Не дай мне уйти. Книга 2 - Летова Мария

– Богато, – присвистнув, Максим паркует машину на широкой обочине.

Богатство в данном случае подчеркнуто будкой с охранником на въезде, так что калитка в заборе дома Миллеров не заперта. Я знаю, что Оля уже внутри. Мы разговаривали по телефону пять минут назад, и еще я вижу “Мерседес” Чернышова, припаркованный среди других машин на обочине.

У дома большой задний двор, газон кажется мечтой для того, чтобы резвиться детям. Когда конкретно я стала смотреть на вещи с такой позиции – думать не берусь, да и делиться своими наблюдениями тоже. В группе людей, которая “встречает” на краю этого газона, кроме Оли Чернышовой, остальных я знаю только в лицо. И еще хозяйку дома – Елену Миллер. У них с Димой трое детей, трое девочек, и все они занимаются в нашей школе английским, правда, забота о них полностью лежит на Оле. Сама я Лену видела только на подписании договоров и еще несколько раз вскользь. Это высокая худая блондинка, которая не тратит время на общение с людьми, если те не представляют для нее пользы или интереса. Меня это не задевает, наша школа одна из лучших в городе, об этом говорят цифры в бухгалтерском балансе, так что мне не нужно искать внимания таких, как эта женщина. В последний год они приходят к нам сами, и они только крошечный процент клиентов.

Оля машет мне рукой, попивая сок через трубочку. Опускается на корточки, встречая Леона, когда подходим ближе.

– Приве-е-ет, – прижимает к себе Лео. – Смотри что у меня есть…

Порывшись в сумке, достает маленькую пищащую игрушку, которую сын принимает с неразборчивым лепетанием.

Помимо Оли и хозяйки, здесь еще две женщины, и обе наши клиентки.

– Добрый день… – Максим забрасывает руку мне на плечо, ослепляя всех своей открытой улыбкой.

– Какой малыш, как его зовут?

– Леон, – отвечаю на вопрос супруги известного в городе ресторатора.

– Прелесть, какой милый…

– Спасибо…

Глава 4

Маша

На лужайке открытый шатер, в котором шумный банкет. Зона барбекю на другом конце участка, и там работают два парня в ресторанной униформе.

Пахнет вкусно, но мне слегка неловко от сборища незнакомых людей, поэтому и аппетита нет. Плюс ко всему, рядом со мной Максим, и он здесь вообще никого не знает, а я несу за его досуг ответственность.

– Располагайтесь, – предлагает хозяйка. – Уборная вон там, – указывает рукой на замаскированное живой изгородью строение.

Ее чертовски трудно назвать располагающей, но это не то, что могло бы выбить меня из колеи. Как бы забавно это ни было, в ее дом меня пригласила Оля, и у моей подруги отличное настроение. У меня оно, кажется, тоже отличное.

Поправляя панамку Лео, она нежно тянет:

– Ну что такое… Кажется, кто-то хочет спать…

– Да. Уложу его там, – указываю на пустую беседку, в которой тенек.

Сын просит пить, произнеся очередную порцию невнятного лепета. Достав из висящей на коляске сумки бутылочку с соком, присаживаюсь на корточки, чтобы его напоить. Сдавив пластик пальцами, Леон умудряется облить желтой жидкостью и себя, и меня, поэтому отправляюсь в уличную уборную, где десять минут пытаюсь затереть кричащее пятно на своем белом комбинезоне.

Лео сидит на плечах у Максима, когда выхожу оттуда. Они прогуливаются по газону, оставив коляску на дорожке, и я не могу отрицать того, что у этого парня отлично получается ладить с детьми. Он вызывает у них симпатию своей позитивной энергией, и это абсолютно естественно.

Мысли превращаются в кисель, когда во дворе появляется компания из шести человек, которую возглавляет хозяин дома. Они выходят из него, задерживаясь у раздвижных дверей, и мне кажется, будто сердце остановилось вместе со мной.

Я вижу Миллера. И Чернышова. Еще каких-то мужчин, но самое сумасшедшее здесь то, что среди них я вижу знакомый точеный профиль, принадлежащий мужчине, заполнившему все мои мысли в последние дни.

Я смотрю на его профиль жадно. На линию подбородка, аккуратную стрижку. Наверное, смотрю так жадно, что это сродни прикосновению, ведь Мельник оборачивается, окидывая сощуренными от солнца глазами двор.

Его взгляд я тоже ощущаю, как прикосновение. Возможно, я просто выдаю желаемое за действительное, но те секунды, в течение которых он на меня смотрит, неподвижный жаркий воздух вокруг кажется бурлящим.

Кирилл одет в белую тенниску и синие летние брюки, в кармане которых лежит его ладонь.

Мне не приходится превозмогать себя, чтобы разорвать этот зрительный контакт. Это делает Максим, возникнув передо мной и заслонив собой обзор.

Переведя на его лицо взгляд, я чувствую себя слепой, ведь лицо Максима кажется мне размытым пятном.

– Сгонять за коляской? – спрашивает, снимая со своей шеи Леона.

Натянутая как струна, я отвечаю на вопрос утвердительным кивком. Еще секунда, и Максим передает мне сына, после чего трусцой направляется к дорожке. Леон обхватывает мою талию ногами и буркает капризное “ма-ма”, в то время как мое сердце бухает так, что в ушах шумит.

Глаза впиваются в пространство. В тот самый кусок пространства, где еще маячит широкая спина в белой тенниске, от вида которой я все еще не могу сойти с места.

Я снова вижу его лицо. И снова не в профиль, потому что Кирилл опять оборачивается.

Я не могу уложить у себя в голове ситуацию. Все ее детали, щекотливые, или нет! Я могу только смотреть в ответ, и я делаю это до тех пор, пока с коляской не возвращается Максим.

Мне кажется, будто он разговаривает на китайском, ведь я ни слова не разобрала из-за рассеянного внимания. Там у дверей пополнение. Еще двое мужчин и девушка-переводчик. Их всех я уже видела на этой неделе.

Леон хнычет, кладя голову мне на грудь.

Я двигаюсь автоматически – под лучами солнца, которые лижут голую кожу ног, несу сына к беседке и укрываюсь в тени ее крыши. Максим пристраивает в центре коляску и помогает ее разложить.

– Я не буду под ногами путаться. Пойду туда, – качает головой в сторону шатра. – Вон, мужик с усами в футболке зеленой, я его знаю. Он у меня занимается боксом.

– Я… быстро…

– Если что звони-пиши, – салютует он.

Многое из того, что случалось со мной в жизни, я давно считаю прошлым, о котором предпочитаю не вспоминать, но Кирилл Мельник не входит в эту категорию событий. Я не могу… не могла думать о нем, как о прошлом! Проще мне было вообще о нем не думать. Как угодно, только не так, будто он – прошлое…

От волнения пальцы дергают замок на сумке, не справляясь с первого раза. Мечась глазами между коляской, из которой за мной сонными глазами наблюдает сын, и двором, достаю из сумки мягкого плюшевого зайца. Лео принимается ковырять его почти оторванный глаз, тихо что-то бормоча.

Там, у дверей в дом, по-прежнему оживленная беседа.

Я даю сыну воды. Сама делаю глоток, смачивая горло, в котором сухо, как в пустыне.

– Леон… – выдыхаю немного строго, когда хватается руками за свою стопу, подтягивая ее вверх. – Спать… – цокаю, принимаясь слегка покачивать коляску.

Он моргает все реже и реже, сжимающая зайца ладошка расслабляется, внутри же меня нарастает настоящая буря.

Паника, страх, надежда, ожидание… одна за одной, меня под колени ударяют эмоции, ведь я вижу, как там, у дверей, обмениваются рукопожатиями.

До скрипа сжимаю ручки коляски, когда, отделившись от группы, так хорошо знакомый мне гость Миллеров неторопливой походкой идет к газону, а затем размеренно его пересекает.

Слишком жарко. Вновь подскочивший пульс провоцирует испарину у меня на шее. Пока Кирилл приближается, небрежно глядя то себе под ноги, то по сторонам, я могу только ждать. Отсчитывать секунды, наблюдая за движениями его высокого сильного тела.

В вырезе тенниски висят солнечные очки, на ногах белые кеды.

Фундамент беседки позволяет смотреть в его глаза почти вровень, когда подходит к ней и ставит ногу на ступеньку, не собираясь заходить внутрь.

Я благодарна. Дышать и так чертовски трудно, грудь сдавило. Мне воздух сейчас и не нужен, я просто смотрю. На легкий золотистый загар, покрывающий его кожу. На морщинки в уголках насыщенно-карих глаз и на те, что создают еле заметные скобки на его немного заросших щетиной щеках