Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий

Царцы после трехдневного артналета напряженно ждали нашей атаки, заняв первую линию траншей. Обломились. Я вовремя привез сюда стоп-приказ из ставки. Пусть теперь помучается враг неизвестностью. Зачем его три дня нещадно бомбили?

А вот с безвозвратными потерями у них как-то мне непонятно. Куда они свои трупики складируют? Ничего не видно.

Генеральский блиндаж с осени кардинально изменился. Спальное место командующего теперь было отделено дощатой перегородкой, которую украшал красивый ковер в темно-бордовых тонах. На ковре скрещенное холодное оружие. Наградное. Сабля и палаш. Хвастает начдив своим боевым прошлым. Под ковром кожаный топчан, на котором я как раз и расселся по любезному приглашению хозяина, который разместился в богатом резном кресле красного дерева, таком странном в боевых порядках, диссонирующем с общей обстановкой. Между нами обычный обеденный стол, крытый вишневой плисовой скатертью с желтой бахромой и кистями.

— Вы слышали, флигель, как генерал-майор Курат разменял жизнь на честь — сам повел бригаду у южного форта в штыковую атаку. Хотел бы и я так умереть… Со славой.

Генерал-лейтенант, начальник дивизии, он же сменный начальник обороны полевого укрепрайона, убрав привезенные мной бумаги в сейф, вынул оттуда же графин и сам разлил красное вино по бокалам. Не денщика заставил. Уважил гостя. Гость хоть и в лейтенантских чинах, но из дворца. Таких флигель-адъютантов, как я, у короля Бисера всего восемнадцать человек на все королевство. И они имеют свободный доступ к уху самого… А это… Ну кто понимает…

— Никто не препятствует вам, ваше превосходительство, совершить сей подвиг, вот только без дивизии, а то король не поймет, — поднял я наполненный сосуд и отсалютовал им старшему по званию, прежде чем пригубить угощение.

— Вы так думаете? — Начдив недоуменно поднял бровь.

— Уверен. Я только вчера с ним виделся, и его величество очень недоволен поступком Курата, — сообщил я генералу последние новости из столицы. — Если бы тот выжил, то его ждал бы трибунал. И награждать посмертно его никто не собирается. Как и считать героем. Почти семь тысяч горожан Будвица легли в этой атаке. Раненых почти три тысячи. В городе объявлен трехдневный траур.

— Враг нащупал места дислокации наших батарей. — Генерал переменил ставшую неприятной тему. — Уже одну шестидюймовку нам сломали снарядом. Пора прекращать этот бесполезный обстрел.

— Чаще меняйте позиции, а на старых подрывайте петарды для вражеских звукоразведчиков, пусть думают, что орудия остались на месте, — подал я совет. — Кстати, засек кто-нибудь, где они прячутся?

— Да, есть наметки. Я вам дам провожатого из разведэскадрона, который весь передок на брюхе проползал и до сих пор живой.

— Пусть нам эти места покажут. Попробуем ликвидировать этих наводчиков. Вряд ли у царцев много таких обученных специалистов.

— Легко сказать — меняйте позиции, — возмущенно забухтел начдив. — Рутьеров у меня нет и на каждую штатную пушку. А тут еще приданных стволов втрое. И позиций запасных у нас всего две.

— Значит, ваш начальник артиллерии не справился с заданием, — констатировал я факт.

— Артподготовку он провел безукоризненно, — горой встал за своего подчиненного генерал. — Не его вина, что от наступления отказались в высоких штабах.

— Однако за трое суток обстрела новейшими бризантными снарядами вражеская артиллерия так и осталась неподавленной. И огрызается. Ну а как если бы вы наступать стали, а вас с севера не смогли бы поддержать, и резервы царцев, отправленные отсюда на отогузский фронт, не успели еще далеко уйти. Три дня назад они еще только начали переправляться на пароме и лодках на восточный берег. Народу бы полегло у вас — жуть. Еще один подвиг Курата — и враг на пороге Будвица.

Тут в блиндаж, спросив разрешения, зашел небольшого роста щуплый офицер.

— А вот и мой начальник разведки, — объявил генерал. — Знакомьтесь, второй квартирмейстер штаба дивизии подполковник Угáр. Флигель-адъютант его величества лейтенант флота барон Бадонверт. Вам есть о чем поговорить и без меня, господа. Но вечером я вас жду на ужин.

Мне показалось, что начдив выпроваживает меня с некоторым облегчением.

Так как подполковник еще не успел сесть, то встал я и откланялся. И мы с квартирмейстером покинули генеральский блиндаж.

— Это вы три дня назад устроили большой фейерверк на железной дороге? — спросил квартирмейстер, когда мы оказались на свежем воздухе.

Портсигар у него был оригинальный — из тонкой нержавеющей стали со штампованным, а не вычеканенным рельефом конской головы. Фабричный.

— Было дело, — не стал я запираться, так как на дирижаблях тут пока летают только флотские. А я нынче в морском мундире рассекаю. Разве что маскировочной накидкой прикрываюсь на передке, меняя фуражку с белой тульей на солдатское кепи.

— Расскажете нам все в подробностях, барон? А то тут у нас скука.

— Всенепременно, — пообещал я. — Если вы мне скажете, кто производит такие вот интересные портсигары.

Ночью по моей просьбе артиллерия вела беспокоящий огонь. Раз в четверть часа — на свежеоткопанные позиции царцев падал шестидюймовый «чемодан». Первый такой полетел в первом часу ночи. Выпустили сразу три снаряда — на кого бог пошлет… Через пятнадцать минут еще. Последний «чемодан» упал на них под самый рассвет. В общем, спать мы им не дали.

И под взрывы снарядов мои снайпера человек восемь на той стороне ранили — их крики слышны были даже у нас. А ты не прикуривай третьим, особенно когда устав предписывает на посту вообще не курить. Нарушаешь устав — получи наказание.

Я долго вбивал в головы своих егерей, что раненый враг для нас лучше убитого, пока до них не дошло. Убитый он и есть убитый. А вот раненый забирает из боя с собой пару, а если нет носилок, то и четверых бойцов — отнести своего увечного собрата до передового перевязочного пункта. На него тратятся дефицитные лекарства и перевязочные материалы, кормежка опять же не абы какая, а лечебная, место в госпитале раненый занимает, время врачей не резиновое… транспорт опять же… Все это деньги. А такого патриотического порыва аристократии, как в империи, в Восточном царстве, по сообщениям разведки, нет. Там каждый только под себя гребет, норовя разворовать и без того тощий бюджет.

Или вот, к примеру, генерала… убили и убили, вступил в должность кто там следующий у них по рангу, и закрыли вопрос. А если генерала ранили… крутой кипеш, все кудахчут вокруг, на службу забили, соболезнования высказать в очередь встали… Генерал исполнять должность как следует и сам не может, и другим власть не отдает. Заместитель действует с оглядкой — вдруг раненому генералу что-то не понравится? Налицо некоторый разлад в управлении… у врага.

Кругом нам прибыток от раненых врагов. А на убитого в лучшем случае разве что три патрона истратят на воинский салют и зароют неподалеку в братской могиле. Если вообще не присыплют походя землей в воронке.

До того еще вечером порезвились снайпера стрельбой по бликующей оптике при закате. Только это развлечение без меня прошло — я ужинал с начдивом, у которого собрались командиры бригад, начальник артиллерии, начальник штаба и оба квартирмейстера.

Интересный штришок — офицер контрразведки отсутствовал.

Кстати, ужин для полевых условий был очень даже ничего.

Следующим днем отдохнувшая смена снайперов выбивала из траншей вражеских офицеров, которые проявляли крайний интерес к нашим позициям. Это делать было легко. У царцев офицеры носили шинели светло-серого сукна, а солдаты темно-рыжего. Ходить же без шинели в промозглой болотистой низине даже летом было чревато жестокой простудной лихорадкой.

У нас же кто-то умный в генштабе продавил еще в прошлом году одинаковую полевую шинель от солдата до генерала. Издали и не разберешь, кто есть кто.

Убой командного состава царцы ощутили сразу и нам такого не простили. Пластуны следующей ночью объявили на нас охоту. Это мы узнали от пойманного той же ночью лазутчика.