Точка Бифуркации XIII (СИ) - Смит Дейлор

Ну и наконец, последний среди присутствующих, но первый по происхождению: наследник престола, Романов Глеб Владимирович. Молодой мужчина, облачённый в форму военного образца, так же как и все остальные, молча буравил взглядом пустоту перед собой, при этом старательно удерживая маску спокойствия на лице. Только вот вполне однозначный приказ отца, который он дал слово исполнить, расслабиться принцу отнюдь не позволял.

Встречать закат я предпочитал без клинка в руке и уж тем более не в бою. Последние месяцы я взял себе за традицию каждый вечер забираться на относительно невысокую, в пару десятков метров, скалу, и оттуда, с самого её обветренного, шероховатого пика, созерцать дивные красоты этого искусственного мира…

Да, осознание того факта, что всё вокруг ненастоящее, усиливалось у меня с каждым днём. С каждым новым рассветом, с каждой новой волной, монотонно бьющейся о берег, с каждым новым «перемирием» между мной и демоном. Бывали дни, когда мысль о бессмысленности происходящего буквально выжигала мне мозг, заставляя зубы сжиматься до скрежета. Не раз доходило до того, что я принимал для себя судьбоносное решение: устроить финальный, без права на отступление, бой с Самаэлем. Последний. Насмерть. Без пощады. Без попыток сохранить себя. Как это заканчивалось? А никак. Мы просто бились до полного опустошения. До гула в ушах. До красной пелены перед глазами. До того момента, когда разум начинал путаться в собственных образах и терял грань между болью и безумием. А потом… наступала пустота.

Иногда это и вовсе выглядело извращённо забавно. Мы лежали на горячем песке, обожжённом местным светилом, и лупили друг друга с метрового расстояния. Хотя слово «лупили» — это слишком громко сказано. Правильнее будет сказать: раз в полминуты мы поочерёдно пытались нанести «неожиданный» удар, а потом копили силы на его повторение. В такие моменты я понимал, насколько далеко мы ушли за грань здравого смысла. И насколько близко оказались к животной, первобытной форме существования. Или уже давно перешли эту черту — просто не заметили?

В какой-то момент, после череды таких изматывающих «боёв до последнего вздоха», я для себя принял простую, болезненную, холодную как металл истину: победить кому-то из нас в бою просто не суждено. Возможно, это даже ограничивалось неизвестными мне законами этого иллюзорного мира. Возможно, он был сконструирован таким образом, чтобы поддерживать в своих пленниках вечную борьбу — замкнутый цикл страдания, злобы и бессилия. И вот именно тогда, впервые за долгое время, неожиданно в мою голову начали закрадываться совсем другие мысли. Мысли… о смерти.

Нет, не в том плане, что я опускал руки и проникался мыслью бесславно сдохнуть. Это не было порывом уничтожить себя из слабости. Это было скорее рациональное решение: если умереть здесь, если по-настоящему, безвозвратно умереть — может быть, произойдёт сбой в системе? Может быть, тело освободится, а сознание вырвется из ловушки кольца? Мне вдруг отчаянно стало казаться, что только в этом случае появится хоть какой-то реальный шанс отсюда выбраться.

Поэтому последние недели я всё чаще стоял на краю этой скалы и вглядывался в алое небо, в тускнеющий диск закатного солнца, в ленты облаков, похожие на потёртые пергаменты. Слушал, как где-то далеко, у самого горизонта, рокочет гром. И в голове невольно крутились слова старой знакомой песни:

«Разбежавшись, прыгну со скалы…»

Глупая строчка. И в то же время — пугающе уместная. Я поднимал взгляд к небу, вдыхал горячий, сухой воздух, чувствуя, как он обжигает лёгкие, и ловил себя на мысли, что почти готов.

Впрочем, до реальных действий доводить эту задумку я всё же не осмеливался. Не тот характер, не то мировоззрение. Да и не так я привык завершать дела. Зато в голове постепенно зрела другая идея. Не менее самоубийственная, но более дерзкая. Более… правильная, что ли. От неё, в отличие от бесславной мысли разбиться о скалы, хотя бы чуть-чуть пахло благородным стремлением превозмогания, борьбы, попытки вырваться. Пусть и безумной.

— Ну что тебе неймётся, чёрт безмозглый⁈ — глянув вниз, злобно бросил я, когда краем зрения заметил, как знакомая туша «незаметно» крадётся вверх по скале. — Я тебя уже едва ли не жопой чувствую, диверсант херов.

С этими словами я тут же отправил в сторону архидемона рой светлячков. Яркие, пульсирующие, жужжащие огоньки вмиг облепили его лицо, затмевая взор. Секунда — и первым в дело пошёл большой булыжник. Потом ещё один. И ещё. Камни, порой размером едва ли не с половину тела самого Самаэля, с глухим грохотом вырывались мной из скалы и со свистом отправлялись на голову врагу.

Вследствие такой направленной атаки демон тут же сорвался вниз. Падение было впечатляющим: его тело врезалось в каменные выступы, срывалось с них, перекручивалось, оставляя за собой цепочку пыли, гравия и хриплых проклятий. В какой-то момент он зацепился когтями за острый край скалы, но тут же получил по пальцам ещё одной порцией камней и, взвыв, полетел дальше.

На первый взгляд — победа. Выглядело со стороны это довольно жутко и не очень совместимо с жизнью, но в третий раз на такой трюк я уже однозначно вестись не собирался.

Когда я его так «подловил» впервые, то тут же словно ошпаренный пустился вдогонку, в попытках наконец-то поставить крест на нашем нескончаемом противостоянии. Тогда сердце бешено стучало, а в голове гремели фанфары: мол, всё, конец этой безумной игре! Как несложно догадаться, ни тогда, ни после ничего у меня так и не вышло — демон просто поднимался на ноги и с довольной рожей, ввиду моего удивления, бросался в атаку.

— Архимудень проклятый… — процедил я сквозь зубы, наблюдая, как Самаэль, лёжа среди пыли и валунов, старательно изображает агонию.

Хрипит. Трясётся. И периодически поглядывает на меня одним прищуренным глазом — уже однозначно понял, что я не верю в его дешёвую постановку.

— Отвали, я сегодня не в настроении! — гаркнул я во всё горло и уселся обратно на край скалы.

Снизу продолжали доноситься жалобные стоны. Демон у подножия скалы тем временем довольно артистично отыгрывал предсмертные муки, изображая истекающего кровью и едва ли не испускающего дух дохляка. Периодически проскакивали разные фразочки по типу: «Ах», «Ой, мама» и даже «Прощай, мир жестокий». Не хватало только трагичной музыки на фоне, уличного фонаря и дождя. Я игнорировал. Лучше уж смотреть на закат, чем на скучное кабаре в исполнении рогатого архикретина.

Я вновь уставился за горизонт. Местное светило, оранжевое, крупное, будто висело на ниточке.

— Да. К нему и поплыву, — решительно кивнув своим мыслям, проговорил себе под нос и поднялся.

Медленно, с тем самым спокойствием, которое появляется только после полного истощения всех эмоций, я повернулся и направился к другому краю плато, противоположному тому, где лежал притворяющийся покойником демон.

Я шёл, слыша как за спиной затихают фальшивые стоны. Наверняка уже крадётся снова. Ну и пусть — я быстрее.

Мысли о том, чтобы уйти в море, долгое время меня откровенно пугали. Во-первых, неизвестностью того, что может скрываться под водой — хотя с учётом того, что в этом мире монстров не было, убеждение было весьма спорным. А во-вторых… что может получиться как с джунглями, сквозь которые я бесконечно долго мог шагать, пробираясь через самые непроходимые заросли, а затем, развернувшись назад, в короткий срок вернуться на вконец опостылевший мне за всё это время проклятый пляж. Пляж, где меня встретят знакомый песок, бессменные пальмы и ухмыляющаяся рогатая рожа. Вероятность такого исхода была велика и с морем, но это однозначно стоило проверить. По крайней мере, на сегодняшний день я к этому наконец-то созрел.

Спуск со скалы дался легко. За два года я запомнил каждый камень, каждый уступ, и в темноте мог бы пройти тут с закрытыми глазами. Под ногами хрустел гравий, ветер трепал волосы, а в груди странным образом разливалась смесь тревоги и предвкушения. Чего-то нового.