Дикая омега (ЛП) - Роузвуд Ленор

— Поднажми, — рычит Валек, его хриплый голос сочится ядом, хотя из рассечённой виска уже течёт кровь. — По-моему, ты «массу набирал» слишком усердно.

Я фыркаю, выдыхая туман в ледяном воздухе, и кривлю губы в ухмылке.

— Могу легко скинуть фунтов двести — просто отпущу тебя и узнаешь, каково это, когда эти камни окажутся прямо у тебя в жопе.

— Сто девяносто, — огрызается он, цепляясь ботинками за ледяные уступы, болтаясь у меня за спиной. — Я не ношу достаточно сала, чтобы обогреть маленькую деревню зимой.

Я сжимаю зубы, перекладывая его руку, пальцы впиваются в толстый утеплитель тактической куртки.

— Знаешь, что говорят, бро? Мышцы тяжелее жира. А я на девяносто девять и девять десятых — чистая мышца.

— Ну да, — фыркает он, приподнимая бровь. — А я, значит, святой.

Я уже открываю рот, чтобы выдать ему что-то едкое, но слова застревают в горле, когда моя нога соскальзывает на чёрном льду. Я размахиваю свободной рукой, пытаясь удержать равновесие, и мы оба опасно пошатываемся над пропастью.

Валек тихо усмехается, низко и ехидно:

— Ты грациозен, несмотря на свои размеры. Это я в тебе признаю.

— Мог бы, блядь, проявить немного благодарности за то, что спасаю твою жопу, — бурчу я, выравниваясь. — Тебе повезло, что я здоровый, иначе висел бы сейчас ледяным эскимо где-нибудь на скалах.

Он хохочет у меня над ухом, жестко и громко.

Сжав зубы, я тащу его вверх последние несколько футов, пока мы не взбираемся на хребет. Каждая мышца орёт от нагрузки. Пот покрывает лоб, несмотря на лютый холод, дыхание рвётся тяжёлыми рывками, превращаясь в облака пара.

Я с чистой душой выкидываю его в сугроб.

Пусть почувствует.

Опираюсь руками о колени, сгибаюсь и заглатываю ртом тонкий горный воздух.

— Знаешь, это не моя, блядь, вина, что Совет кормит нас сушёной картошкой и космическим сыром вместо суши, мяса, пиццы...

Валек морщится, поднимаясь на локоть:

— Это вообще не еда.

— Вообще-то ты слыхал про фокаччу и бальзамический уксус, бро?

Он ухмыляется, как бешеная гиена:

— Все что скажешь, бугай.

Всё. Хватит.

Я выпрямляюсь во весь рост и тычу пальцем ему в грудь:

— Да пошёл ты. Не всем удаётся жить на сыром мясе и душах невинных, граф ёбаный Дракула.

Валек раскрывает рот — наверняка собирается вывалить ещё ведро оскорблений после того, как я его вытащил и спас, но я отрезаю его жестким взмахом руки.

— Заткнись. Нам надо найти остальных и разобраться, какого хуя там произошло. Она не могла уйти далеко.

Я оглядываю заснеженный гребень. Свинцово-серое небо низко висит над зубчатыми вершинами. Ни следа Тэйна или других — только зияющая пасть леса, раскинувшегося внизу, голые ветви тянутся к облакам, как когти.

Холодный укол пробегает по затылку. И не из-за ветра.

Я снова смотрю на Валека — уродливый синяк уже лезет на пол-лица, кровь засохла на скуле и в белых волосах.

— Так что, блядь, реально там произошло? — спрашиваю я, чувствуя, как в животе скручивается холодный ком. Думать о Айви одной, в этой снежной жопе мира — невыносимо. — Я думал, ты держишь нашу омегу под контролем. У тебя была одна, блядь, работа.

Челюсть Валека дергается, бледные глаза сужаются в щелки.

— Я же сказал: эта маленькая психичка приложила меня камнем, пока я был повернут спиной. В следующую секунду я уже жрал снег, с раскроенным черепом. У меня нет, блядь, видеозаписи, чтобы тебе доказать.

Я моргаю, пытаясь это уложить в голове. Да, я видел огонь в Айви, видел, как она шла до конца, даже когда сил у неё было — кот наплакал. Но чтобы она вырубила нас, одного из Призраков?

Звучит как полный пиздец. Нереально.

— Хуйня, — бормочу, мотая головой. — Да не могла эта мелкая, блядь, тоненькая омега так тебя наебнуть.

Губы Валека скручиваются в оскал, ярость полосами проступает на жестком лице.

— Ты меня сейчас пиздоболом называешь?

Я поднимаю руки, пытаясь сгладить ситуацию. Да, я люблю доводить этого ублюдка до белого каления, но сейчас он уже горит, и нет смысла подливать бензин.

Особенно когда за моей спиной — пропасть в сто футов.

— Я просто говорю, что ей, наверное, пиздец как повезло. Или угол удачный словила.

— Удачный удар, блядь, — выплёвывает он, резко поднимаясь на ноги, будто у него не было полуразбитой головы. — Наша дикая кошечка сперла мою винтовку и весь шмот — и дала деру в лес.

У меня моментально тяжелеет сердце.

Ситуация обрушивается всей полнотой — и давит, как бетонная плита.

— Может, она с остальными. С Тэйном и....

— Ты реально считаешь, что после того как она огрела меня камнем, она побежала обратно? — Валек перебивает меня, голос капает презрением. — Включи то, что у тебя осталось от мозга, тупорылый.

Я раскрываю рот, чтобы возразить, чтобы хоть как-то зацепиться за надежду, что наша омега в безопасности. Но в глубине я знаю — он прав. Она там. Одна. Без подготовки. Без снаряги. Холод, зверьё, ранения — всё против неё.

Каждый защитный инстинкт, что вбит в меня на уровне ДНК, взрывается, как граната. Перед глазами всплывают картины, от которых меня выворачивает: Айви, разорванная зверем; Айви, замерзшая до смерти; Айви, сломанная, испуганная, зовущая на помощь, а нас рядом нет.

Из груди вырывается низкий, угрожающий рык. Такой, что вибрирует где-то под рёбрами. Даже не просто ярость. Не боевой азарт. Что-то глубже. Древнее. Первобытное. Это зов моей природы — защищать то, что моё.

Наша омега.

Два простых слова, а внутри — будто врубили сигнал тревоги на всю громкость. Она могла нас не выбирать. Не хотела быть частью стаи. Но это больше ничего не значит.

Не когда всё во мне кричит:

Найди её. Защити. Уничтожь всё, что тронет.

— Надо её найти, — рычу я, разворачиваясь к Валеку, глаза у меня наверняка в бешенстве светятся. — Сейчас. Пока...

Я резко обрываюсь — что-то мелькнуло сбоку. Я разворачиваюсь, оскалившись, готовый кинуться в драку. Но это только Тэйн выходит из леса. Чума — как тень идет рядом. Глаза босса сразу находят нас. Холодный, непробиваемый взгляд скользит по мне и Валеку — и ничего не упускает.

— Что там, блядь, произошло? — спрашивает он резко, не тратя времени ни на вежливость, ни на вступление. Подходит к нам широкими шагами, челюсть сжата.

Я открываю рот, но Валек меня опережает.

Конечно.

Его привычная презрительная ухмылка искажает лицо.

— Твоя маленькая подопытная решила съебаться — вот что, — бросает он и тыкает пальцем в сторону склона. — Вырубила меня и ушла в ебаную тайгу с моим снаряжением.

На миг повисает звенящая тишина. Только ветер шелестит по голым веткам. Тэйн молча переваривает информацию.

А потом его челюсть каменеет.

Знакомый тик в скуле — значит, он держит ярость на цепи.

— А Призрак? — выдавливает он, глаза сверкают обсидианом. — Вы его видели?

— Нет. Думал, он разъёбывал особняк с тобой, — пожимаю плечами, чувствуя, как меня странно трясёт внутри. — С тех пор, как мы разделились, я его не видел.

Ноздри Тэйна раздуваются, он втягивает ледяной воздух так резко, будто проглатывает нож. Когда он снова говорит, голос у него — ровный, плоский, как сталь на морозе:

— Он тоже пропал. Свалил из особняка почти сразу после твоего вызова. Мы нашли его следы, уходящие в лес. И следы борьбы. Похоже, он погнался за Айви.

У меня внутри всё проваливается в пустоту. Тот тлеющий уголь ярости вспыхивает в груди белым, ослепительным пламенем.

Если этот ебаный дикарь только коснулся её…

— Идём за ними, — продолжает Тэйн, уже разворачиваясь и заходя обратно в лес. — И когда найдём — Призрака усыпить и связать. Без споров, без вопросов. Просто сделать.

— А что насчёт нашей дикой кошечки? — кричит ему вслед Валек, снова включая свой мерзкий насмешливый тон.

Тэйн останавливается. Плечи у него расправляются, тяжелые под слоями снаряги, будто он готовится нести на себе весь грёбаный мир.