Наследство рода Болейн - Грегори Филиппа

— Дорогая девочка! — Слюнявый поцелуй холодит мне кожу. Брр, словно рыба поцеловала.

— Ваша милость, позвольте мне пройти.

— Я никогда тебя не отпущу!

— Ваша милость, я честная девушка.

Это срабатывает. Он разжимает объятия, я отступаю, король хватает меня за руки, хорошо хоть за пазуху не лезет.

— Екатерина, ты прелесть.

— Честь для меня — прежде всего.

Он крепко сжимает мне руки, снова притягивает к себе.

— Будь я свободен, вышла бы ты за меня? — спрашивает король совсем просто.

Ничего себе скорость! От удивления не могу вымолвить ни словечка. Молча хлопаю глазами — то ли молочница, то ли дойная корова.

— Замуж? Как это, сир?

— Мой брак не настоящий.

Он опять прижимает меня к себе, рука обвивается вокруг талии. Хочет задурить мне голову, затащить в уголок и залезть под юбку. Я продолжаю вырываться, он продолжает уговаривать:

— Мой брак не имеет законной силы. По многим причинам. Королева была помолвлена и не имела права выходить замуж. Совесть не позволила мне вступить с ней в святой союз. В глубине души я знаю — она принадлежит другому.

— В самом деле?

Он что, совсем дурой меня считает? Разве можно в это поверить?

— Я слышу голос совести. Бог говорит со мной.

— С вами говорит Бог? Правда?

— Да, — торжественно произносит король. — Наш брак не осуществлен. Богу известно о моих сомнениях. Поэтому я и не спал с ней. Наш брак не настоящий, скоро я буду свободен.

Совсем сдурел! Господи, куда у мужчин деваются мозги, стоит им увидеть хорошенькую девушку? Конечно, я не верю ни единому слову. Но все это так интересно!

— А с ней что будет?

— А?

Рука, подбирающаяся к моей груди, замирает, словно в раздумье.

— Что станется с королевой? Когда она не будет королевой?

— Откуда мне знать? — Будто он тут ни при чем. — Нечего было приезжать в Англию, раз не имела права выходить замуж. Она клятвопреступница. Может отправляться домой.

Вряд ли ей так уж захочется домой, к этому ее братцу. Она полюбила детей короля, и в Англии ей понравилось. Но рука Генриха по-прежнему у меня на талии.

— Екатерина, — шепчет он страстно, — позволь мне надеяться. Или у тебя есть другой? Ты молода, двор полон искушений, кругом кишат сладострастные, испорченные, похотливые мальчишки. Их головы забиты грязными мыслями. Ты увлеклась кем-нибудь? Может, тебе посулили подарочек за один лишь поцелуй?

— Нет. Я же говорила — не люблю мальчишек. Чем моложе, тем глупее.

— Правда не любишь?

— Нисколько.

— А кто бы мог тебе понравиться? — Король прямо мурлычет от самодовольства. Ему отлично известен ответ.

— Не смею сказать.

Рука ползет от талии выше, вот он уже ласкает грудь. Ах, Томас Калпепер, почему это не ты?

— Скажи мне правду, прелестная Екатерина, и получишь подарок за честность.

Хоть бы глоточек свежего воздуха!

— Мне нравитесь вы, — отвечаю я простодушно.

Объятие становится крепче — чмок, — слюнявый рот прижимается к моим губам, какой кошмар, интересно, что за подарок я получу за честность?

Я получила имущество двух осужденных убийц: два дома, земля, деньги. Не могу поверить!

В жизни не была такой богатой! Ни один подарок не доставался так легко. Приходится признать — получила ни за что. Не так уж приятно завлекать человека, который тебе в отцы, даже в деды годится. Жирная лапища на талии, вонь прямо в лицо — тоже не большая радость. Но этот милый старикашка — король. И всегда можно закрыть глаза и представить себе кого-нибудь другого. Не очень-то красиво пользоваться имуществом мертвецов, но леди Рочфорд объяснила — мы все так или иначе наследники умерших. Все либо украдено, либо получено по наследству. Женщине, желающей преуспеть в этом мире, чрезмерная разборчивость не к лицу.

АННА

Вестминстерский дворец, апрель 1540 года

Я надеялась, коронация станет частью Майского праздника, но осталось уже меньше месяца, а никто и не думает заказывать наряды или разрабатывать порядок коронации, так что, наверно, первого мая ничего не состоится. За неимением лучших советчиков задаю вопрос принцессе Марии, вместе с которой возвращаюсь из церкви. Эта девушка нравится мне все больше и больше, я доверяю ее мнению. Ее изгнали еще ребенком, так что она лучше многих понимает, каково считаться чужой при дворе.

При одном упоминании коронации она так встревожилась, что я застыла на месте.

— Что я такого сказала? — Я чуть не плачу.

— Не расстраивайтесь, дорогая Анна, королева Анна.

Мы одновременно оглянулись, не наблюдает ли кто за нами. При дворе всегда так — взгляд через плечо, нет ли шпионов; откровенный разговор — только шепотом. Она подошла ближе, я взяла ее под руку, и мы пошли рядом.

— К Майскому празднику, конечно, не успеть. Если вас действительно собирались короновать, уже сегодня все было бы готово. Во время поста я и сама так думала. Ничего страшного. Это ничего не значит. Королеву Джейн так и не короновали. Он собирался — если бы она выжила после родов. Может быть, он ждет, пока вы не окажетесь в положении. Потом он будет ждать родов, потом крестин, а там и коронация.

Я густо покраснела и промолчала. Мы поднялись по ступенькам, прошли парадные комнаты, вошли в спальню, потом в маленькую каморку, куда никто не заходит без приглашения. Я захлопнула дверь перед носом удивленных фрейлин, и мы остались одни.

— У вас неприятности? — заботливо и осторожно осведомилась принцесса Мария.

— Не по моей вине.

Мы не стали вдаваться в подробности. Две старые девы далеко за двадцать, едва признанные могущественнейшим королем, опасающиеся странностей мужской любви.

— Знаете, я ненавижу Майский день, — вдруг говорит она.

— Я думала, это самый веселый праздник в году.

— Конечно, но это грубый праздник, языческий, а не христианский.

Опять папистские суеверия, просто смешно. Но ее мрачность гасит мое веселье.

— Просто праздник прихода весны, в этом нет вреда.

— Это время оставить старое ради нового. Таков обычай, и король следует ему, как дикарь. Однажды он выступил на Майском рыцарском турнире с любовным посланием Анне Болейн на знамени, в мае он оставил мою мать ради леди Анны. Прошло еще пять лет — и настала ее очередь: леди Анна была королевой турнира, рыцари сражались в ее честь перед королевской ложей, и в тот же день всех их взяли под стражу, а король ускакал, даже не попрощавшись. Это был конец леди Анны. Она больше никогда его не видела.

— Король даже не попрощался?

Почему-то это кажется мне самым страшным. Раньше мне такого не рассказывали.

Она кивает.

— Он никогда не прощается. Любовь прошла — только его и видели. Он и с матерью моей не прощался, уезжал, и все, она посылала вдогонку слуг — пожелать счастливого пути. А однажды он уехал, не сказав, что уезжает навсегда. Просто не вернулся. И с леди Анной он не прощался. Уехал с Майского турнира и отправил людей арестовать ее. На самом деле он и с королевой Джейн не простился, когда она умирала, родив ему сына. Знал, что она борется за жизнь, но так и не приехал. Оставил ее умирать в одиночестве. Он жесток, но жалостлив — не выносит женских слез, не выносит сцен. Ему проще уехать, не сказав ни слова, — с глаз долой, из сердца вон.

Меня бросает в дрожь. Отхожу к окну, проверяю — задвижки крепко заперты. Едва удержалась, чтобы не закрыть ставни, избавиться от резкого света. С реки тянет холодом, может быть, я просто продрогла? Скорее в парадные покои, окружу себя глупенькими, хихикающими девчонками, пусть паж сыграет на лютне, мне так нужна поддержка. А ведь тем трем королевам нужно было то же самое, а теперь они мертвы…

— Если король отвернется от меня, как от леди Анны, я не узнаю об этом заранее. У меня нет друзей при дворе, никто не предупредит, что опасность близка.

Принцесса Мария даже не пытается возразить.