Весло невесты (СИ) - Дорош Лина

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48

— Амалия Львовна, у Вас тоже пунктик на каминах?

— И не говори, а чего себя стесняться? В такую погоду в дом даже вечером долго идти не хочется и у камина посидеть хочется — вот и решила: пусть их будет два. Для зимы — в доме, а для лета — на улице. Сейчас мы его разведем, а готовить ничего не будем, пока есть не захотим — идет?

— Идет. А на закуску и ягоды пойдут.

Амалия профессионально разожгла камин. Солнце еще не село, но на дворе уже по-летнему красиво и быстро темнело. Я качалась в кресле. На коленях лежала тарелка с малиной. В бокале на столике было налито домашнее вино из той же малины.

— Нет ничего лучше, чем пить малиновое вино и закусывать его малиной.

— Ты, консультант, давай не переходи на кулинарные темы — я тебя не для того позвала. Ты мне про дом скажи: что в нем не так.

— Всё так, просто новое всё — не обжитое еще. Единственное, я бы кованых и плетеных вещиц добавила — и всё.

— Ладно, в Москву когда нагряну, возьму тебя в магазин — поможешь подобрать. Договорились?

— Договорились, только я-то не в Москве. Это так — кстати.

— Ой ли? — глаза Амалии смеялись.

— Почему Вы так уверены, что я здесь не останусь?

— Ты меня не слушай, это всё мой комсомольский задор покоя не дает ни мне самой, ни окружающим.

— А еще, Амалия Львовна, я бы добавила балдахин в спальню.

— Ой, девочка, да спальня меня меньше всего волнует: сплю одна и устаю так, что и не замечаю, где я сплю. Под балдахином или не под ним.

— Вот тут позвольте с Вами категорически не согласиться, Амалия Львовна, — я поставила и бокал, и тарелку с малиной на столик, — рассказывали мне такую байку. Когда еще русские и грузины были одной национальности — советские люди, случилась встреча советского русского с советским грузином. Где-то на курорте. Обсуждали они особенности жизни в разных уголках необъятной социалистической Родины. И вот грузин говорит, что платит своему парикмахеру за стрижку пятьдесят рублей. Русский посмотрел недоверчиво на шевелюру, которая скорее отсутствовала, чем присутствовала. Учитывая, что некоторые люди, коих было много, получали в месяц по сто десять рублей — ситуация вырисовывалась совсем непонятная. Что же это за мастер, чтобы такие деньги ему платить? А грузин и объяснил, что платит не потому, что мастер такой дорогой, а потому что мастер именно его голову стрижет.

Амалия Львовна не поторопилась комментировать историю.

— Вот и русский тоже тогда задумался. Всё зависит от нашего отношения. Первичны Вы, Амалия Львовна, а всё остальное: и степень усталости, и количество одновременно спящих в Вашей кровати — вторично. Балдахина в спальне явно не хватает. Всего-то крюк вбить в потолок и органзу задрапировать.

— Уговорила, я подумаю и про балдахин тоже.

— Вы меня спросили — я Вам ответила. Дальше — вам решать: иметь или не иметь.

Амалии Львовне было сорок пять. Все открытки от тех, кто с ней на короткой ноге, в этот особо отмечаемый русскими женщинами юбилей начинались — «45 — баба ягодка опять!». Она воспринимала это спокойно, потому как карьера ей давно заменила эту бурную по-анжеликовски личную жизнь и мечты о ней тоже.

Амалия овдовела в тридцать лет. Сын в третьем классе. Она сидела за мужем и особо не напрягала голову мыслями, а как она, эта жизнь, устроена. Ее задача была проста — борщ и щи, котлеты и пельмени, пироги и пирожки. Чтобы пыли-грязи в доме не было, а была замороженная бутылка водки и натопленная баня. В выходные. И пиво — к футболу. И на мужа смотреть так, чтобы он крякал дважды: второй раз после того, как заглотнет рюмку ледяной водки, а первый как раз до этого священного ритуала и именно от ее взгляда. И вот она, цветущая баба, в тридцать лет осталась с хозяйством и без хозяина.

Первое время от неожиданности она не выла и даже не ревела. Просто хлопала глазами, пытаясь голове таким образом помочь понять, что произошло и как теперь жить. Вокруг ходили мужики и велись на это хлопанье ресниц. Быстро решили: молодая телка без пастуха осталась — помочь ей надо. Амалия быстро, правда, еще не умом, но поняла, что такой помощи и советов ей не нать. А надо сына поднимать. Что помощи ждать неоткуда. Вот тут ее и прорвало. Поревела. Потом повыла. Потом поняла и приняла факт, что мужиков здесь нет. То ли для нее, то ли вообще. Ей достаточно было первого понимания. И понеслось. Оказалось, что кроме зубов мудрости есть еще кое-что до сих пор не сильно напрягавшееся из частей ее головы — мозги.

— Вывих мозгов, девочка, лечится за неделю. А дальше… — она что-то колдовала с огнем, — за «корнями» сюда, конечно, можно приехать. Чтобы вспомнить то, что кажется важным. Только всё, что тебе нужно, не здесь, а ты с собой и привезла. «Корни» — это «соломинка» в твоей голове. На деле ты уже примеры не с корнями решаешь.

— А с чем?

— Дроби — твоя тема. И системы уравнений, где по два неизвестных. А ты упростить хочешь до простого арифметического действия со всеми известными.

— Неизвестные — это кто или что?

— А это смотря где.

— Гениально, Амалия Львовна!

— Смотря, какую систему ты решаешь. Сходу я тебе три варианта могу назвать: ты и я, я и я, ты и ты.

— Вы никак математик?

— Нет, девочка, но в школе очень любила этот предмет. В кабинете математики я сидела под плакатом «Математика ум в порядок приводит». Кажется, Ломоносов сказал, хотя могу ошибаться, — Амалия натирала специями курицу и поставила решетку в камин, — как хочешь, а я созрела для ужина.

— Амалия Львовна, а романы у Вас были? Чтобы и признания, и прощания?

По тому, с какой любовью Амалия относилась к своему телу, было и так всё понятно. Спрашивать, чтобы получить ответ «да-нет», смысла не было. Хотелось подробностей. У такой колоритной и очень настоящей женщины должны были быть эпизоды ей под стать. Она еще потянула паузу. Я не мешала входить в воспоминания. Наконец она дала именно тот ответ, которого я так не ждала:

— Да.

— Вообще, это было и так понятно. Хотелось услышать рассказ о любви, а не пошлое «да».

Амалия улыбнулась.

— Это было лет семь назад, — она говорила так, будто рассказывала о вчерашнем происшествии.

— И ничего после не было?!

— Настоящих романов — нет. Таких, что выходят за пределы пошлого, как ты говоришь, «да» — такое случилось в моей жизни однажды и именно семь лет назад.

— Я молчу и внимаю с почтением. Хотя понимаю, что это не история Вашего замужества.

— Это не она. Пошли уже в дом чай пить? За чаем и расскажу. Такие истории просят стен.

— Коварная!

Амалия колдовала над заварником. Потом наполнила чашки душистым напитком. Потом достала трехлитровую банку варенья и налила мне в розетку, а себе — в пиалу. Достала чайные ложки и столовые. И начала есть варенье здоровенной столовой серебряной ложкой.

— Что с Вами? — я на секунду перестала ждать рассказа про роман века.

— Это правильный способ поедания варенья, — она смаковала, и полуприкрытые глаза подтверждали — ей очень вкусно, она не притворяется, — это он, герой романа моей жизни, научил меня правильно есть варенье.

— Столовой ложкой? — я переспросила с недоверием.

— Ага.

— Очень изысканно.

— Ты ничего не понимаешь, — она хлебнула чаю, — с варенья у нас всё и началось.

— Как у мух.

— Чего?!

— Простите, ассоциация возникла — я не виновата. А Вы паузы поменьше делайте, чтобы ассоциации не того. И не туда.

— Хорошо. В общем, прелюбопытный был момент — в городе стали регулярно появляться люди, жаждущие купить наш комбинат. Новость о приезде очередного покупателя особого впечатления на меня не произвела. Он напросился на прием. Я предложила ему чай — он согласился. Нам конфеты, печенье принесли к чаю. А он сидит и не пьет. И не ест. Говорим всё вокруг да около завода, и вдруг он спрашивает: «Амалия Львовна, а не угостите ли Вы меня вареньем?» Я решила, что он шутит. А он опять про варенье — очень, говорит, люблю домашнее варенье. Я ему принесла из своей тайной комнатки розетку с таким же, как это, царским, в смысле из красного крыжовника, вареньем. Знаешь, почему царским его называют?

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48