Моя Фиалковая Ведьма (СИ) - Адлер Марина

Она начала считать сама, в этот раз, и будучи уверенным в своей гениальности, я выбрал для укрытия шкаф, спрятавшись там глубже и прикрывая одеждой, висевшей на вешалках, только лицо, но мне казалось, что так я точно стану невидим для кого угодно. Звуки, что звучали снаружи, стали для меня глухими, но я чётко разобрал голос отца.

— Почему ты не в спальне?

— Здравствуй, дорогой, сегодня ты рано…

— Можешь не притворяться, что рада меня видеть, Беатрис. Я представляю, как тебе осточертел этот брак…

— Ну что ты такое…

— Помалкивай! И займи свое место в спальне без возражений. Возможно, сегодня я буду великодушен, и тебе меньше достанется.

Не выдерживая, от любопытства, я все же посмотрел в щель между дверцами: мама немного ссутулилась, совсем теряясь рядом с высокой фигурой отца, и смотря под ноги, вышла из комнаты. Меня же он словно и не ожидал здесь увидеть, но я от этого и не расстроился, ведь отец только кричал и толкался в те редкие моменты, когда нам доводилось говорить.

Я присел, приготовившись уже ее ждать, но из спальни, в дальнем конце коридора стали слышны ее крики и плач. Впервые я слышал, как она плачет так сильно, мне показалось ей очень больно и требуется помощь, а потому, направился к месту, откуда исходили страшные вопли. Осторожно толкнул дверь, ведущую в родительскую спальню: она и без того была не до конца закрыта.

Моя мама, лишь в одной сорочке, да и та была задрана выше пояса, лежала животом на стуле. Отец же практически полностью своим огромным телом загораживал мне обзор на нее. В его руках был узкий кожаный ремень, он пару раз вздохнул, словно боролся с усталостью и стал ее бить им по тем частям тела, что предположительно были оголены. Ее руки вцепились в мягкую сидушку стула, до побеления костяшек, а на лице застыла гримаса боли. Слезы прочертили на ее лице непрекращающиеся узкие потоки, скатываясь к подбородку и капая на пол, несмотря на то, что глаза были плотно закрыты. Пока отец, не останавливаясь, словно срывая на ней всю вселенскую злобу, продолжал обрушивать на женское тело частые хлесткие удары. Она вдруг на мгновение задрожала и совсем обмякла, повиснув на стуле. Глаза ее так и остались, закрыты, но теперь она словно спала.

Когда отец схватил ее за темные волосы на затылке, приподнял голову и посмотрел на лицо, мне хотелось броситься на него, убрать его руки от мамы, закричать, чтобы он никогда так больше не делал! Но увидев, что он разворачивается ко мне, я лишь успел прикрыть дверь обратно и тихо убежал. В тот день я ждал в шкафу маму до вечера и не прекращал там плакать, ведь боялся, что она не придет. Что она навсегда уснула. Мне говорила наша гувернантка, что такое бывает, что иногда люди засыпают навсегда и их душа улетает на небо, к ангелам. Я очень боялся, что она улетела от меня, и слишком боялся отца, чтобы решиться наконец, выбраться из шкафа»

***

— Раз, два, три, четыре, пять. Раз, два, три, четыре, пять… — считал я про себя, в попытке остудить горячую, словно раскаленное железо ярость.

В голове роились способы, как я могу сделать ей максимально больно. Их я знал даже слишком много. Но в глазах стоял лишь один образ, как отец порол мать. Я стал свидетелем этой сцены впервые в четыре года. Для такого наказания ему даже не приходилось искать причин. Миллиора же позволила себе слишком много.… А ведь я попросту переживал за нее. Но внутри звучал ещё один голос, он принадлежал совести, что когда-то давно была заперта в самых далёких и темных уголках моей испорченной души: «Это забота или ты хочешь владеть ей полностью, всегда и безраздельно?»

Тряхнул головой, отделываясь от противоречивых эмоций, остановился напротив входа в ванную и посмотрел на нее. Миллиора так и стояла в прежнем положении, большие глаза были раскрыты и со страхом смотрели на меня. Она буквально превратилась в статую, ожидая всплеска моего гнева. Но я не монстр, как мой отец. Я не стану таким. Судьба словно насмехалась надо мной, подкидывая эту девушку, с таким неистовым непокорным характером именно в мою жизнь.

Подарок, оживляющий во мне самые яркие эмоции и одновременно испытание на прочность.

Наконец решив, как поступить, в несколько шагов, резко сократил расстояние между нами. Когда же я достиг цели и уже хотел обнять свою маленькую хрупкую бабочку, чтобы стереть с ее лица страх, она резко бросилась мне в ноги, встав на колени, и обхватила их обеими руками.

— Прости! Прости меня, Эрбос! Я больше никогда не стану говорить такого. Только не делай мне больно, я этого не вынесу. Не от тебя…

Я тихо выругался, не ожидая такого поворота событий. Хрупкая девушка, обернутая лишь в одно полотенце, прильнула всем телом к моим ногам и не поднимала даже головы, дрожа и ожидая моей милости по отношению к ней.

В Королевстве было нормой иногда наказывать женщин оплеухой. И если Люди нечасто грешили этим, то мужчины из рода фейри не отличались добротой по отношению к жёнам, а порой даже и к своим детям. Самих же фейцев законы оберегали особенно сильно. Мне слишком хорошо был знаком такой уклад жизни, его я наблюдал все своё детство.

Склонившись над Миллиорой, я схватил ее за плечи и поставил на ноги, только сейчас она осмелилась взглянуть мне в глаза.

— Я была не права, — произнесла она на выдохе.

Мокрые волосы ее разметались по плечам и спине, в одном лишь лоскуте ткани и с таким раскаянием на лице она выглядела ещё более незащищённой и совсем слабой. И это мне невыносимо нравилось. Она вся была создана словно специально для меня, соответствуя даже тем вкусам и потребностям, о которых я сам не подозревал до появления в моей жизни этой своенравной девушки. Хотелось привязать ее к себе так же, как и я стал, привязан к ней. Зависим. До ноющей боли в груди.

— Не бойся, мотылёк, я никогда не стал бить тебя. Это слишком унизительно. Есть у меня враги и посильнее хрупких маленьких женщин…

Из груди Миллиоры мгновенно вырвался вздох облегчения, вся она обмякла в моих руках. Даже разбираться кто прав, а кто виноват в этой перепалке отпало желание, а потому решил оставить это дело. У меня была другая цель: я чётко её обозначил и решил добиться любым путем, чего бы мне это не стоило — сердце этой девушки, как и ее тело, мысли, да и вообще все, должно принадлежать мне. Мне одному.

— Я пришёл, чтобы позвать тебя. Твой подарок прибыл.

— Какой подарок? — растерянно, ещё не успев окончательно отойти от недавнего потрясения, спросила она.

— Мой свадебный подарок для молодой жены. Уверен, тебе понравится. Я позову служанок, они помогут тебе быстрее собраться.

После сказанного, я коротко поцеловал Миллиору в губы и отправился за её помощницами. Я знал наверняка, она будет в восторге от подарка, а я соберу плоды в виде ее счастья и возрастающего ко мне доверия.

— Ты слишком очарован ей, смотри, как бы это не стало проблемой, когда придет время… — сказал мне Йен, когда мы уже сидели в гостиной и дожидались пока, моя жена спуститься. Вернее, я дожидался, а Йен, как всегда, находился подле меня, готовый к любому поручению или разговору.

— Не беспокойся, я слишком черств, чтобы когда-нибудь вообще настолько размякнуть. Но ты прав, есть именно в этой девушке нечто, что смогло меня зацепить.

Йен насмешливо на меня посмотрел, но за этим выражением лица пряталась и некая тревога.

— Это пока ты так говоришь. Но если вдруг ее, к примеру, похитили бы твои враги, коих у тебя пол Санктоса, с целью ослабить твою бдительность, вынудить к необдуманным действиям ради её спасения. Разве ты не сделал бы ради её освобождения слишком многое? Ведь поднял на уши всю столицу, чтобы отыскать одну единственную человеческую девушку. Даже ради троих сбежавших магов из тюрьмы Санктоса ты такого не проворачивал, Эрбос. А ведь сам король велел их поймать обязательно. А она лишь сбежала. Что же случилось бы, грози ей реальная опасность?

Слова Йена ударили хлыстом по самому больному месту. От этого я только и мог, что разозлиться. Ведь было ясно, к чему ведёт друг. И что самое ужасное, он был прав, грози опасность моей маленькой бабочке, наверное, я смог бы достать того, кто посмел угрожать ей, любыми способами.