Ткач Кошмаров. Книга 6 (СИ) - Розин Юрий

И эта клетку, не выдержавшую внутреннего давления, тут же её разорвало изнутри. Сила, которой некуда было деваться, разворотила её форму.

Сепа не взорвалась в обычном смысле, но ее разметало на множество сияющих, раскаленных осколков. Сгустков чистой, но теперь дестабилизированной энергии.

В обычной ситуации, в такой момент связь с проводником оборвалась бы, и его тело отступило бы в глубины тела хозяина для долгого восстановления.

Но узор, выжженный мной на её панцире, не дал этому случиться. Он не распался вместе с ней.

Каждый её осколок, каждая частица её рассеянной сущности, всё ещё была опутана, прошита невидимой, но неразрывной паутиной этих светящихся линий, которые теперь пылали ослепительным, яростным белым светом, удерживая её распадающееся сознание от окончательного растворения в хаосе, не давая ей «умереть».

Через нашу с ней связь, всё ещё держащуюся на этом узоре, хлынула боль. Не та, что была при нанесении линий, и даже не острая боль от самого разрыва.

Это было что-то запредельное, не имеющее аналогов в материальном мире. Ощущение, будто каждую элементарную частицу моего существа, каждую волну моей энергии одновременно растягивают на метафизической дыбе, прожигают до основания и тут же замораживают до температуры абсолютного нуля.

Её безмолвный крик, крик самой энергии, насильственно терзаемой и перемалываемой, оглушительным эхом отозвался в моём разуме, и мне пришлось сжать всю свою волю в тугой, несгибаемый кулак, чтобы не разорвать связь самому, не отшатнуться от этого кошмара.

И тогда, в самый пик этой агонии, узор начал работать по своему истинному, главному назначению. Пылающие линии стали воронками, насосами, каналами обратного хода. Они принялись с неумолимой силой втягивать обратно ту самую энергию взрыва, ту самую белоснежную, необузданную ярость, что мгновением ранее разорвала её на части.

Осколки Сепы, повинуясь неумолимому притяжению узора-магнита, начали притягиваться друг к другу, сталкиваться, сливаться. Сияющие, нестабильные обломки срастались, вытягивались, снова формируя очертания сегментов её тела, её жвал, её хвоста.

Она собиралась, восстанавливалась, используя для этого выброс Потока нулевой бомбы.

Процесс занял несколько минут, которые растянулись в субъективную вечность. Когда последний сегмент встал на место с почти слышным щелчком сложного механизма, я замер, анализируя результат.

Сепа была цела. И ее тело, еще недавно имевшее в длину три сотни метров, теперь выросло до трехсот тридцати. Рост был незначительным, всего десять процентов, но он был.

Теория работала. Проводник мог эволюционировать, поглощая и ассимилируя чужеродные катастрофические энергии, если его структура была должным образом подготовлена и стабилизирована.

Через нашу связь все еще эхом отдавалась та запредельная агония, что испытала она. Эхо этой боли отзывалось во мне холодной дрожью, заставляя внутренне содрогнуться.

Я ненавидел себя в этот момент, испытывая острое, гнетущее чувство вины. Но останавливаться было нельзя.

— Прости, — тихо, почти беззвучно прошептал я, глядя на ее сияющую, ставшую больше и монументальнее форму. — Следующую.

Сепа, повинуясь приказу, снова ринулась к одной из оставшихся бомб. Не было ни малейшего колебания, ни ментального вопроса — только слепое, пусть и выстраданное, доверие ко мне.

Она снова поглотила металлический цилиндр, и весь адский цикл повторился: ослепительная белая вспышка в ее ядре, мучительный разрыв на сияющие фрагменты под колоссальным давлением высвобожденной энергии, и затем — медленное, болезненное восстановление, в процессе которого она впитывала мощь взрыва, заставляя его работать на свое усиление и уплотнение.

Следующие несколько часов превратились в непрерывный кошмар наяву. Мы продолжали удирать, наш путь пролегал над безлюдными горными хребтами и высохшими руслами рек.

Сенк, Элира и Шаонар не отставали, их атаки становились все яростнее и изощреннее, теперь они координировались, пытаясь предугадать наши маневры. Каждый раз, когда они приближались на опасную дистанцию, мне приходилось жертвовать одной из бомб, швыряя ее им под ноги с расчетом на максимальную площадь поражения.

Ослепительные белые вспышки один за другим озаряли небо, каждый раз вынуждая преследователей рефлекторно отскакивать, тратить силы на экранирование, давая нам драгоценные минуты передышки.

Я видел, как на их лицах, искаженных концентрацией и гневом, росло недоумение — они не понимали, что я задумал, но уже интуитивно чувствовали, что происходит что-то опасное, противоестественное и фундаментально меняющее баланс сил.

А Сепа тем временем неуклонно росла. После десятой поглощенной бомбы ее длина достигла пятисот метров. Ее сияющая форма стала не просто длиннее, но и массивнее, мощнее, очертания стали более угловатыми, почти кристаллическими.

И я заметил ключевое, качественное изменение: когда в нее в очередной раз взорвалась бомба, ее тело разлетелось не на тысячи мелких осколков, как раньше, а лишь на несколько десятков крупных, монолитных глыб энергии.

Боль, передававшаяся через связь, была все такой же ужасающей, но сам факт говорил о многом. Ее структурная целостность, плотность и внутренняя устойчивость росли в геометрической прогрессии.

После двадцатой поглощенной бомбы она была уже шестьсот метров в длину. Ее панцирь сиял теперь с почти металлическим, отражающим свет отблеском, а линии узора на нем пылали таким интенсивным, сконцентрированным светом, что стали похожи на прожилки раскаленной добела лавы, текущей по ее телу.

Когда очередной внутренний взрыв прогрохотал внутри нее, произошло то, чего я еще не видел: ее тело не разорвало на куски. Мощный импульс лишь разломил его надвое, создав чистый, ровный разрыв по центру.

Но даже это катастрофическое разделение длилось недолго — две половинки, словно притягиваемые невидимыми магнитами чудовищной силы, тут же устремились друг к другу и слились воедино почти без задержки.

И тогда, после этого слияния, случилось то, чего я уже довольно долго ждал. Вместо того чтобы просто продолжить линейный рост в длину, Сепа вдруг вспыхнула ослепительно-белым светом, затмевающим все предыдущие вспышки.

Это сияние было настолько интенсивным и сконцентрированным, что на несколько долгих секунд полностью скрыло ее гигантские очертания в сфере чистой энергии. А когда свет начал рассеиваться, я увидел, как ее тело стало стремительно уменьшаться в размерах.

Оно не распадалось, не теряло субстанцию — оно сжималось, конденсировалось, становясь плотнее и компактнее с каждой секундой, как нейтронная звезда, коллапсирующая под собственной тяжестью.

Я наблюдал, затаив дыхание, ощущая лишь вибрацию собственного энергетического ядра. Сепа сжималась, как гигантская пружина. Шестьсот метров… пятьсот… триста… Ее гигантские, растянутые очертания таяли на глазах с пугающей скоростью, но то, что оставалось, заставляло окружающее пространство вибрировать с новой, низкочастотной и пугающей интенсивностью.

Когда процесс наконец завершился, передо мной в воздухе висела всего стометровая сколопендра, но от нее теперь веяло такой сконцентрированной, плотной мощью, что пространство вокруг дрожало, создавая легкую, но заметную глазу дымку, как над раскаленным в знойный день асфальтом.

Это был качественный, эволюционный скачок. Каждый сегмент ее тела сиял с холодной, сфокусированной интенсивностью, а линии узора на панцире пылали нестерпимым, почти слепящим белым светом, словно раскаленная добела в кузнечном горне сталь.

Она достигла уровня Зыбучих Песков. Ее энергетическое тело и та физическая мощь, что оно могло теперь генерировать, окончательно слились в единое, неразрывное и самодостаточное целое, наделив ее чудовищной, сокрушительной силой.

И это был только ее уровень. Я чувствовал колоссальный для этого уровня объем чужеродного Потока, заключенный в ней теперь, сравнимый с силой мастера средней стадии Раскола Земли.