Жуткая история. Кот - Горькая Ксения

К счастью, иголки и черные нитки нашлись в шкафчике прачечной, так что в комнату он вернулся во всеоружии, по-турецки сел на кровать и принялся делать аккуратные стежки. За этим занятием его и застал Кай. Когда он постучал, Хёну без задней мысли пригласил его войти; он устроился на кровати напротив, со странным выражением лица наблюдая за ним. Спустя полминуты неловкой тишины Кай все-таки спросил:

– Что ты делаешь?

– Зашиваю. – Хёну пожал плечами, ведь ответ и так был очевиден.

– Зачем? Почему было просто не выбросить ее? – Кай смотрел на него, наклонившись вперед и уперевшись локтями в бедра.

Хёну остановился и уставился на толстовку в своих руках, на аккуратные и ровные тугие стежки. Зачем он зашивает ее? Почему просто не выбросил? Забавно, он даже не подумал о том, чтобы выбросить. Потому что она – его?

Ты такой дурак.

Он нервно усмехнулся и отложил кофту в сторону, закрепив иголку, чтобы потом продолжить шитье, а после поднял взгляд на Кая. Его волосы были еще влажными после душа, а продолговатые глаза, словно подведенные из-за черных ресниц, смотрели, прожигая насквозь.

– Ты хотел поговорить?

Кай задумчиво изучал его еще несколько мгновений, а затем кивнул, соглашаясь:

– Да. Про эту ночь. Для ясности, – он вздохнул и на секунду прикрыл веки, – я почувствовал тебя сквозь сон, когда ты прикоснулся ко мне и лег рядом. – Сердце Хёну ухнуло вниз. – Чувствовал, как ты… начал меня гладить, так что… Я помню все.

Хёну вдруг ощутил острую потребность провалиться сквозь землю. Все обстояло куда хуже, чем он предполагал. Боясь даже пошевелиться, он замер как кролик перед удавом под этим беспощадным прямым взглядом, не в силах вымолвить ни слова в свою защиту. Лицо почти сразу раскраснелось от стыда, он болезненно закусил нижнюю губу, но все равно продолжал упрямо смотреть на Кая, нервно теребя завязки спортивных штанов.

– То, что ты делал… – Кай откинул волосы назад и сглотнул, на мгновение отводя глаза и уходя в себя. – Мне… никогда не было так хорошо. Так как ты использовал силу, не представляешь, насколько тяжело мне было сдерживаться и лежать смирно. Я думал, что с ума сойду, – он вынырнул из воспоминаний и снова стрельнул взглядом в Хёну. – А когда я наконец обнял тебя, ты заплакал. И тогда я понял.

Пожалуйста, только не это.

Глаза Хёну расширились от ужаса, а губы сжались в линию. Он в отчаянии замотал головой, глядя на Кая.

– Я понял, что ты…

Подбородок Хёну задрожал. Он опустил голову и весь ссутулился, прижав локти к телу и сжав кулаки до побелевших костяшек. В груди мучительно сжалось ноющее сердце. Внезапно охрипший голос едва слышно произнес:

– Не надо. Прошу… не говори этого. – Хёну звучал беспомощно, но ничего не мог с этим поделать. Он не видел Кая, был только его мягкий голос, полный сожаления.

– Мы оба знаем, что я собирался сказать. Что изменится, если не произносить это вслух?

– Все равно, – Хёну упрямился, до крови вонзая ногти в ладони. – Я не хочу слышать, как ты произносишь это.

– Хёну… Последнее, чего я хочу, – это причинять тебе боль. Может, я и не способен чувствовать любовь сам, но я же не кретин. А благодаря твоим силам – я могу примерно представить, каково тебе. Если я могу сделать что-то…

– Можешь, – Хёну грубо оборвал его. – Давай закончим этот разговор и никогда больше не будем к нему возвращаться, – он отвечал жестко, не поднимая головы.

– Если ты будешь продолжать делать вид, что ничего не происходит, – тебе не станет легче, – его голос обволакивал, словно теплое пуховое одеяло, но Хёну хотелось изо всех сил оттолкнуть это тепло, эту щемящую жалостливую заботу. Потому что это было невыносимо.

– И что же. Мне сделать. По-твоему. – Хёну говорил, делая паузы после каждой пары слов, потому что горло сдавило. В голосе были слышны с трудом сдерживаемые слезы. – Чтобы мне. Стало легче?

Кай подошел и, опустившись на колени возле его ног, взял его сжатые в кулаки руки в свои.

– Проживи это, – он разжал его кулаки и увидел на ладонях неглубокие порезы от ногтей. – Не прячься. Не сдерживай все внутри, проявляй свои чувства как захочешь, сколько захочешь – я позволю тебе все, – он провел по ладоням большими пальцами, не задевая ранки. Хёну, не веря своим ушам, во все глаза смотрел на него. – Я буду рядом, пока тебе это будет нужно. А когда придет время – отпущу тебя.

Сначала ему показалось, что он ослышался. Глаза продолжали растерянно скользить по лицу Кая в надежде прочитать какой-то сигнал или подтверждение слов, которые только что прозвучали, но тот лишь мягко смотрел в ответ и слегка поглаживал ладони. Хёну совершенно не понимал, как он должен относиться к этому предложению. Он чувствовал слишком много, слишком интенсивно. Жгучую вину и горечь, нездоровую потребность в нем, страх, слабую надежду. И конечно, сдавливающую легкие и лишающую возможности нормально вздохнуть всепоглощающую любовь.

– Не понимаю, – Хёну растерянно смотрел на их руки. – Правда не понимаю, почему ты предлагаешь такое…

– Потому, что мы оба этого хотим, – просто ответил Кай, открыто глядя на него. – Потому, что мне не хочется видеть твои страдания, и я надеюсь, что так тебе будет хоть немного легче. Потому что я не могу предложить ничего большего.

– Глупый. Ты предлагаешь очень много, – слезы скатились по щекам, но Хёну не обратил на них внимания.

Кай едва заметно пожал плечами, наклонился и мягко поцеловал ранки на ладони – они тут же затянулись, и он удовлетворенно провел большим пальцем по гладкой коже.

– Что скажешь? Сможешь открыться мне? – его вопрошающий взгляд с едва заметным оттенком неуверенности скользил по лицу Хёну.

– Я… – голос дрожал. Комната будто загорелась – в окно проникали первые солнечные лучи. Они жадно накидывались на мебель, пол и стены, топя все в золотом свечении. Тонкая полоска света лизнула лицо Кая, подсвечивая темную радужку его глаз, делая их прозрачно-карамельными. В ушах зашумело, и Хёну сам не услышал, что ответил.

Но Кай услышал:

– Я, кажется, люблю тебя.

Лидеры

Кай стоял перед ним на коленях, подняв голову и разглядывая его. Его рот был немного приоткрыт, цепкий серьезный взгляд скользил по лицу Хёну, а длинные тени от ресниц подрагивали на скулах.

Сложно было поверить в то, что он предложил. Сложно было почувствовать себя вправе прикасаться к нему, не прикрываясь необходимостью питаться. Хёну легонько сжал его ладонь и поднял вторую руку, намереваясь прикоснуться к волосам, но нерешительно замер в нескольких сантиметрах, все еще не уверенный, что может это сделать. Губы Кая едва заметно изогнулись, как если бы он пытался сдержать улыбку: он наклонил голову, ныряя под висящую в воздухе руку, почти так же, как делал, когда был пантерой, и прикрыл глаза.

Ластится. Сердце сладко сжалось от нежности. Хёну погладил его по волосам, наклонился и уткнулся лбом в плечо, заключая в неловкое объятие. Чуть сдвинулся, потерся щекой о горячую шею, кожей ощущая его притягательный запах, и почувствовал, как ладонь Кая мягко ложится на затылок, ласково перебирая волосы. Кай тоже повернул лицо к нему и медленно, едва касаясь, провел носом по шее – мурашки пробежали от щекочущего кожу горячего дыхания, – а потом взял и широко мазнул языком возле ключицы.

Хёну как перемкнуло – он отпрянул назад, закрывая рукой место, куда его лизнули, и возмущенно уставился на Кая. Он собирался произнести целую тираду, но никак не мог сосредоточиться, поэтому просто сидел, надув щеки, красный как помидор.

Кай склонил голову набок, с явным удовольствием наблюдая за его реакцией, а потом поднялся с пола, аккуратно переложил толстовку на другую кровать и сел рядом.

– Покажи мне, – он указал глазами на плечо Хёну, где из-под рукава футболки виднелся чуть подсохший порез.

Очевидно, тот регенерировал намного быстрее обычного человека, но не настолько быстро.

– Я думаю, не стоит. Тэхо ведь говорил, что мне не стоит ослаблять тебя. Подожду до поездки в город, ничего страшного, – он потянул рукав футболки вниз, закрывая свою рану.