Свидание на Аламуте - Резун Игорь

Ознакомительная версия. Доступно 25 страниц из 124

– Только после итогового осмотра виллы.

Барош-Танвилль окидывает торжествующим взглядом коллег и открывает рот. Видно, что зубы у него мелкие и на них надет металлический брекет.

– А вот как вы объясните, мсье Неро, что в записи переговоров с центральным диспетчером Департамента для вас имеются два сообщения от некоей Лунь Ву, комиссара уголовной полиции четырнадцатого округа, указывающих на то, что террористы могут покинуть квадрат оцепления, используя подземные пути? – вкрадчиво вопрошает Барош-Танвилль, и личико его при этом лучезарно светится – хотя, может быть, это просто блик.

– Я их не получал.

– Точнее, мсье Неро, вы на них не ответили. Согласно рапорту дежурного, они были официально переданы в ваш штаб спустя три и семь минут после начала операции.

– Я их не получал, черт возьми!

– Хорошо. Скажите, мсье Неро, а как вы прокомментируете рапорт вашего подчиненного, капитана Калабри о том, что он указывал вам об опасности штурма спецназом северной оконечности объекта?

– Это не соответствует действительности! – стиснув зубы и руки, цедит Неро.

Барош-Танвилль смущенно оглядывает коллег: вот, мол, какой он! Мы-то стараемся… И, захлопнув свою нескончаемую папку, бросает:

– Вы свободны, мсье Неро. Но мы вас вызовем еще в понедельник, для заключительной беседы. И вы, господа, свободны.

Неро бросается к выходу первым. Он хрипит и рвет на горле галстучный узел. По дороге ему попадаются стенографистки, он коротко бьет в плечо одну из них – худенькую, белокурую – и, поймав ее болезненное восклицание, выскакивает в коридор. В отличие от затхлой комнаты, коридор отделан светлым пластиком, и высокие окна проливают туда свет. Неро быстрыми шагами идет к туалетной комнате.

Там, уже в абсолютном сиянии белого кафеля, он закрывается в кабинке и долго, мучительно выжимая из себя влагу, мочится. Его раздражает звук бьющейся о фаянс струйки, и он мстительно мочится на белую коробку бачка, на гофрированную трубу. Черт с ними! Гори все синим пламенем…

Потом долго, тщательно моет руки. Он словно хочет смыть с них этот липкий холодный пот, который покрывал ладони в проклятой комнате. И почти не замечает, как, выйдя из кабинки, рядом пристраивается еще один человек в светлом костюме, похожий на маленького слона – с носом-хоботиком, толстогубый и лысый. Он тоже полощет под водой свои толстые клешни, не обращая внимания на Неро, – но это только кажется. На самом деле этот человек просто макает руки в струю воды и говорит негромко, глядя на Неро только через зеркало.

– Старина, я понимаю, что в число твоих друзей не попал… но, как-никак, мы с тобой один факультет заканчивали, верно? Так что я тебя должен предупредить… Ты знаешь, этот сицилиец Калабри обложил тебя дерьмом в своем рапорте по самую макушку… Ты учти, он тебя обо всем предупреждал… Там, на улице, с полсотни репортеров. А как только ты зашел сюда, Барош-Танвилль подписал ордер на твое задержание… Они спят и видят, как бы одеть на тебя наручники. Хе-хе, старина, это будет не очень красиво, согласись!

Неро вздрагивает. Но снова, в третий раз, подносит ладони к носику аппарата подачи жидкого мыла, которое, капая на руки, ощущается, как расплавленный металл.

Толстяк между тем уже сушит свои кисти.

– Тут, рядом с сортиром, проходит пожарная лестница… Я понимаю, это не в твоих правилах! Но я, к примеру, старина, лучше бы поднялся на крышу… во внутреннем дворе тебя никто не увидит… А потом… там, знаешь, просто перепрыгнуть на крышу тринадцатого дома, где налоговики, и спуститься по такой же лестнице… Ну а затем исчезнуть на недельку из Парижа. Им нужны головы, понимаешь? За эту недельку можно поднять шум в Национальной ассамблее, подвязать парочку крикунов-депутатов… и выйти чистым… Как думаешь, старина? Смотри, я тебя предупредил.

Толстяк чуть не обжег руки, поджаривая их под аппаратом. Он торопливо отдергивает ладони, зачем-то вытирает их носовым платком и, неумело подмигнув Неро, исчезает за дверью.

Чиновник остается один. Всматривается в свое лицо в зеркале. Натянутая на скулах кожа, жесткие черты и запавшие от бессонницы глаза. Да, Алеся уже нет. Надо все забыть. Совсем забыть… совсем!

Неожиданно тяжело шаркая штиблетами по кафелю, он подходит к окошку и, подтянувшись, распахивает его. Пластиковая створка впускает сырой воздух и запахи Сены. Тоскливо кричит бато-муш [32]*. Рядом с окном действительно находится покрытая влагой решетка пожарной лестницы. Третий этаж. Два этажа до крыши. Просто и легко.

Аристид Неро захлопывает окошечко. Заходит в кабинку. Садится на пластиковую крышку, которая хрустит под ним. Сунув руку во внутренний карман пиджака, он нашаривает там кургузое, весомое тельце пистолета «Глок».

Спустя минуту треск раскалывает тишину коридора. В самом его конце дежурный полицейский – здание охраняет отдельная рота МВД – поднимается от конторки и раздраженно бросает напарнику:

– Кто опять в туалете унитаз расколол? Сколько раз говорить, чтобы не лезли с ногами! Пойду, посмотрю.

Тексты

Медный, Лунь Ву и другие

Медному все происходящее казалось сном. Сном, в котором кошмарные детали диким образом переплетаются с моментами невыразимого счастья. Еще только вчера он с ужасом наблюдал кровавую драму на вилле, где метались огненные шары, сея смерть, и вот уже сегодня он просыпается с Лунь Ву, и маленькая китаянка, доверчиво спрятав бритую, колючую головенку под его руку, трогательно сопит носом, прижавшись к его волосатой груди. Просто так вот взял да влюбил в себя… и влюбился сам. Даже не заметил, как влюбился.

В тот вечер, когда он сидел под утихающей струей холодной воды, и этот холод бил по темени, разламывая и смывая остатки неожиданной боли, – в тот вечер он понял, что влип окончательно. Китаянка бережно подняла его, мокрого до нитки, взяв подмышки, и буквально на себе отнесла в «рено». Затем они выдернули тросом застрявший в жирной земле клумбы «феррари» – к его бамперу прилипли раздавленные маргаритки! – высадили где-то по дороге полковника и поехали в отель к ребятам, где он забылся мертвецким сном на кровати Шкипера. Странно, но он помнил ее руки, такие нежные и одновременно сильные, и умытые водой, худые, рельефные ступни, пятящиеся по асфальту, когда она подтаскивала его к машине… И это колечко на среднем пальце…

А потом был этот кошмар, и эта вилла, и бессильное пьянство в баре, и путешествие в тесную каморку Лунь Ву, и она сама, обнаженная, свернувшаяся калачиком рядом с ним, и щемящее чувство, что он нашел наконец свою половинку. Не русскую, даже не французскую – а вот поди ж ты, с таинственного Востока, где, как известно, изобрели порох…

С этого момента они не расставались. Ему показалось – прошла вечность, в которую уместилось слишком много, и эта лысая девчонка стала ему родной. В тот день, когда они повстречались с полковником у библиотеки, Лунь Ву потащила Медного в тир, и он видел, как жилистые ступни уперлись в пол, а такие же, с напрягшимися сухожилиями руки сжали массивную рукоять полицейской «беретты». Правый глаз Лунь Ву сделался щелочкой. Бах! Бах!!! Мишени валились со стоном, как живые. Это был, наверное, единственный тир в Париже, где не жалели фанеры на манекены и не пользовались безопасными лазерными имитациями оружия. Андрей стоял рядом и восхищенно смотрел, как, превратившись в стальную пружину, эта хрупкая китаяночка валит всех своих врагов. Безупречно! Из пятидесяти возможных очков она выбила все пятьдесят!