Как приручить принцессу (СИ) - Блум Хельга

— Сразу видно, поспать любит, — сообщила старушка с ромашками старушке с розовыми лепестками.

— Это точно. А помнишь мы? Вставали всегда до рассвета, хотя в молодости слаще всего спится, — ответила ей старушка с лепестками.

— А ты и сейчас поспать любишь. Чуть не опоздали сегодня из-за тебя.

— У меня спину защемило просто, — оправдывалась та. — Пошевелиться не могла.

— Сходила бы к той ведьме, что я тебе советовала, давно бы уже все прошло.

— Так ведь дорого у нее. Она за мазь свою столько сдерет, что проще спиной маяться, чем лечиться, — покачала головой старуха.

— А помирать каждое утро не дорого, — пренебрежительно фыркнула ее товарка.

Стоя между двумя старухами, я слушала их перепалку и пыталась силой мысли призвать потенциальных покупателей. Покупатели не призывались. То ли мысли у меня какие-то не такие, то ли что…

— Вот из-за твоей жадности мы стоим тут сейчас. А так бы давно уже все продали и по домам разошлись. Чтобы я еще хоть раз с тобой связалась. Тьфу.

— Шестьдесят лет так говоришь и все никак от меня не избавишься.

— Ничего, скоро одну розу и будем продавать. Слышала ведь, их величество все закрыло: леса, поля, реки. Все запретил.

— Да врут люди! Испокон веков мы эту рыбу ловили и еще столько же будем ловить.

— Ты не веришь, а я утром, пока ты спала, с Люси разговаривала, так она говорит, что с одной девушки на рассвете кожу заживо содрали за одну ягодку малины из королевского леса.

— Врет Люси. Врет и всю жизнь врала. Она тебе тогда сказала, что если будешь куриное яйцо высиживать, из него дракон вылупится и что? Сколько лет прошло, а дракона все не вижу.

— А может на этот раз не врет, — на этот раз в голосе слышалась некоторая неуверенность. — Сама знаешь, король наш на всякое способен.

— Так то ежели по больному бить. Сама же знаешь, у каждого свои мозоли есть.

— У тебя, кстати, остался тот крем от мозолей? Очень уж моя меня донимает.

— Остался-остался… Зайдешь ко мне потом.

— И ладно будет. А короля нашего ежели против шерстки не гладить, то порядок будет. Слыхала, что говорят? Он опять какого-то певца в тюрьму посадил.

— Пущай сидит. Поумнеет может.

— Так ведь за правду сидит.

— А хоть бы и так. У тебя бородавка на носу и ноги воняют. Что, я тебе эту правду говорить буду? А наш король ежели и не до конца король, так об этом помалкивать стоит.

— Так ведь никто и не знает точно. Ты же свечку не держала. Молва то людская.

— Молва молвой, а кому такие разговоры приятны будут? Сердится он от таких речей. Сама знаешь, мужчины народ гордый. Мой вон — пусть ему на том свете хорошо будет, покойничку — если платье новое куплю да покрасоваться выйду и не скажу, что это муж купил.. ох, он серчал.

— Дурак он у тебя был, вот что.

— Дурак не дурак, зато замужем я всю жизнь была. При муже.

Я стояла, почти не дыша, пытаясь осмыслить разговор торговок. Старушки давно уже перешли на обсуждение чьих-то мужей, а я все стояла, словно громом пораженная. Они сказали, что в тюрьму посадили певца… А у меня как раз пропал муж-певец. Возможны ли такие совпадения?

Сердце мое забилось чаще, а голова шла кругом от этих мыслей. Лаэрт… Арестованный и брошенный в тюрьму Лаэрт. Он меня не бросил. Не сбежал навстречу лучшей жизни. Просто Дроздобород, который словно бы дал слово испортить любую, даже самую крошечную хорошую вещь в моей жизни, забрал его у меня. Посадил в тюрьму за песню.

— Прошу прощения, — встряла я в разговор старушек. Они посмотрели на меня с удивлением. Подозреваю, что вид у меня был как у городской сумасшедшей. Я и чувствовала себя так. — Вы сказали, что какого-то певца посадили в тюрьму. Где… — я прерывисто вздохнула, не в силах сдержать волнения, — где его держат?

— Так в городской тюрьме и держат, — удивленно ответила старушка с розами. — Рядом с центральной площадью которая.

Она посмотрела на меня с подозрением, а потом зашептала что-то на ухо подруге, не переставая коситься в мою сторону.

Замечательно. Теперь я еще и привлекаю внимание. Наверное, местные все знают, где городская тюрьма. А тут какая-то подозрительная девица выспрашивает. Наверное, они боятся, что я доложу кому-нибудь. Если в этом королевстве сажают людей в тюрьму за песни, за разговоры тоже наверняка сажают. Интересно, действительно ли Дроздобород незаконнорожденный? Или это просто слухи? Впрочем, даже если просто слухи, ясно одно: подобные разговоры королю очень не по душе.

В нашей стране в этом отношении живется гораздо проще: отец всегда считал, что народу нужно давать отдушину, иначе трон под начнет шататься. Памфлеты и карикатуры на аристократию в нашей стране не редкость. Даже частушки какие-то гуляли в народе про короля, который настолько любил охоту, что во сне спрашивал жену в постели, где же ее рога. Ему казалось, что она олень. А королева отвечала, что-то о том, что рога-то как раз у него, поскольку он слишком уж много времени проводит на охоте. Частушки похабные и мне их знать вообще не полагалось, но Диглан охотно делился со мной подобным народным творчеством.

Старушки прекратили шушукаться, но неодобрительные взгляды в мою сторону все еще бросали. Я приняла самый невинный вид, на какой только была способна и обратилась к спасительной ежевике:

— Свежая ежевика. Покупаем, не стесняемся.

Постепенно начал подходить народ. Кто-то покупал один стаканчик, кто-то два, некоторые отходили, качая головой, мол, дорого. Знаю я таких людей. Им даже если бесплатно отдашь, все равно дорого будет.

Нельзя сказать, что деньги в мои карманы текли рекой, но мало-помалу я продала всю свою ежевику. Осталось только пустое ведро и звонкая монета. И вот теперь я оказалась перед выбором. Нужно решать, что делать дальше. Спасительного отвлечения больше не было.

Мой муж сидит в тюрьме. Должна ли я навестить его? Стоит ли мне найти стряпчего, который возьмется за это дело? Но у меня и денег таких нет. И должна ли я вообще что-то своему мужу? Совершенно незнакомому человеку. Определенно, у меня и своих забот более чем достаточно. Стоит ли прибавлять к ним еще и хлопоты за первого встречного?

Интерлюдия III

Дни неизбежно начали бы сливаться воедино, если бы он не чертил палочки не стене, отмечающие каждый проведенный в этой дыре рассвет. О, они подготовились на славу. Эти люди знали, с кем имеют дело и отрезали Лаэрту все пути к отступлению.

— Эй, вы! — крикнул Лаэрт уже в который раз. — Позовите этого козл.. позовите его! — усилием воли он проглотил почти соскользнувшее с языка ругательство. Не стоит нарываться на порцию побоев. — Хочу с ним поговорить!

Он сидел здесь уже целую вечность и все, что видел, это амбалов, притащивших его сюда. С каждым днем шансы Эйлин на выживание уменьшались. Ему оставалось только надеяться, что Кэсс не бросит принцессу. Кэсс сложная женщина со своими представлениями о хорошем и плохом. И со странным чувством юмора. Слишком полагаться на нее нельзя.

Нет. Нельзя было жениться на Эйлин. Ошибка. Еще одна ошибка его нелепой-нелепой жизни. Все дело в этом. Проблема не в Кэсс и не в Эйлин. Проблема в том, что он опять сделал то, чего делать не должен был. Пошел на поводу у своих желаний.

Она стояла там, такая хрупкая, как фарфоровая статуэтка, колеблющаяся на самом краю. Вот-вот упадет и разобьется на тысячи осколков. В тот момент ему показалось, что жениться на ней — лучшее, что он может сделать в данной ситуации.

Он пожалел об этом почти сразу же. Пожалел о том, что сломал жизнь еще одной женщине, которую…

Одинокий человек в камере горько рассмеялся. Смех вернулся к нему, отразившись от голых каменных стен.

— Да позовите же его! Скажите, что я согласен на все! Я подпишу все, что угодно!

Глава 19

Решив ненадолго отбросить эти мысли, я посвятила себя покупкам. Я торговалась, как последний гном, выцарапывая каждую монету. Мои щеки, шея и уши практически пылали, но я стойко стояла на своем. Пять фартингов за помидоры это слишком много. Давайте хотя бы четыре.