулся на подушки, попутно забрасывая ноги на столик и не заботясь, что перевернул несколько склянок. — Я знаю, что неприятен тебе, а мне твоя рожа тоже, знаешь ли, не милее утренней порции лекарств и процедур.

Милар, разом теряя всю свою сдержанность, протащил по кафелю стул и уселся напротив Огланова.

— Что, старик, трогают тебя за всякое?

— А ты не завидуй, капитан. Ты вообще женатый человек с детьми, — Огланов откусил еще один кусок сандвича и запил тот из фляги. — Молодой человек, а вы так и будете в дверях стоять?

Ардан не сдвинулся с места. В прошлый раз, когда они имели дело с Петром Оглановым, это чуть было не стоило ему жизни, так что он не испытывал особого желания снова связываться с тучным, сквернословящим алкоголиком, готовым, ради достижения своей цели, продать кого угодно.

Удивительно, как он только не оказался в одной обойме с Пижоном и остальными представителями Шестерки.

— Понял, — кивнул Огланов. — Не могу вас винить за недоверие, Ард, но, поверьте, я почти на сто процентов был уверен, что вы выберетесь из той передряги.

— Почти, — с нажимом, повторил Милар.

— Ты мне еще нотации, капитан, почитай давай. Будто сам никогда никем не пользовался.

— Пользовался, но не коллегами, — отрезал Пнев.

— А с чего ты взял, что мы с вами коллеги? — вздернул бровь (вернее — бровь, так как над правым глазом у сыщика красовалась повязка на ожоге, а не густые волосы) Огланов. — То, что мы тут боремся со всякой нечистью, не делает нас однополчанами, капитан. Ой, погоди, ты ведь на фронте людей арестовывал, а не по окопам ползал, как остальные.