Ашер 6 (СИ) - Шиленко Сергей

У меня перехватило дыхание, и на несколько секунд меня охватила самая натуральная паника — что со мной?

— Макс, — послышался до боли знакомый, нежный голос, и я инстинктивно схватился за человека, которому он принадлежал, как утопающий за соломинку. — Макс, открой глаза. Посмотри на меня.

Я с огромным трудом разомкнул тяжелые, слипшиеся веки и увидел перед собой пару незнакомых, переливающихся жидким золотом глаз, которые, тем не менее, были одновременно такими родными и до боли знакомыми.

— Ш… Шелли? Это ты? — до меня наконец-то дошло, кому они принадлежали.

Это все еще была моя жена-феникс, моя Шелли. Вроде бы, ничего кардинально в ней не изменилось, кроме цвета глаз, но теперь через них словно рвался наружу ее могучий внутренний свет, и это придавало ей совершенно другой, какой-то неземной, сияющий вид.

— Здравствуй, дорогой мой, — улыбнулась она, и, по крайней мере, ее улыбка осталась прежней — той самой, которую я любил больше всего на свете.

— Как… как ты это сделала? — я с трудом протянул руку и коснулся ее огненно-рыжих волос, в которых теперь откуда-то появились мягкие пурпурные перья. — Хотя, какая, к черту, разница, если ты здесь, жива и с тобой все в порядке…

— И ты тоже здесь, со мной, — широко улыбнулась она в ответ. Слезы, только теперь уже не такие горькие, а скорее счастливые, продолжали течь по ее сияющему лицу.

— Но все-таки, как ты это сделала? — не унимался я, вернувшись к этому вопросу, пока мы оба осторожно, почти благоговейно ощупывали друг друга, словно виделись впервые после долгой разлуки.

Как будто мы и вправду заново знакомились и влюблялись друг в друга.

— Я пока и сама толком не знаю, как это все работает, — сбивчиво, немного растерянно объясняла она, мило закусив нижнюю губу. — Но мысль о том, что мы все можем потерять тебя навсегда, была такой невыносимой, что я сама не поняла, как это произошло… Просто почувствовала эту древнюю, дремавшую силу внутри себя и откуда-то сразу знала…

— Что знала? — переспросил я, главным образом потому, что мне до смерти не хотелось, чтобы она переставала говорить. Было так радостно, так чертовски приятно видеть, что она все еще живет, дышит, двигается, улыбается мне.

— Что слова Иди — это чистая правда, — она ослепительно, по-новому улыбнулась. — И что, возможно, у нас с тобой впереди еще очень большое, долгое и счастливое будущее.

— Возможно? Ты что-то не договариваешь? — почему это, блин, «возможно»? Я-то уже почти расслабился, думал, что теперь все точно будет нормально.

— Да, возможно. Если ты больше никогда не будешь так сильно пугать меня, то твоя жизнь будет очень долгой и очень счастливой, Макс Медведев, — фыркнула она, а потом снова тепло улыбнулась и нежно прижалась своим лбом к моему.

Я громко, от всего сердца рассмеялся. Смех буквально лился из меня неудержимым потоком вместе со слезами облегчения. Шелли тут же присоединилась ко мне, и мы вместе плакали и смеялись, как сумасшедшие, не в силах остановиться.

— Он… Макс, ты как, в порядке? — с тревогой в голосе спросил Сет. Остальная часть нашей разношерстной компании, наконец, осмелилась приблизиться к нам, когда Шелли перестала так ярко пылать. Я с благодарностью ухватился за предложенную руку друга, чтобы сесть.

— Эм… — я провел рукой по своему боку, потом по груди, и был несказанно, приятно удивлен полным отсутствием даже малейших отголосков недавней адской боли. — Думаю, что да. Кажется, я в полном порядке. Абсолютно.

Стоило только произнести эти слова, как меня мгновенно окружила восторженная толпа, и я оказался буквально похоронен под горой тел — каждый из моих друзей своими объятиями, казалось, пытался выжать из меня остатки жизни или, наоборот, удостовериться, что я все еще здесь.

— О, ребята, осторожнее, я ведь только что вернулся с того света, можно сказать, — рассмеялся я и обнял их всех в ответ, стараясь уделить внимание каждому.

До меня только сейчас по-настоящему дошло, что всего несколько минут назад я и правда мог умереть, и жизнь ко мне вернулась только благодаря какому-то невероятному чуду. Никакими, даже самыми красивыми словами, невозможно было бы передать это ошеломляющее ощущение.

Если все же попытаться, то можно было бы сказать, что в этом чувстве было очень много искренней благодарности ко всем моим близким людям, ставшим моей семьей. И животного страха их потерять.

Остаться без этой семьи, которая так неожиданно стала для меня всем. Или, что еще хуже, оставить их без своей защиты и любви.

Они стали той самой причиной, по которой я впервые в жизни так сильно, так отчаянно и яростно хотел жить. Меня самого шокировало осознание того, что все предыдущие годы я, по сути, провел в каком-то жалком, бессмысленном существовании без особой цели и радости.

Уверен, они чувствовали примерно то же самое, поэтому мне не пришлось ничего объяснять и говорить им какие-то высокопарные слова.

Все, что мне было нужно в тот момент — это просто обнять их всех покрепче.

Что я и сделал.

Так сильно, как только мог.

И они отвечали мне такой же искренней взаимностью.

Что бы ни приготовил завтрашний день, черт возьми, что бы ни приготовили следующие пять минут, все это не имело значения, потому что я знал, что с такой поддержкой всегда выйду победителем, какие бы неприятности ни приготовил для меня Ашен.

Глава 21

Это темное, заплесневелое помещение оказалось тесным, и пахло в нем затхлостью. Хотя «пахло» — это еще мягко сказано. Воняло так, будто в стены заживо замуровали пару-тройку разлагающихся трупов. Мы оказались в каком-то лабиринте коридоров, переплетающихся друг с другом самым причудливым образом. И все они, судя по всему, вели в одну точку.

Что там, в центре этого лабиринта, знал, похоже, только один тип: бывший хозяин поместья, Алек Свон, Ашер, мировой судья и наместник Бронзовой Гавани, которого я прикончил где-то неделю назад. Ну, если по земным меркам считать.

— Эй, Сет, ты тут? — мой голос эхом прокатился по высоким, узким стенам коридора. Я задрал башку, пытаясь разглядеть потолок, но тусклого света моего Ашерского камня явно не хватало — вверху была только непроглядная темень.

— А? Чего тебе? — буркнул сокол. Он так резко остановился, что я чуть не сшиб его с ног, врезавшись плечом.

— Слушай, напомни-ка еще раз, как у вас тут недели зовутся? — спросил я. Здешние ребята вообще были знатными выдумщиками на новые словечки, но Сет в этом деле был просто ходячей энциклопедией, да еще и с юморком.

— А, точно, — он скорчил умную мину, явно передразнивая Бруно. — То, что вы там, откуда ты приперся… как его… Змея, что ли, называете?

— Земля, балбес, — я беззлобно пихнул его в бок. — Прекрасно ты это слово знаешь. Грязь под ногами, только у нас оно еще и планету означает.

— А неделька-то, кстати, выдалась что надо, — хмыкнул я.

— Короче, то, что у вас неделя, у нас — вихра. А одна вихра — это где-то семь-восемь дней, — отбарабанил сокол, будто по конспекту.

— Как это «примерно»? Семь или восемь? — фыркнул я. Мы как раз притормозили — дальше коридор был завален какими-то обломками. — Это что за неделя такая, с плавающим графиком?

— Да я в этой вашей астрологической математике не силен, — пробурчал он, косясь то на завал, то на карту в руке. — Лекции в Академии мимо ушей пропускал. Говорят, это как-то связано с настроением Богини — оно у нее, видать, такое же переменчивое, как эти ваши вихри да бури.

— Ну да, логично, — хмыкнул я. Система, конечно, атас. Такое только в мире без пятидневки и прокатит. — Что там по карте, штурман?

Сокол поднял свой светящийся булыжник повыше, чтобы мы оба могли пялиться в эту их самопальную карту. Каракули, как на схеме поиска пиратских сокровищ, честное слово.

— М-да… — протянул он, разглядывая какое-то непонятное место, помеченное кучей вопросиков, куда, судя по всему, и вели все эти ходы. — Никто не в курсе, что там. Бруно думает, с тех пор как Кристофер эту мазню рисовал, тут все сто раз могло поменяться. Так что даже старик, земля ему пухом по-вашему, не знал, как в эту комнатушку попасть.