Ворон, который меня пленил (СИ) - Началова Екатерина

Несколько раз нажав на тугую металлическую рукоять, я задумалась, слушая как вода гудит, поднимаясь по трубе. Нет, чушь какая! Я отравилась супом. А конфеты мне подарил Рейтор. Да, например, Рейтор. Точно он. Дарит же он цветы! О конфетах, правда, ничего не говорил, даже не намекал…

Холодная вода захлестала в кувшин.

Меня кольнула догадка. Я кинулась к нижнему ящику стола, дернула ручку. В первый день на рабочем столе умершей Лады лежали несколько записок и…

Три точно такие же конфетки.

С ужасом глядя на шесть совершенно одинаковых конфет, я отступила. Дандиг говорил, что Лада жаловалась на живот. А Лада умерла здесь, в бюро, у нее такие же конфетки, у нее болел живот, у меня тоже болел живот, ужасно болел, чуть не умерла…

Страшные мысли закружились в безумном, все больше ускоряющемся хороводе. Буря снаружи зловеще завыла на разные голоса. В бюро потемнело. Не в силах больше стоять на месте, я вылетела за дверь.

Все! Хватит! Не хочу думать! Пусть думает Аний, Свирин, кто угодно! Прочь!

Ветер с дождем подхватили меня на лету, хлестнули по перьям. Я захлопала крыльями, барахтаясь в густом желе бури. Капли дождя застилали глаза, барабанили по спине и голове, как маленькие камни, словно крючками пытаясь удержать на месте. Каждый взмах давался нешуточными усилиями. Полет превратился из удовольствия в борьбу, а ветер из друга стал врагом, не желающим поддаваться.

Мне казалось, будто я пытаюсь лететь сквозь стену воды и ветра. Пытаясь подняться выше, я рванула вверх. Получилось! Радовалась я недолго — новая волна ветра сдула меня назад, как пушинку. Тщетно.

Через несколько минут борьбы я устала как после часа полета. Пришлось вернуться в бюро.

Замерзшая, мокрая и злая, я сидела на стойке, дожидаясь, когда уймется непогода, когда в дверь вместе с кусочком бури ворвался Рейтор. Мы договаривались встретиться у меня.

— Думал, ты уже дома. — Он раздраженно отряхнулся. Капли воды полетели в разные стороны. — Прилетел сначала туда. Понял, что не успела.

Фыркая, он стянул куртку. Мокрый до нитки, злой как концентрированная буря. Слипшиеся волосы прилипли ко лбу.

— Не успела, — я невольно хихикнула в ладошку и тут же осеклась. Рейтор полоснул по мне раздраженным взглядом.

— Смешно тебе?

Он потянулся, сгребая меня в руки. Я отпрянула.

— Ты холодный!

— Да. Буду греться о свою горячую пленницу.

Несколько секунд шутливой борьбы, в которой я быстро и с удовольствием проиграла, и Рейтор крепко стиснул меня обеими руками. Под холодом ткани от него дышало жаром.

«Вспомни».

Капля с его мокрой челки слетела на мою щеку.

— День сегодня родился из задницы быка… — Рейтор заговорил над моим ухом. — Буря летала за мной, как привязанная. Я от нее, она за мной. Не успел никуда. Замерз, устал… Соскучился.

От сдержанного «соскучился» пыхнуло огненной лавой. Мне мгновенно стало теплее. Я временно отложила фразу про качество своего дня и конфеты.

— Мы же только утром виделись… — уклончиво заметила я, только, чтобы он опроверг.

— С момента нашей встречи миновало сотни лет минут и тысячи веков мгновений… — после паузы певуче ответил Рейтор. — Я постарел с тех пор.

Я недоверчиво подняла голову, не веря ушам. Суровый Рейтор цитирует строки… из романтической поэмы?

— Это что? Ястреб и голубка?

Он на миг опустил ресницы и улыбнулся — совсем смущенно.

— О, Рей…

Скрывая улыбку, я снова обняла его, потирая ладонями мокрую рубашку на спине, чтобы согреть. Хотелось рассмеяться, но я сдерживалась, чтобы не обидеть его стараний.

— Мой друг из Змеев, — Рейтор заговорил, — уверяет, что девушки в восторге от романтичных поэм. Я всегда считал довольно нелепым читать их вслух. Молча еще терпимо, а голосом… Этот заунывный тон навевает зевоту. Что думаешь ты?

Я подняла на него глаза. Прямо говорить не хотелось, как и врать.

— Почитай мне еще… — попросила я вместо ответа.

Он не купился.

— Так тебе нравится?

Честно глядя во внимательные глаза напротив, я замялась.

— Думаю, что… Твой друг преувеличивает насчет восторгов.

Я, наконец, прыснула.

— Я пытался быть романтичным, — скривился Рейтор, подхватывая меня под бедро. Несколько резких шагов назад — и он припер меня к стене. Губы у него требовательные, жадные. Рейтор жмет, будто требуя что-то, и я выгибаюсь, изо всех сил стараясь дать ему это «что-то», так много, как могу. Ему трудно сопротивляться. Кажется, не Рейтор попал в бурю, а буря влетела в него, и он весь пропитался ее вихрями, они до сих пор сквозят под его кожей. Руки скользят по спине, вжимая меня в себя, растворяя. Не знаю, есть ли у меня так много, сколько ему нужно. Обвиваю мужскую шею, растворяясь… Я согласна на растворение.

— Мне нравится твоя разбойничья романтика, — прошептала я, когда смогла говорить.

Глаза Рейтора засветились теплом, губы тронула мягкая улыбка. Он вдруг просто обнял меня, уже без нажима. Ветер стих, убаюкивая меня на руках.

— У меня тоже был сложный день, — призналась я ему в плечо.

Я рассказала про конфеты, свои догадки, Ладу и про князя Свирина, расследующего неизвестное дело. Мы переместились за стойку. Рейтор сел на мое кресло, смотрел на конфеты и слушал молча. Я тревожно поглядывала на него, надеясь, что он улыбнется и скажет, что все выдумки. Но Рейтор не произнес ни слова, пока я говорила, и молчал после. На конфеты он смотрел неотрывно. Одинокая свечка со стойки, подсвечивала розовые фантики, от чего они казались оранжевыми.

— Завтра начну выяснять. — Рейтор заговорил глухо. — Начну день с того, что выверну наизнанку всех, кто тебе хоть слово сказал. Вестников, любых великородных, кого угодно снизу, сверху… Любого, кто может даже издалека на тебя смотреть. Пацанов выслежу. Никто не скроется. Не беспокойся… Если действительно замешан отравитель, я… Разберусь. — Рейтор сжал губы и уже беспокойно посмотрел на меня. — Не ешь, не пей ничего, ни от кого…

Он брезгливо смахнул конфеты в ящик стола.

— Я поняла. А князь?

— Выясню… Я еще не знаю, по какому он делу. Ания я сам выгнал, чтобы побыть с тобой перед отлетом. Остальное… Завтра. — Выдохнул Рейтор, глянул на окно, за которым толстой стеной лил дождь. — Сегодня уже никуда не полечу. Провожу тебя и устроюсь на ночлег здесь.

«Провожу и устроюсь на ночлег?»

Я уже знала, что собираюсь делать.

— Почему ты решил, — щеки медленно затягивал румянец, — что я не останусь… с тобой?

Я решилась еще вчера. Представляла правда, что наш первый раз будет где-то среди света, цветов и мягких подушек, но так не получилось. Получилось бюро, темные доски, отравленные конфеты, зыбкость настоящего, страх будущего, шум ливня, запах дождя, сырая одежда и серый полумрак, за которым не угадать времени суток. Неважно… Я не собиралась ждать.

Рейтор повернулся ко мне. Я медленно отступила к столу, на ходу распуская волосы. Повернувшись к нему, оперлась бедрами о край стола и медленно потянула завязки на платье.

Одна на шее, вторая чуть ниже ключиц, третья уже на груди, четвертая — под грудью. Потянуться назад, распустить пояс платья за спиной… Затем подол: его вверх. От этого движения Рейтор приподнимается и тут же замирает, как перед прыжком. Движутся только его пальцы, которые быстро расстегивают рубашку. Я тяну платье вверх, упиваясь властью. Рейтор следит за моими пальцами, только за ними. Он чутко настроен на движение, цепко провожает и фиксирует взглядом каждое… Теперь подчинен и он, не только я.

Его глаза чернее обычного. Белки еще видны, но черная радужка поглощает их голодным зверем.

Мы уже не говорим, никаких слов. Рейтор не спрашивает, уверена ли я. Я не задаю вопросов, выбрал ли он меня. Я не знаю, на самом деле не знаю, но уже не боюсь, потому что выбрала сама. Подол ползет выше колен, обнажая кружева на бельевых штанишках. Поднимаю руки, стягивая платье через голову. Я вижу, как расширяются глаза Рейтора, затем он делает резкое движение — и меня накрывает пушистая тьма.