Девочка для ледяного (СИ) - Юраш Кристина

— Хорошая девочка, — усмехнулась я, видя, как седые брови резко поднялись наверх.

Я сглотнула.

— Как скажете, мадам… — замялся дворецкий. — Может, вы пока выпьете чаю? А то вид у вас совсем замерзший.

От чая я отказалась, жадно впиваясь глазами в фигурку, которая поднималась по лестнице и бурчала.

— Совсем молодежь с ума сошла! — послышался вздох. — Ни стыда, ни совести, ни даже имени!

Среди портретов, висящих в холле, я искала глазами его. Но портрета не было.

— Господин! — послышался громкий голос дворецкого. — К вам приехала… простите… Хорошая девочка!

И тут я услышала смех. Знакомые нотки, от которых внутри что-то резко потеплело. Я закусила губу, стараясь сдержать навернувшиеся слезы облегчения.

— Мадам Хорошая Девочка, — прокашлялся дворецкий, словно я не слышала разговора. — Господин сейчас спустится.

Он помолчал, а потом прокашлялся.

— А, наверное, пойду и выпью чаю.

Я с замиранием сердца стояла и ждала. Ждала, когда он появится. Когда я увижу того, кто убивал за меня. Того, кто заставил меня чувствовать себя живой.

И тут я услышала шаги. Они приближались, а я вдохнула, разучившись дышать.

По полу пробежалась изморозь, а я сделала шаг вперед, словно не решаясь шагнуть навстречу.

Он спускался по лестнице. Весь в черном. В том, в чем был на балу. Не было ни плаща, ни маски.

“Красивый…” — пронеслось внутри, а я пыталась понять, как эта ангельская внешность сочетается с кровавыми подарками.

Он направлялся ко мне, и чем ближе он был, тем сильнее билось мое сердце. Я тяжело дышала, нервно сглатывала, узнавая его движения.

Чёрный сюртук, обтягивающий широкие плечи, как вторая кожа.

Темные волосы, слегка растрёпанные — будто он только что проснулся или только что сорвал маску.

Ни перчаток. Ни маски.

Только он.

И его глаза.

Он просто остановился.

В двух шагах от меня.

Воздух стал плотным.

Как будто между нами натянули струну — и теперь, если я дышу слишком глубоко, она порвётся.

Он смотрел на меня — не как на женщину, не как на жертву, не как на любовницу.

Как на свою.

— Я… я выполнила… условие игры, — прошептала я, безотрывно глядя ему в глаза. Мой голос был не моим. Он был чужим. Тонким. Хрупким.

Те самые, которые смотрели на меня сквозь прорези маски.

И тут я увидела, как красивое лицо меняется, а на его губах появляется улыбка. Он склонил голову набок. Его рука в чёрной перчатке взяла меня за подбородок.

Сердце забилось, затрепетало. Я дышала так сильно и громко, казалось, меня слышно даже на улице.

Он склонился к моим губам с соблазнительной высокомерностью.

Я чувствовала его дыхание.

На коже.

На губах.

Внутри.

Внутри моих лёгких.

Внутри моего сердца.

Он дышал мной.

А потом его губы приоткрылись, и он прошептал с улыбкой прямо в мои, обжигая холодом, заставляя меня вдыхать каждое его слово.

— Моя… хорошая… девочка.

ЭПИЛОГ

Резким, почти грубым движением он прижал меня к себе, а я скользнула руками по его груди, цепляясь пальцами за драгоценные камни.

— Ты больше никуда отсюда не уйдешь, — прошептал он. — Слышишь? Никуда…

Сквозь ткань платья я почувствовала, как его пальцы сжали мою талию — и поднял меня на руки. Не как невесту, как добычу, закинув ее на плечо.

Меня внесли в роскошную спальню и закрыли дверь. Рука стащила медальон со стола и бросила его на пол. Медальон засочился тьмой.

— Это чтобы дворецкий не слышал твоих криков, — прошептали губы.

Это было заклинанием. Заклинанием, которое срывает одежду. Грубая рука сорвала с меня траурное платье и бросила его на пол.

Я задрожала. Не от холода. От того, как моё тело предало разум. Оно знало его. Чувствовало каждую линию его силуэта, как будто я видела его не глазами — а душой.

«Боже, — шептала я себе, — ты хочешь этого. Ты хочешь, чтобы он сделал это. И ты больше не можешь притворяться, что боишься».

Он прикоснулся к моей шее.

Медленно. Словно вырезал на мне своё имя.

По коже разлился иней — не боль, не магия, а печать.

Та, что ставят на душу, которую больше нельзя отдать другому.

— А можно… — прошептала я, глядя на обрывки черного платья. — А можно в маске?

Он провел рукой по лицу, а я увидела знакомый оскал.

Свечи погасли, дверь покрылась коркой льда. Черный камзол упал на пол, обнажая роскошное тело.

Остались только мы, моя боль, моя жизнь и мое сердце.

Он сел в роскошное кресло, а потом жестом поманил меня к себе. Без единого звука. Я знала, что это — затишье перед бурей. Передышка перед страстью. Я шагнула к нему и оседлала его колени.

Я услышала щелчок ремня, подалась вперед, чувствуя, как соприкасаются наши тела. В тот момент, когда он затянул его на моих руках, я лишь прерывисто вздохнула.

Его рука расстегнула штаны.

Я чувствовала себя, словно пьяной от его губ.

— Что ты хочешь, чтобы я с тобой сделал? — страстно обожгли меня его губы.

— Сделай со мной всё, — прошептала я, чувствуя, как его руки скользят по моей коже.

— Ты хочешь, чтобы я разорвал тебя, чтобы ты забыла своё имя, чтобы ты запомнила только мой голос, мой холод и мою страсть… — прошептали его губы.

Он приподнял меня на руках, а потом опустил.

Его холодный поцелуй, который перекрыл мой стон… и мой первый настоящий стон не боли, а наслаждения.

Моё тело — уже знало, что оно никогда не выберет свет. Я чувствовала его власть, чувствовала его силу и страсть, жестокость, граничащую с нежной одержимостью.

Его дыхание — тяжёлое, как у зверя. Я чувствовала, как его тело напряглось — не от желания. От огня, который он сдерживал.

— Ты… — он не договорил. Его пальцы впились в мои волосы, а затуманенные страстью глаза смотрели в мои. — Ты… моя. Слышишь… моя… моя…

— Твоя, — шептала я пересохшими губами. — Твоя… твоя…

Его рука вдруг сжала моё горло.

Не для того, чтобы задушить.

Чтобы удержать.

— Ты принадлежишь мне, — прошептал он, задыхаясь. — Мне одному… Слышишь… Только мне…

Я не смогла дышать.

Я не смогла кричать.

Я только… застонала, дрожа всем телом, понимая, что ради этих мгновений я готова была умереть.

Он прижал меня к себе еще крепче, словно пытаясь продлить мою агонию.

— Вот так, — прошептал он, тяжело дыша и обжигая мои губы. — Вот так… моя девочка.

Я задыхалась. Он вдыхал мой крик, словно пытаясь почувствовать то же, что чувствую я.

Я уперлась лбом в его плечо.

— Уже устала, моя девочка? — послышался выдох, а его рука скользнула по моим волосам, а в его голосе чувствовалась улыбка. — Я ведь только начал… Его взгляд скользнул к кровати.

А я поняла: я не боюсь того, что будет дальше.

Я боюсь одного — что он остановится.

Примерно через неделю мы объявили о свадьбе. Знаете ли, у нас было много дел. Мы были немного заняты. Друг другом.

Потом была свадьба, кольцо, скользнувшее по моей руке, и «да», которое я выдохнула не жрецу, а ему.

После того, как капиталы были объединены, а я стала герцогиней Вельшир, сменив фамилию ненавистного мужа на новую, количество желающих сделать меня вдовой резко возросло вместе с числом подарков.

Прошло уже пять лет, а надежды женихи не теряют. Жизни теряют, надежду нет.

— Мама! Папа сделал мне горку! — послышался голос сына, радостно бегущего ко мне.

Я поймала его, глядя в счастливые детские глазенки.

— Я рад, — слышался голос дворецкого, который вынес нам чай. — Мадам, я очень рад, что вы так влияете на моего хозяина. Он стал намного добрее. Как раньше… От него прямо веет прямо вот… светом… Да!

Я кивнула. Не стала спорить с наивным стариком.