Слезы печали - Холт Виктория

Она была озабочена тем, что, судя по всему, не понравилась моей матери, и выспрашивала меня о том, какие именно вопросы задавала мне мама. Упоминала ли я д'Амбервиллей?

— Не называя их имен, — отвечала я. — И всего лишь сказала, что ты была вынуждена уйти от них, потому что один из сыновей начал ухаживать за тобой.

Я видела, что Харриет встревожена.

Помню, на дворе стоял июль, жаркий и душный, и я чувствовала какое-то умиротворение, зная, что причиной тому — ребенок, которого я жду.

Пришло письмо от матери.

«Дорогая Арабелла!

Какие прекрасные новости! Я уверена, что ты сумеешь позаботиться о себе и что мадам Ламбар поможет тебе в этом. Она очень гордится своим опытом в этой области и, по-моему, не без оснований.

Мне очень хотелось бы быть рядом с тобой, но, поскольку это невозможно, я рада тому, что можно положиться на мадам Ламбар. При первом же удобном случае я приеду к тебе. Как ты понимаешь, здесь происходят очень важные события, и похоже, что в это же время в следующем году мы будем жить дома. Так радостно будет собраться всем вместе…»

О да, подумала я, еще есть вещи, ради которых стоит жить. Я продолжила чтение, и мое настроение испортилось.

«Я размышляла о Харриет. Нам здесь нужен человек, который мог бы оказать помощь в наших приготовлениях. Я рассказала твоему отцу о Харриет, и он полагает, что будет очень неплохо, если она присоединится к нам. В конце концов, если нам суждено вскоре вернуться в Англию, с образованием младших детей можно слегка повременить. Нам уже рекомендовали прекрасного учителя…»

Письмо выпало у меня рук. Я хорошо знала свою мать. Она явно не хотела, чтобы Харриет оставалась здесь, с нами.

День-другой я ничего не говорила Харриет. Я хотела сделать это, но всякий раз мне трудно было начать. Она была достаточно умна, чтобы понять, что моей матери не нравится сложившаяся ситуация и она хочет удалить отсюда Харриет.

Конечно, рано или поздно я должна была написать матери ответ, и поэтому, когда зашел разговор о возвращении в Англию, я решилась:

— Харриет, мама написала мне письмо. Она хочет, чтобы ты поехала к ней. Она уставилась на меня.

— Поехать к ней?

Лицо ее мгновенно побледнело. Впервые в жизни я увидела Харриет испуганной.

— Что это значит? — резко спросила она.

— Так она мне пишет. Им там нужен кто-нибудь… то есть, ты понимаешь… у них много подготовительной работы. А ты хорошо пишешь и, наверное, каким-то образом сможешь…

— Ей нужно, чтобы я уехала отсюда, да?

— Она этого не написала.

— Но имела в виду именно это. Я не поеду, Арабелла. Я не могу ехать.

— Я напишу ей и сообщу, что нам здесь не обойтись без тебя. Не сердись, Харриет. Я не хотела расставаться с тобой.

Некоторое время она молчала, как бы решаясь на что-то, а затем медленно проговорила:

— Арабелла, мне надо кое-что тебе сказать. Я нахожусь в том же положении, что и ты. У меня тоже будет ребенок.

— Харриет!

Она жалобно смотрела на меня:

— Это правда.

— Как же это могло случиться?

Харриет попыталась изобразить обычное легкомыслие.

— О, как обычно.

— Но кто?.. И когда?..

— Примерно тогда же, когда и ты… Ну, возможно, чуть раньше.

Она несколько истерически засмеялась, поскольку вовсе не была такой хладнокровной, какой хотела казаться.

— Кто? Кто?.. — настаивала я, и тут меня осенило:

— Чарльз Конди!

Она спрятала лицо в ладони.

Я сказала:

— Ах, Харриет, как ты могла! Значит, ты должна выйти за него замуж. Немедленно напиши ему. Интересно, где он сейчас?..

Харриет подняла лицо и рассерженно взглянула на меня:

— Я никогда не выйду замуж за Чарльза Конди.

— Но он отец твоего ребенка.

— Ничто не заставит меня выйти за него замуж.

— Но как же?

— Позволишь ли ты мне остаться здесь и родить ребенка? Ты не выгонишь меня?

— Харриет, как ты только могла подумать об этом! Но все так сложно…

— Да, это непростая ситуация.

— А что скажут люди?

Она пожала плечами:

— Такое случалось и прежде.

— Кто-нибудь еще знает?

— Думаю, мадам Ламбар подозревает.

— Ты ей сказала?

— Я не сказала никому, кроме тебя. Но в свое время об этом узнают все. Мадам Ламбар будет очень гордиться своей проницательностью.

— О, Харриет!

— Не смотри на меня так. Я всегда говорила тебе, что я не из тех, кого называют порядочными женщинами. Рано или поздно я должна была попасться.

— Не говори так, пожалуйста.

— А как мне еще говорить? Теперь ты понимаешь, почему я не могу уехать к твоим родителям?

— Да, Харриет, понимаю.

— Узнав об этом, они тем более захотят убрать меня отсюда.

— Конечно, нет. Моя мать тебя поймет. Она ведь сама…

Я была возбуждена и думала о своем собственном достаточно нетрадиционном рождении. Мама должна была проявить сострадание к Харриет, ведь она сама родила меня от человека, который в то время был мужем ее родной сестры. Я знала, что она не подведет меня. Она всегда с пониманием относилась к служанкам, у которых случались неприятности.

Я продолжала:

— Не бойся, Харриет. Мы позаботимся о тебе. Но мне все же кажется, что Чарльз Конди должен об этом знать.

— Пожалуйста, не пытайся его разыскать или что-то ему сообщить.

— Я не буду этого делать, раз ты так просишь.

— Ах, Арабелла, в какой чудесный день я приехала в замок Конгрив! Я сразу почувствовала, что между нами возникла какая-то связь. Ведь мы с тобой, как сестры… У тебя будет ребенок… и у меня тоже. Я рада, что все так сложилось…

Я взяла ее за руку:

— О, Харриет, мы всегда должны помогать друг другу.

Эта новость, потрясшая поначалу всех домочадцев, быстро перестала быть предметом всеобщих толков. Нужно сказать, что Харриет держалась превосходно: складывалось такое впечатление, будто она совершила какой-то подвиг, а вовсе не поступок, которого следует стыдиться.

Слуги болтали между собой: она нашла себе любовника в замке Туррон. Она решила не выходить за него замуж. Такое случалось с девушками и раньше, но она имела возможность выйти замуж — и отказалась!

Разумеется, у Харриет все должно было происходить по-особому.

Настала прекрасная пора. Большую часть времени мы проводили вместе. Харриет смеялась над изменениями, которые происходили с нашими фигурами, и называла нас «объемистыми дамами». Она устраивала из этого комедию. Что бы ни происходило с Харриет, это всегда напоминало спектакль. А я вновь начинала чувствовать себя счастливой. Бывало, я часами не вспоминала об Эдвине, а ведь всего несколько недель назад мне трудно было поверить, что такое возможно.

Разговоры о детях занимали массу времени. Мадам Ламбар подолгу рассказывала о родах, которые ей доводилось принимать, и выражала удовлетворение по поводу нашего с Харриет состояния. Мысль о том, что в доме почти одновременно появятся два младенца, доставляла ей двойную радость, а то, что один из них родится не вполне в соответствии с принятыми обычаями, ее не смущало.

Лето подходило к концу.

Мне пришлось сообщить матери о том, что Харриет беременна. Она желала знать имя отца, и я написала, что это один из молодых людей, которые присутствовали на памятном приеме в Турроне. Он предложил ей вступить в брак, но она не испытывала к нему чувства любви и храбро решилась сама заботиться о своем ребенке.

Мама не стала ее осуждать и согласилась с тем, что мы должны позаботиться о будущей матери.

Лукас был несколько ошеломлен новостью, но полностью сохранил свою преданность Харриет. Я думаю, что он даже женился бы на ней, если бы только она согласилась. Что же касается малышей, их было трудно удивить. Ведь Харриет была такой умной, и если я ждала ребенка, то она, естественно, не могла отставать от меня.

Фенн объявил, что он может стать дважды дядей, если Харриет не будет возражать. Она крепко обняла его и пообещала назначить его дядей всех ее будущих детей. Фенн по секрету сказал Анджи, что, по его предположениям, у Харриет будет десять детей, и если все они одновременно заплачут, вот тут-то он и использует свои полномочия дяди, чтобы их развеселить. Главное, чтобы не пришлось ждать этого события слишком долго.