Хирург на районе (Записки районного хирурга) - Правдин Дмитрий

Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82

— Ладно, сейчас перевязку закончу и посмотрю, — отвечаю я, пропуская информацию о странности бабушки мимо ушей.

Фельдшер ушла, я отправился знакомиться с новенькой. На кровати лежала, уставившись в потолок, пожилая женщина с морщинистым лицом. Правую руку больная прижимала к животу.

— Добрый вечер! — бодро начал я. — Что с вами случилось? Живот болит?

Женщина и бровью не повела. Я переспросил громче, подумав, что она плохо слышит. Снова ноль реакции.

— Эй, уважаемая, вы меня слышите? — почти прокричал я в ухо пациентки.

Та не шелохнулась.

Я тронул ее за руку, и она немедленно схватила меня за кисть и забормотала что-то нечленораздельное, интенсивно шевеля красными губами. Приглядевшись повнимательней, я вдруг понял, что передо мной слепоглухонемой человек. Но как фельдшер догадалась, что у нее аппендицит? Я бросился к телефону:

— Алле, Марина? Это Правдин говорит. Марина, а как вы определили, что у пациентки острый аппендицит, если она слепоглухонемая, и почему меня не предупредили об этом?

— Дмитрий Андреевич, нас родственники вызвали, сказали, что второй день держится за живот и мычит. Ну, подумали, что аппендицит. А вам я сказала, что она странная.

— Да, сказали! Только забыли отметить, что она ничего не видит, не слышит и сказать не может!

— Но живот у нее болит, как аппендицит исключишь?

— Марина, у нее там расчесы, укусил кто-то, она и чешет это место второй день! А живот абсолютно мягкий, никак не реагирует на пальпацию!

— Я думала, — начала Марина.

— Ничего вы не думали, — перебил я. — Увидели, что держится за живот, и к нам незамедлительно! Хирурги разберутся!

Конечно, я блефовал; я не был стопроцентно уверен в том, что у старушки нет аппендицита, но безалаберную фельдшерицу стоило проучить!

Тяжело поставить диагноз такой больной. Но путем динамического наблюдения и при помощи анализов нам удалось избежать ненужной операции: аппендицит не подтвердился.

Я все время конфликтовал с работниками «скорой помощи»: они доставляли больных в отделение, порой даже не разбираясь, нужно их госпитализировать или нет.

Да, я преклоняюсь перед «скорой», они всегда на «линии огня», но ляпы, которые они допускают, — это что-то особенное! Вот два самых серьезных.

Первый: пациенту с венозным кровотечением конечности накладывают жгут выше раны. Но кровь по венам течет к сердцу, от периферии к центру. Жгут, наложенный выше раны, усиливает кровотечение, так как по артериям кровь движется от сердца к периферии и, совершив газообмен, возвращается назад по венам, а жгут не дает ей этого сделать, и кровь вытекает наружу. Надо наложить или очень плотный жгут, чтобы сдавить и подлежащие артерии, или хорошую давящую повязку. Не раз мне приходилось останавливать венозное кровотечение простым снятием жгута. Снял — и кровь перестала сочиться из раны.

Второе: часто при кровотечениях начинают поднимать давление до нормальных цифр, не разбираясь, что кровоточит — язва желудка или огнестрельная рана. Этого ни в коем случае нельзя делать. Организм так реагирует на кровопотерю — снижает артериальное давление. Есть у больного давление 80/40 или 70/30 — и слава богу! Повышая его до 120–130 по верхней границе, мы провоцируем усиление кровотечения. Я знаю случаи, когда это губило пациентов.

Ну что ж, средний медперсонал обсудили — пора перейти к врачам, людям с высшим медицинским образованием. И мы допускаем ляпы.

Самый большой ляп хирурга — это оставить что-нибудь в животе пациента. Многие грешат этим, но лишь единицы сознаются. Кто-то из корифеев сказал, что каждый хирург хоть раз в своей жизни да забыл внутри пациента инструмент или салфетку. Хорошо, если сразу спохватился…

Операционная медсестра должна отслеживать наличие инструментов и салфеток, тампонов, шариков и прочего материала. Но ночью, когда заканчивается большая, кровавая операция, вполне возможны ляпы.

Пришлось мне оперировать женщину с проникающим ножевым ранением брюшной полости, у нее был поврежден тонкий кишечник. Когда я зашил дырки в органе, то увидел в области малого таза какой-то необычный конгломерат из сальника и петель тонкой кишки. Я разъединил ткани и нашел… стеклянный шприц с проржавевшим поршнем и согнутой иглой. На боку четко читалась дата изготовления — 1949 год.

Потом мы выяснили, что в 1956 году, пятьдесят лет назад, больную оперировали по поводу внематочной беременности. Операции в большинстве своем выполнялись под местной анестезией. Использовались разные шприцы и иглы, вот один каким-то образом хирурги и забыли в животе. Удивительно, но забытый инструмент не навредил своей хозяйке: он ушел глубоко в малый таз, покрылся капсулой, к нему подпались сальник и кишечник, и все это спокойно пролежало полвека.

Я сердился на неизвестного мне хирурга:

— Ротозей! Как можно было шприц с иглой забыть?

— Не суди, и не судим будешь! — напомнил мне заведующий.

— Как «не суди»! — возмутился я. — Забыть шприц! Как только он не лопнул, вот тогда бы мог дел натворить!

— Дима, не горячись. Всякое в жизни бывает. И у тебя ляпы могут быть!

— Ни за что! — самоуверенно возражал я. — Вообще не понимаю, как можно инструмент в животе забыть.

— У тебя еще все впереди!

Сработал закон парных случаев. Не прошло и недели, как я достал следующий предмет из следующего живота.

К нам поступила девочка пяти лет с лигатурным свищом. Месяц назад ее прооперировали в одном из лечебных учреждений области по поводу острого аппендицита. Выписали из стационара, все было хорошо, но пару недель назад в области рубца стала сочиться мутноватая жидкость. Так бывает, когда организм отторгает шовный материал; и пока его не уберешь, продолжает отделяться сукровица. Мы называем это явление лигатурным свищом.

Я зондом проверил свищ — тот уходил куда-то в глубину, в сторону слепой кишки, на которой располагался аппендикс. Мы решили взять девочку в операционную, дать наркоз, и под общим обезболиванием удалить все нитки, вызвавшие воспаление.

Ребенка усыпили, я начал искать нитки — и на меня внезапно полилось содержимое кишечника. Стало ясно, что у девочки не лигатурный свищ, а кишечный. Пришлось расширить рану и выйти на кишку. Оказалось, что на предыдущей операции хирурги забыли в животе марлевую салфетку. Та лежала на тонкой кишке и вызывала пролежень (дырку). Салфетка и больная кишка отграничились спайками от остальных органов, и из послеоперационного рубца стал подтекать кишечный сок.

И эта история закончилась благополучно. Свищ резецировали (вырезали) вместе с участком больной кишки, ребенок поправился. Родители поначалу собрались подать в суд на прежних хирургов, но передумали на радостях, что все обошлось.

— Не понимаю, как можно было забыть салфетку? — возмущался я.

— Дима, не начинай! — отозвался Леонтий Михайлович. — Со всеми бывает.

— Вы так их покрываете, наверное, тоже забывали?

— Наверное, — беззлобно отозвался Ермаков. — Вот когда сам наступишь на грабли, тогда поймешь.

— Леонтий Михайлович, я предпочитаю учиться на чужих ошибках.

— Хорошая поговорка, но ты забыл и еще одну.

— Какую?

— Не ошибается только тот, кто ничего не делает.

— Да бросьте вы! Не надо покрывать таких хирургов! У нас ответственная работа, ляпы недопустимы!

— Дима, я с тобой полностью солидарен, но обвинять людей ты не имеешь права. Ты же не знаешь, при каких обстоятельствах они забыли эту злосчастную марлю. Может, это у них была десятая операция за сутки! Они с ног валились от усталости, а человек не робот!

— Нет, Леонтий Михайлович, тут я с вами не согласен. Да хоть двадцатая! Ты за жизнь человека отвечаешь и не имеешь права на ошибки!

— Ну, ты прав! Сто процентов прав, как ни крути. Посмотрим, что ты скажешь, когда сам в такую ситуацию попадешь.

— Да бросьте! С чего мне так ошибаться?

— А, я заметил, как кто-то начинает кого-то осуждать, то непременно вскоре и сам в такую же лужу садиться.

Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82