— Да он это, говорю тебе! — Слышу уже в спину от мужчины.
В груди похолодело. Обо мне что ль речь⁈
— Нет, Светогор, быть такого не может, просто похож, — отвечает другой.
— Я должен проверить, — настаивает первый и окликает меня. — Простите, господин!
Слышу, как бежит ко мне. Твою ж мать, где это я прокололся⁈ Собрался уже драпать за второй бастион в надежде пройти через чёрный ход в корпус дворца.
Мельком взглянул на догоняющего. И замер. Это ж… тульский витязь! Один из тех, кто на высоту тогда ворвался, на горе трупов меня застав. Нет, не побегу, незачем. Развернулся к нему лицом. Да, точно он. В камзоле красно–жёлтом под тульский герб, высокий, широкоплечий с волосами белоснежными распущенными до плеч, с яркой привлекательной внешностью. Помню его, ещё когда с яйцом паука стоял, он в колонне тульской к князю нашему ехал, тогда витязь был в сплошной зеркальной броне, я его чуть с девушкой не спутал. И такой важный вид у него был. А теперь взгляд его совершенно другой. Он смотрит на меня серо–голубыми глазами, как на потерянного друга. Ещё так хмурится, будто вот–вот разрыдается. Блин, да что ж такое⁈
— Вы ли? — Первое, что слышу, когда подходит. В голосе его надежда.
Смотрю, как ещё пять бойцов в похожих камзолах к нам спешат. А позади вдобавок плетётся и девочка в красной мании с жёлтыми узорами. Низенькая брюнетка с множеством мелких длинных кос, лет пятнадцати на вид, похоже, тоже из их шайки. Её я тоже помню с той колонны тульской, у кареты ехала верхом, самая сосредоточенная была.
— Господин, простите за невежество, — исправляется белобрысый витязь, в голосе нотки разочарования. — Вы просто очень похожи на одного смелого юношу, которого убили в бою. Но теперь я вижу, что ошибся.
У меня все слова в горле застряли. Остальные подступили полукругом. И рассматривают. Матёрые воины, явно все витязи.
— Светогор, взял да напугал господина, — посмеивается ещё один мощный, но не высокий тёмненький мужчина и кланяется мне головой: — Позвольте представиться, господин. Я сотник Деян, мы личная гвардия его сиятельства тульского князя Юрия. Просим, не гневаться, что прервали вашу прогулку.
Ого! В личною гвардию тульского князя слабаков не берут.
Остальные витязи просто кланяются, разворачиваются и уходят, вероятно, решив, что моя оторопь — это нежелание представляться в ответ.
Одна магичка остаётся. Ростом метр пятьдесят пять от силы, некоторым из витязей по пояс, худенькая, симпатичная, кареглазая крошка с тонким курносым носом. Смотрит на меня с какой–то надеждой. Но стоит ответить своим взглядом, сразу опускает глазки.
— Люта? — Окликают её товарищи. — Да не он это.
— Как жаль, — слышу её шёпот. Шмыгнула носом, развернулась резко и посеменила в сторону своих товарищей.
Что это с ними? Стою, не знаю, куда деваться. Понял я, о чём этот Светогор говорил. Он узнал меня с битвы на Калининских топях? Но с моим преображением решил, что обознался. Это ведь их отряд взлетел тогда на скакунах на высоту и узрел меня на вершине трупов. Я тогда упал к их ногам весь изрубленный и в стрелах.
Получается, Чернава забрала меня, никому ничего не сказав?
Тульские вернулись туда, где стояли. Посматривают на меня угрюмо. И не кажется мне, что хотят за что–то мстить. Они будто боевого товарища потеряли.
Выдыхаю. И иду к ним. Оборачиваются на моё приближение.
— Не подумайте, что я язык проглотил, — говорю им с ходу. — Вы просто застали меня врасплох.
— Ещё бы, — посмеивается третий худой светловолосый витязь с носом, как у коршуна, перебив меня. — Наш Светогор теперь спать не может после Калининских топей, всё корит себя…
— Лучеслав, умолкни, — рыкнул на товарища белобрысый.
— Полно, Светогор, ныне праздник, — ещё один вмешался. — Хватит хандрить.
— Ещё раз, простите великодушно, — вновь поклонился Деян, явно отправляя меня прочь. Самый старший на вид он у них. Видимо, главный.
— Так вам ответить или как? — Развёл руками уже я с лёгкой улыбкой.
Все сразу и посерьёзнели. И мне уже не весело.
— Моё имя Ярослав, и я вспомнил вас, господа, — говорю теперь с грустью. — Вы тогда всё рассуждали мёртвый я стою на той горке из тел или живой. В одной руке у меня половина клинка обломанного была, а в другой знамя моё: серп да молот красные на белом фоне. Хотя фон уже мог быть и не белым после сечи.
Высказался, замолчал. А эти дышать перестали.
Магичка вдруг ахнула и рот зажала, отвернувшись. А у мужиков глаза заблестели. Светогор ухватил меня за плечи. И как давай каяться:
— Ты прости меня. Замешкались мы на день, без подмоги вас оставили. А надо было скакать хоть отрядом своим. Тогда бы и живых больше было. Но мы слишком осторожничали, слишком много тянули.
Хочу ответить, но не успеваю. Подаётся и обнимает крепко. Хлопаю по спине сдержанно в ответ.
А этот носом шмыгает. Да вы что, мужики⁈ Блин, у самого ком у горла. Я ж давно уже всё это отпустил. По крайней мере, так думал прежде.
— Всё, отлипни от молодца, — возмущаются его товарищи.
Светогор кое–как отстал. Не успел я выдохнуть, следующий обнимает. Да ещё и щупает нагло за руки.
— Какой крепкий, — комментирует. — И не мудрено, что столько супостатов изрубил.
— Живой! — Кричит третий, который представился сотником Деяном. — Будь мне братом, Ярослав!
— Ну это… я не против, — мнусь, как девочка.
Со всеми переобнимался. Магичка подошла последней, лишь раз взглянула и снова опустила свою головушку.
— Люта наша скромница, — говорит Деян наставнически. — Очень за твою судьбинушку переживала. Она лечила тебя первой у той сечи, пытаясь спасти. Это потом уже мы разминулись, когда на Ростов пошли. На тебе ж живого места не было, ума не приложу, как выжил вообще. Но Лютик не сдавалась до самого конца.
— Полно, — бурчит девочка.
— Люта очень талантливая чародейка, — добавил Светогор, продолжая её смущать. — Не смотри, что мала, силушка в ней великая.
— Нет надобности хвалить понапрасну, братец, — возмутилась уже громче магичка и мне снова шёпотом: — прошу, возьми.
Протянула браслет из разноцветных идеально круглых камушков, похожий на чётки. Но больше это смахивает на детскую поделку.
Беру, чтоб не обидеть. Только коснулся, ёкнуло в груди. И одновременно по руке разлилось тепло.
Смотрю на неё вопросительно. Ловлю взгляды туляков хитрые.
— Лютик наш ещё и мастерица по зачарованию, — комментирует Лучеслав. — Всех нас одарила своими рукодельями.
— Это браслет «Застывающая кровь», он быстрее заживляет раны, — слышу её тихий голосок. — Тебе по смелости, мне по спокойствию.
Ну и выразилась. В глаза не смотрит, щёки розовые у крошки. Ох и застеснялась.
— Спасибо большое, Люта, — благодарю, надевая на запястье сразу. — Что тогда спасла, что сейчас переживаешь.
Кивнула, отвернулась, к берегу пошла. Витязи посмеиваются. А Лучеслав мне на ухо шепчет:
— По секрету скажу, братец, что влюбилась она в тебя. Если бы не княжий приказ, так бы и поехала с тобой к тем жрецам. Это потом весть пришла, что скончался ты. А вышло, что пустое всё. Ты только её не обижай, если не мила, не говори ей прямо.
— А то прибьёт, — выдаёт во второе ухо Деян. — Люта в гневе Лютая. Это мы её иногда зовём Лютик, что цветок. Но не стоит обольщаться, то скорее — ирония.
Пожимаю плечами. Даже не знаю, что сказать. Это просто милый ребёнок. Ну ладно, подросток.
Впечатлённый такой реакцией туляков, я позабыл о княгине Юсуповой. А зря.
Вышла бабуля из–за бастиона, как мегера. И в мою сторону направилась!
— Как поживаешь, расскажи? — Спрашивают туляки, обступив меня.
— О себе поведай, — перебиваю друг друга. — Всё интересно.
Даже рот не успеваю открывать. Как дети малые!
— В гости к нам давай, — хлопает по плечу Лучеслав. — После бала собирайся, если дел никаких. Лютик будет рада, у её мамки поместье огромное. А мы там рядышком при княжеском дворце.
