Ночной убийца - Сэндфорд Джон

– Да-да.

– Надеюсь, перед обратным полетом вы с пилотом поцелуетесь и заключите мир, – продолжала Коннел, – Я не хочу, чтобы он вел самолет и при этом боялся, что ты прикончишь его.

Лукас резко повернулся к ней, и Коннел отступила назад, на ее губах появилась неуверенная и немного испуганная улыбка. Темные очки, белое как мел лицо – Лукас походил на маньяка. Он терпеть не мог самолетов.

Когда они подошли к машине, надзиратель из Уопана бросил газету на заднее сиденье и выбрался наружу.

– Мисс Коннел?

– Да.

– Том Дэвис, – представился тучный спокойный мужчина с розовыми щеками, тусклыми голубыми глазами и гладким, как у младенца, лбом. У него были седеющие усики, чуть шире, чем у Гитлера. Надзиратель улыбнулся, пожал руку Коннел и повернулся к Лукасу, – Вы ее помощник?

– Я пошутила, – поспешно сказала Меган, – Это заместитель начальника полиции Миннеаполиса Лукас Дэвенпорт.

– Ой, извините, сэр, – сказал Дэвис и подмигнул Коннел. – Садитесь, пожалуйста. Нам предстоит небольшая поездка.

Дэвис вспомнил Д. Уэйна Прайса.

– Неплохой парень.

Надзиратель вел автомобиль, не убирая одной ноги с педали газа, а другой – с тормоза. Постоянные рывки вперед и торможение напоминали Лукасу недавний полет.

– Прайс осужден за то, что зарезал женщину. Ее внутренности пришлось собирать с асфальта в ведро, – рассказала Коннел.

Она говорила так, словно речь шла о самых обычных вещах.

– И тем не менее он не входит в десятку худших наших подопечных, – таким же небрежным тоном ответил охранник, – У нас сидят типы, которые насиловали, убивали и ели маленьких мальчиков.

– Да, плохие парни, – сказал Лукас.

– Совсем плохие, – подтвердил Дэвис.

– А что говорят о Прайсе? – спросил Лукас, – Он утверждает, что невиновен.

– Как и пятьдесят процентов остальных заключенных. Впрочем, большинство из них формулируют это иначе. Они твердят, что закон не был соблюден и процесс проходил с нарушениями. То есть они не оспаривают, что совершили преступление, неважно какое, лишь повторяют, что все точки над «i» не расставлены, следовательно, с ними поступили несправедливо. Никто не относится с такой педантичностью к законам, как преступники, – сказал надзиратель.

– А Прайс?

– Я не очень хорошо знаю Прайса, но некоторые парни ему верят, – ответил Дэвис, – Он долго не мог успокоиться, без конца подавал апелляции. До сих пор пишет письма.

– Не люблю тюрьмы, – призналась Коннел.

Комната для допросов напоминала темницу.

– Кажется, что после того, как ты сюда войдешь, двери для тебя больше никогда не откроются, – ответил Лукас.

– Именно. Наверное, я бы вытерпела неделю, а когда за мной пришли бы, чтобы перевести в камеру, сорвалась бы. Не думаю, что я бы выдержала месяц. Скорее покончила бы с собой, – сказала Коннел.

– Такое нередко случается, – заметил Лукас, – Хуже всего тем, кому не позволяют свести счеты с жизнью. Они вынуждены сидеть и страдать.

– Некоторые заслуживают этого.

– Не думаю, что хоть кто-то заслуживает такой участи, – возразил Лукас.

Д. Уэйн Прайс оказался крупным мужчиной немногим старше сорока лет; казалось, его лицу медленно и неумело придали нынешний вид при помощи острого конца молотка. Блестящий лоб до самых волос покрывали вмятины и шрамы. Грубую кожу щек исполосовали рубцы. Маленькие круглые уши были вдавлены в череп. Когда охранники привели Прайса в комнату для допросов, он угодливо улыбнулся, показав мелкие неровные зубы. На нем были джинсы и белая футболка с надписью «Харлей-Дэвидсон».

Лукас и Коннел сидели на зеленых, слегка обшарпанных офисных стульях напротив коричневой кушетки, единственной примечательной чертой которой являлся ее цвет. Прайса привел надзиратель с лошадиным лицом и очень короткой стрижкой. В руках он держал книгу в желтой обложке.

– Сидеть, – приказал охранник Прайсу, словно привел лабрадора, потом кивнул полицейским, – Добрый день.

И расположился с книгой на противоположном конце кушетки.

– Ты куришь? – спросила Коннел у Прайса.

– Конечно.

Она вытащила из кармана открытую пачку «Мальборо» и протянула ее заключенному вместе с газовой зажигалкой. Тот взял сигарету и закурил.

– Это ты убил ту женщину в Мэдисоне? – вкрадчиво спросила Меган.

– Я даже не прикасался к той стерве, – ответил Прайс, испытующе взглянув на Коннел.

– Но ты знал ее, – сказала она.

– Я знал, кто она такая, – поправил ее заключенный.

– Ты с ней спал? – спросил Лукас.

– Нет. Никогда не подбирался так близко, – ответил Прайс, повернувшись к Лукасу, – Впрочем, у нее была классная попка.

– Где ты находился, когда ее убили? – спросила Коннел.

– Я напился. Мои приятели подвезли меня к дому, но я знал, что начну блевать, как только окажусь внутри, поэтому я зашел в соседний магазин, чтобы купить кофе. Это меня и погубило.

– Расскажи, – предложила Коннел.

Прайс посмотрел в потолок, прикурил, затянулся, выдохнул дым и прикрыл глаза, вспоминая.

– Я встретился с друзьями. Черт побери, мы весь день пили и играли в бильярд. Около восьми часов парни привезли меня домой, потому что я набрался под завязку и больше в меня не лезло.

– То есть ты сильно напился, – сказал Лукас.

– Да, в стельку, – кивнул Прайс, – В общем, они оставили меня у крыльца, и я немного посидел, а когда понял, что смогу дойти до углового магазина, решил купить кофе. Неподалеку от моего дома, на одной из боковых улиц, стоит торговый центр и «Севен-илевен» [20]. Там еще есть аптека, химчистка и книжный магазин. Я болтался в «Севен-илевен», а она вышла из книжного, чтобы что-то купить. Я почти ничего не соображал, но вспомнил, что однажды делал для нее сварку.

– Сварку?

– Да, – Прайс рассмеялся, но почти сразу его смех превратился в кашель, – Она купила «кадиллак» семидесятого года – настоящее ведро, представляете, кремовая краска поверх ярко-зеленой, – и у него отвалился бампер. Просто взял и отвалился. На станции техобслуживания за это дело потребовали четыреста долларов, вот она и приехала ко мне в мастерскую и спросила, сколько это будет стоить. Я приварил сукина сына за двадцать два доллара. Если бы не проклятый бампер, я бы до сих пор был свободным человеком.

– Значит, ты помнишь, как встретил ее в магазине, – сказала Коннел.

– Да. Я сказал: «Привет» – и двинулся в ее сторону, но она не захотела со мной разговаривать. Кажется, я потащился за ней, – Голос Прайса зазвучал как-то отрешенно, очевидно, в его памяти всплывали подробности, – Она направилась к книжному. Я так сильно набрался, что в голове вертелась только одна мысль: «Проклятье, мне должно повезти с этой цыпочкой». Но у меня не было ни единого шанса. Даже если бы она сказала «да», я был совсем не в форме, чтобы… ну, вы понимаете. И все же я вошел в книжный магазин.

– Как долго ты пробыл там?

– Минут пять. Народу было много, а я выделялся не лучшим образом. Ко всему прочему, от меня пахло так, будто на меня помочился грузовик, перевозящий «Будвайзер».

– Что дальше? – спросила Коннел.

– Я повернулся и ушел, – Голос Прайса обрел твердость, и он сел прямо, – Там работал продавцом один прыщавый недоносок, так вот, он засвидетельствовал, что я задержался и после окончания чтений последовал за женщиной, когда та вышла из магазина. Так он сказал. Адвокат спросил его: «Ты можешь указать на человека, который пошел за убитой?» Продавец, дававший показания, ответил: «Да, сэр. Он находится здесь». И ткнул в меня пальцем. Вот тогда-то мне и пришел конец.

– Но это был не ты.

– Проклятье, нет, не я. Продавец меня запомнил из-за того, что я наткнулся на него. Вроде как толкнул.

– А что за история с татуировкой? – спросил Лукас.

Взгляд Прайса заметался между конвоиром и Лукасом, но подбородок перемещался не более чем на четверть дюйма.