– Эта алая лента на глазах – плат её. Всё, что осталось в память.
– Так вот почему ты не меняешь повязку. Матушка была дорога тебе, раз носишь вещь постоянно.
Яробор знал, чувствовал, что улыбается ведунья. В душе радовался, что она полюбила его не за богатства и не за то, чей он сын. А такого вот простого, слепого и проклятого.
Не это ли истинное счастье?
А в груди вдруг ухнуло, кольнуло больно, словно намекая, что негоже обманывать тех, кто дорог.
– Верея, я ведь… – начал, подбирая слова, собираясь признаться, кто он есть на самом деле.
– Яробор! – перебив его, светлокосая радостно воскликнула: – Чудно-то как, к нам белки с лисами бегут, что-то тащат в корзинах на спинах. Может, это Ягиня послала тёплую одежду?
Момент для признания был безнадежно упущен. Верея выбралась из его объятий и пошла навстречу к лесным зверям.
– И правда. Благодарствую, мои хорошие! Хозяйке вашей передайте от нас низкий поклон! – громко произнесла, принимая подарки в руки.
Лисицы залаяли и кивнули, а рыжехвостые белки радостно застрекотали, что наказ поняли, и запрыгали по хвойным веткам восвояси.
– Отродясь не видала такой красоты, – восторженно произнесла Верея, перебирая в руках верхнюю рубаху, сарафан из тёплого сукна с узорчатой вышивкой и шубку из собольего меха, крытую синим бархатом. К груди своей приложила, примеряя. – Наряды достойные боярской дочки.
А княжич стал хмурнее туч, стиснул зубы с досады, да кулаки от бессилия сдавил. Была б его воля, он и не такие бы тряпки с цацками к ногам ведуньи положил.
…Идти по заснеженному лесу оказалось нелегко для слепого.
Они шли скрипучей тропкой, та была мало хожена, и ступать по ней трудно – княжич с трудом вытаскивал свои сапоги из сугробов. Верея крепко держала Яробора за руку, подставляла плечо, когда он оступался, а несколько раз они оба со смехом заваливались в снег.
Когда переходили неширокую замёрзшую речушку, Яробор поскользнулся снова, на спину упал, утянув и Верею за собой. Светлокосая свалилась ему на грудь, а он хорошенько приложился затылком об лёд.
– Ух-хм, – промычал от вспыхнувших болевых искр.
– Ты специально это делаешь! – не выдержав, обвинительно проговорила Верея. Шапка съехала на глаза, и она её поправила на место. – Не верю я в твою неуклюжесть!
– Не правда, – возразил снизу, согревая горячим дыханием девичьи губы. Княжич лукавил, улыбался. А в следующее мгновение притянул лицо ведуньи за подбородок к себе и поцеловал.
– Ну всё хватит, – пролепетала смущённо, когда их нежный поцелуй закончился. – Так мы до избы Ягини никогда не дойдём.
– Хорошо, люба моя, идём.
Перекатившись на спину, кряхтя, Верея сперва поднялась на четвереньки, упираясь коленями и рукавицами в лёд, а потом уже встала на ноги и отряхнула шубейку от снега. Щёки пекло, но на лице цвела счастливая улыбка.
Яробор поднялся следом, и через несколько шагов они наконец-таки миновали речку. На ёлках сидели две белочки с шишками в лапах и наблюдали за ними. Верея подошла к ним и попросила:
– Покажите нам путь до избушки хозяйки лесной.
Рыжули кивнули мордочками и, взмахнув пушистыми хвостиками, поскакали по ветвям, не забыв прихватить свою добычу с собой. Верее с Яробором оставалось только поспевать за ними по заснеженной тропке, а ежели сильно отставали, то белки останавливались и ждали.
Так вскоре и добрались до нужного места.
Зверьки вывели на лужайку, по которой тёплыми лучами гуляло ласковое солнышко. Ели, словно задумавшись, стояли кругом, повсюду были натоптаны мелкие следы.
В самом центре располагалась добротная избушка с покосившимся забором, на брёвнах которого висели чугунки. Чёрный кот возле крыльца сидел, лапки после славной охоты зализывал.
А по порогу девица красивая русокосая в белой рубахе и изумрудной поневе метлой махала, выметала зло.
(Ну представте, что на картинке зима
