Лихое время - Петров Олег Георгиевич

Подался в сенки, нашарил в темноте на столе бутылку с наливкой, жадно задвигал кадыком. От спешки пролил на бороду.

Вернулся на крыльцо, утираясь подолом пропотевшей рубахи, потянулся было к брошенному кресалу и самокрутке, но вдруг ощутил, почувствовал кого-то рядом!

– Хто тут? Хто?! – хрипло бросил в темноту, невольно приседая.

– Дед Пихто!

Перед Цупко выросла темная фигура.

– Тьфу ты! Коська, ты, што ли?

– Обоссался, поди, со страху, Филя?

– Не бухти! Ишо неизвестно, чо бы с тобой приключилася, кады бы тут тебя милицанеры трясли, из самово угро!

– Так я, Филька, в рубашке родился! Меня и японцы на расстрел водили, да без толку! А на тебя, вижу, милиция жути нагнала! Что, в стайке-то небось с самого их отъезда гадишь? Га-га-га!

– Тише ты, оглашенный! Всех подымешь!

– Не ссы… А че тебя сыскари-то трясли?

– Сука кака-то навела!

– Ну и чо?

– Пронесло.

– Ага, вижу, до сих пор несет! Гы-гы-гы!..

– Хорош ржать, Коська! Чо приперся? Договаривались же, – сюды глаз не казать. Откель тебя надуло?

– А-а!.. – скривясь, махнул рукой гость. – Прокатился с хлопцами на «ученике» с Дальнего вокзала, думали торговок в вагонах малость пощипать. Каво там!.. Фараоны чево-то седни по вагонам шастают, продыху нет. Ну и прокатился до твоей станции, покалякал кое с кем, да к тебе, вот, подался. Филя, покупателя я приглядел для лошадок…

– Ага! Спохватился! Тю-тю, коники!..

– Да ладно!

– Чо ладно? Чо ладно? – озлился Филя. – Говорю тебе, налетели вороны! Навел кто-то. Сразу-те про овес спросили да коньков приметили, ну а потом и до мясца в погребе добралися! Я же шкуру-то там оставил, еще не сбагрил…

– Во подарочек приподнес фараонам! Мать твою! – ругнулся гость. – Говорил же тебе – не храни. Чево кромчить? Сразу надо сбывать! У тебя ж ранешних договоренностей полным-полно!

– И на старуху быват проруха… – угрюмо буркнул Цупко.

– Да и хер с ним! – мотнул головой ночной гость. – А чо, Филя, тебя-то не загребли, а, старый?

– Подписку дал сыскарям служить.

– Ох, ни хера себе! Ссучился, потрох!

– Но-но! – грозно прогудел Цупко. – Ты, Коська, эндак словечки не раскидывай! Филипп Цупко никады фараонам не служил!

– Ой, им-боюсь, им-боюсь! – засмеялся гость.

И тут же сунул Филе под нос вороненый револьверный ствол, тускло блестнувший в свете полной луны.

– Щас зубы вышибу с мозгами разом! Ты меня знашь! У меня с тем, кто фараонам стучит, разговор короткий! Давай-ка, хрыч толстый, пропой-ка про отмаз-то с подробностями. Каво ты им сдал со всеми причиндалами?

Коська прищурился и постучал согнутым пальцем по револьверному барабану.

– Цыть! И револьвертом своим не пужай! Повидал я энтого барахла! Аль до того боисся, что спишь на ем заместо бабы? Хе-хе-хе! – мелко засмеялся Филя в лицо гостю.

А тот желваками заиграл.

– Говорливый ты, Филя, веселый… Да больно что-то подозрительно тарахтишь. Видно, и вправду не зазря тебя фараоны пожалели…Чо, а Филя? Давай, закрути еще петельку!

– Ты, тово, говори да не заговаривайся! Молод ишшо!

– Каво?! Да я тебя…

– Не пугай, пужаный ужо! – Филипп толстым пальцем отвел ствол от лица. – Я бы имя и сто подписок подмахнул, штобы в кутузке не париться. А че им соопчать – это ишшо поглядим… По мелочи в доносчики чево ж не поиграть… Зато, Коська, в доверье можна втереться. А там – ушки на макушке! – много чего от фараонов можно проведать! Соображашь?

– Сладко ты, Филя, поешь. Задницу свою толстую спасал, а теперича соловьем заливашься…

– Вахламон ты! Кады бы задницу берег, так тут бы в самый раз тебя, Коська, сыскарям в руки-то и спроворить…

– Каво?!

– А таво!

– Ладно… – Гость спрятал револьвер, зябко повел плечами. – Филя, спроворь-ка ты мне лучше пожрать, а то кишка на кишку уже войной пошла… День нынче колготной какой-то!

– Но… – согласился Цупко. – Как Андреича с централа доставил, так и завертелося…

– Че за Андреич? – обеспокоенно спросил ночной визитер.

– Пойдем, похаваешь, – не отвечая на вопрос, поднялся Филипп. – А после и обговорим.

Прошли в сенки.

Филипп запалил огонек, сходил до погреба, принес отварного мяса, из избы вынес чугунок с остатками вареной картошки, бутылку постного масла. Положил на стол краюху подового хлеба, два белых калача и длинные стебли лука с ядреными головками.

Коська с усмешкой повертел в руках пустую водочную бутылку.

– Богато, Филя, живешь! Казенную водку лакаешь! С фараонами чокался?

– Типун тя на язык, вахламон! С достойным человеком выпивали за здравие…

– Кто такой? Ну-ка, ну-ка! Ох, и длинный язык у тебя, Филя! – Гость демонстративно вынул из-за пазухи наган, положил рядом.

– Ухо-хо! – хрюкнул коротким смешком Цупко. – Грозен, грозен! Чо ты револьвертом своим размахался? Наиграться не могешь?

– Филя, ты свои смешочки брось… – зловеще, поглядывая на притворенную в избу дверь, проговорил Коська. – У меня не заржавит кусок свинца промеж глаз запечатать… Не зли…

– Кушай, Костя, кушай, – примиряюще сказал Цупко. С горячим нравом ночного гостя он был знаком не понаслышке. – А я тебе пока про Андреича скажу. Помнишь, Коська, года два назад мы спирт одному хитрому мужику таскали, на сбыт?

– А-а, на Новые места! Буржуй недобитый, рожа еще такая, с холеностью, да?

– Нащет холености ноне старикан поистрепался… Но в голове у него, Коська, есть кака-то бо-ольшая задумка… Спрашивал меня про компанию надежную, для богатого дела. Чуешь?

Филипп поскреб бороду. Коська на мгновение вскинул на него взгляд, яростно уминая ломти холодного мяса вприкуску с картофелинами. С полным ртом проговорил:

– Ты сказывай, сказывай, Филя,

– Так энто, Костя, Ляксей Андреич и есть. Я ему намекнул… Мол, имеется верный человек, а за ним ватага… Тебя имел в виду. Ты ж говорил, что с отчаянными ребятами сошелся… Я, Коська, через Андреича богатый навар нутром чую…

– А больше твое нутро ничего не чует? – негромко засмеялся Коська и постучал пальцем по пустой водочной бутылке.

Цупко шустро нырнул в избу, вернулся с неполной бутылкой самогона, заткнутой туго свернутой бумажкой. Набулькал в граненые стаканчики-стопки – сначала энергично работающему челюстями Коське, потом себе.

Хлопнули.

Филя, шумно сопя, закопошился с самокруткой, а гость снова наполнил свою посудину и опрокинул в рот.

– Нащет меня, Филя, ты поторопился. К твоему дедку-буржую приглядется надобно. Чево он, ежели такой оборотистый был, нонче сдох совсем и подмоги спрашиват? Помню, как за спиртишку-то копейку жмотничал! Свово не упустит, хитрован ишшо тот!

– А ты как хотел? – прищурился Цупко. – Могет, перед тобой яму кадриль отплясать?

– Надо будет и отпляшет! – бухнул кулаком по столу Коська. Чуть подпрыгнув, пустой стакан ударился о револьверный ствол и тонко-тонко, но звонко зазвенел.

– Да убери ты свою пукалку! – рыкнул в ответ Филипп. – Разложил арсенал!

– С кем это ты тут, Филя?

На пороге из избы показался Бизин, позевывающий в кулак и почесывающий бока.

– От те! Явление Христа народу! – развел руки Коська. – Какая подмога подкатила! С этим, што ли, Филя, хлебну водку жрали? Иль это у деда Терентия кореш завелся!

– Вы, молодой человек, угомонитесь! Ваши вопли в избе слышны, а там дети малые! – строго сказал Бизин, неожиданно для Коськи и Филиппа «выкая», чего тот же Коська в свой адрес сроду не слыхивал, а посему посчитал за оскорбление. Поднялся с лавки:

– Да я тебя, старого…

– Хорош тя! – обхватил его сзади Филя. – Бля, че тока самогон с людьмя не делат! Угомонись! Ты чо?!

Коська и сам понял, что развыступался ни к месту. Тяжело дыша в стальных филькиных объятиях, проговорил:

– Все, амбец! Дайте пожрать спокойно.

Бизин глазами Филиппу – отпусти.

Коська зло оттолкнул раскрывшиеся лапы, плюхнулся на лавку, подхватил со столешницы наган и, сунув его за пазуху, снова забулькал самогонкой, зачавкал.