Повелитель огня (СИ) - Опсокополос Алексис

Я схватился за неё, когда был уже по грудь в воде. Но схватился крепко. Убедился, что перестал тонуть, и перевёл дух. После чего, держась за корягу, подобрался к ней. По мере приближения почувствовал под ногами твёрдую землю.

Минут через пять я уже сидел на коряге. Мокрый, скользкий, весь в грязи и тине, но живой — а это главное! Отдышавшись, рассмотрел местность. Кочки, что возвышались за корягой, казались более крепкими, чем те, что были в середине болота. Но шагать на них без проверки желания не было. Я вспомнил про меч, на удивление, крепление ножен выдержало, и клинок всё ещё висел у меня на поясе.

Достав меч, я ткнул им в ближайшую кочку. Твёрдая. Ткнул в соседнюю с ней — такая же. Неужели выбрался? Я осторожно ступил на проверенную кочку — выдержала. И не просто выдержала, а даже ничего не хлюпнуло под ногами. С кочки на кочку, и буквально через десяток шагов я уже стоял на твёрдой земле. А болотце сзади опять выглядело спокойным и неопасным — будто ничего и не было.

Очень хотелось посидеть и отдышаться, но нужно было идти и разводить костёр. Теперь помимо защиты от зверья, он был мне необходим ещё, и чтобы высушить одежду. И содержимое котомки — к моей радости, она не слетела с плеча. Все продукты промокли и явно провоняли болотом, но, по крайней мере, они у меня остались. А уж тем же варёным яйцам и салу вода точно никакого вреда не нанесла.

Я брёл по лесу, пока не решил, что уже зашёл достаточно далеко, чтобы мой костёр никто не заметил. Затем выбрал практически идеальное место для стоянки — небольшую поляну между соснами. Земля здесь была сухая, даже подстилка из старых иголок приятно шуршала под ногами, а значит, с пригодными для разведения костра дровами тоже проблем быть не должно. Сбросил котомку, снял мокрую одежду и принялся за костёр.

Мне были нужны сухая кора, трут, крепкая палка и терпение. Последнее у меня имелось, а первые три позиции следовало найти. Первым делом я направился к старой берёзе. Содрал с неё слой бересты — тонкой, но сухой, как бумага. Отличный трут — натёр её до волокон. Затем собрал сухие листья, мох, мелкую сухую траву, тонкие сухие веточки. Сложил это всё кучкой.

Потом нашёл две подходящие ветки: одну тонкую, твёрдую, другую широкую, трухлявую с небольшим углублением. У первой заточил ножом край, вторую вставил между колен. Всё было готово, осталось только тереть.

Минут через десять, когда уже даже мои ладони было готовы воспламениться от трения, наконец-то пошёл дым. Сначала едва заметный, затем более менее нормальный. Я быстро поднёс к дымящейся ветке прозрачную бересту. Дунул. Второй раз. Третий. На четвёртый вспыхнуло.

Береста загорелась, и я быстро положил её на подготовленный трут. Огонь перекинулся на него. Загорелись собранные мной сухие листья, иголки, кора и веточки. Я утёр пот со лба и принялся докладывать в пока ещё небольшой костерок веточки побольше.

И вот уже через каких-то десять — пятнадцать минут на полянке горел настоящий костёр. И теперь в него уже можно было закидывать нормальные дрова, греться у него и сушить возле него одежду.

Я нашёл подходящие ветки и соорудил у костра некое подобие сушилки, на которую развесил всю свою одежду, оставшись нагишом и босиком. Сапоги, вылив из них воду, поставил поближе к огню.

Развязал котомку, достал припасы. Кроме хлеба, ничего особо не пострадало. Хорошо, что я пряники ещё на крыше съел. Ещё не сильно намок плотно свёрнутый кафтан Воропая. Я расстелил его на земле у костра, уселся сверху, разломил на несколько частей промокший хлеб и принялся его подсушивать. Когда подсушил, взял бутыль с остатками молока и решил перекусить, раз уж это всё достал.

Вдыхая запах подгоревшего на костре хлеба, я сделал первый укус, запил молоком. Неплохо. Вкусно. Хотел укусить ещё раз, но услышал, как за спиной что-то щёлкнуло. Или хрустнуло. Я быстро обернулся и чуть было не выронил из руки бутыль с молоком.

На меня смотрели два ящера. Невысокие — чуть выше колена, но крепкие, мускулистые и очень зубастые. У них были вытянутые большие морды, длинные и тонкие, как плети, хвосты, зелёная с бурым отливом шкура и хищные жёлтые глаза. И что самое неприятное, смотрели эти глаза на меня как на еду. До такой степени неприятно смотрели, что я невольно поёжился.

Эти твари очень походили на троодонов из книжки моего сына. Но хоть они и были относительно мелкими, но драться с ними одному, да ещё голому и босому, мне категорически не хотелось. На моей стороне, конечно, были сообразительность и сила, но на их — скорость и зубы. И ещё неизвестно, чья бы взяла. Поэтому мне очень захотелось, чтобы слова Долгоя о том, что все звери боятся дикого огня, оказались правдой.

И похоже, так оно и было. Ящеры остановились примерно в трёх метрах от костра, смотрели на меня голодными глазами, облизывались, поводили носами, клацали зубами, но дальше не шли. Я же, держа в руке меч, обошёл костёр и встал так, чтобы огонь оказался между мной и хищниками. Ящерам такой расклад не понравился, и они тоже решили обойти костёр, чтобы быть поближе ко мне.

Так мы ходили примерно полчаса, но звери так и не рискнули приблизиться ко мне. Ящеры были дикие, но не глупые — видимо, они знали, что такое настоящее пламя. В конце концов один из них фыркнул, потеребил лапой мох, развернулся и убежал, крывшись среди деревьев.

А вот второй продолжал стоять и смотреть на меня. Это меня достало, я вытащил из огня длинную ветку, конец которой ярко горел, и сделав резкий выпад в сторону ящера, махнул огненной палкой у него перед мордой. Зверь отскочил, зарычал и убежал. Я же, окончательно убедившись, что обычный огонь работает, как защита от ящеров, окончательно успокоился. Теперь можно было подбросить дровишек и отдыхать не нервничая.

А ещё мне окончательно стало понятно, почему здесь никто не ходит по лесам ночью. Если днём вот так запросто можно на ящеров нарваться, то что здесь происходит с заходом солнца, когда толком ничего не видать?

Я подкинул побольше дров в костёр, нацепил на себя слегка подсохшую рубаху — как-то неприятно было голым в лесу спать, расстелил кафтан Воропая у огня во всю длину, и улёгся, чтобы вздремнуть.

Лёг спиной к костру, чтобы тепло от него волнами обдавало спину. Было приятно, уютно, потрескивание сучьев успокаивало. Это был мой привычный огонь. Хоть я с ним и боролся почти всю свою сознательную жизнь, работая в пожарной бригаде, но он был мне намного милее местного — стерильного, неживого. Он был сейчас для меня словно тот самый старый враг или соперник, с которым ты всю жизнь воевал, а потом вдруг встретился, спустя годы. И ты неожиданно понимаешь, что рад его видеть. А он тебя от ящеров спасает. С этими мыслями я и уснул.

А проснулся я от жуткого рычания или даже рёва — громкого и настолько низкого, что оно пробирало насквозь, до мурашек. Рычало явно что-то большое и очень близко. Я сразу вскочил, открыл глаза и увидел… мраго́на. Он стоял буквально в трёх шагах от меня. И это был не такой мраго́н, что попались нам по дороге в Крепинск. Нет, там была какая-то мелюзга — мраго́нчики, а сейчас возле меня стоял мраго́нище! Раза в полтора, если не в два здоровее тех, что пришибли Долгой с Любором и Влоком.

И я сразу понял, что он не уйдёт. Эта тварь считала меня своим обедом и была крайне раздосадована, что костёр мешает ей к обеду подойти. Ящер приоткрыл пасть, демонстрируя жуткие, острые зубы, облизнулся, с языка на землю закапала слюна. Похоже, мысленно он уже начал меня жевать.

Я невольно приблизился к костру ещё ближе. Зверь расценил это как то, что еда хочет убежать, и несмотря на страх огня он шагнул ко мне. Пока ещё он не был готов броситься на меня, но он явно над этим работал — страха в его глазах я не заметил. Там были лишь голод и ярость.

Мрагон смотрел на меня ещё примерно минуту, после чего сделал ещё один небольшой шажок в мою сторону. Это мне уже совсем не понравилось, и я, как в случае с предыдущей парочкой, обошёл костёр, чтобы спрятаться за пламенем. Мрагон тоже принялся обходить.