Незримые фурии сердца - Бойн Джон

– Во-первых, не считайте свой недуг уникальным, – сказал доктор Доуриш. – От эпохи Древней Греции до наших дней им перестрадала уйма юношей. Извращенцы, выродки и психи существуют с незапамятных времен, поэтому не мните себя кем-то особенным. Есть такие места, где этим никого не удивишь. Но вот что запомните накрепко, Тристан: ни в коем случае нельзя идти на поводу у мерзких желаний. Вы достойный ирландский юноша, добрый католик… вы же католик, правда?

– Да, – сказал я, хоть не исповедовал никакой веры.

– Молодчина. К несчастью, на вас свалилась ужасная болезнь. Она выбирает свои жертвы наугад, без всякой видимой причины. Но даже на секунду не допускайте мысли, что вы – гомосексуалист, поскольку это не про вас.

Услышав страшное слово, запретное в приличном обществе, я слегка покраснел.

– Да, гомосексуалисты есть во всем мире. Их полно в Англии. Пруд пруди во Франции. Я не бывал в Америке, однако, думаю, и там их предостаточно. Навряд ли их часто встретишь в России и Австралии, но там, наверное, какая-нибудь своя гадость имеется. Но вот что хорошенько запомните: в Ирландии гомосексуалистов нет. Возможно, вы себе втемяшили, что вы – голубой, но это просто-напросто ошибка. Вы ошиблись.

– Всё не так просто, доктор, – сказал я осторожно. – Я вправду считаю, что со мной это случилось.

– Вы меня не слышите, что ли? – Врач улыбнулся, словно перед ним сидел законченный недоумок. – Только что я сказал вам, что в Ирландии гомосексуалистов нет. И если у нас их нет, как, скажите на милость, вы можете им быть?

Я задумался, стараясь ухватить его логику.

– Почему вы решили, что вы из этих? – спросил врач. – Из гомиков то есть.

– Все очень просто: меня тянет к мужчинам, во всех смыслах.

– Но это еще не превращает вас в гомосексуалиста. – Доктор Доуриш решительным жестом отмел мой довод.

– Вот как? – Я растерялся. – Я думал, превращает.

– Отнюдь нет. – Врач покачал головой. – Вы слишком много смотрите телевизор, вот и все.

– У меня нет телевизора.

– А в кино ходите?

– Хожу.

– Часто?

– Обычно раз в неделю.

– Этого уже хватит. Какой последний фильм смотрели?

– «Элфи».

– Я не видел. Хороший?

– Мне понравился. А вот Мэри-Маргарет сочла картину мерзкой и сказала, что Майклу Кейну должно быть стыдно за роль подонка без капли самоуважения.

– Кто такая Мэри-Маргарет?

– Моя девушка.

Доктор Доуриш рассмеялся и раз-другой пыхнул трубкой, от чего в чашке то появлялся, то гас огонек.

– Вы сами-то себя слышите, Тристан? Раз у вас девушка, никакой вы не гомосексуалист.

– Но она мне не нравится. Всех осуждает, всё критикует. Вечно указывает, что мне делать, командует мной, как собакой. Она никогда не казалась мне красивой. Я ни разу не вообразил ее голой. Когда мы целуемся, я боюсь, что меня вырвет. Иногда я мечтаю, чтобы она кого-нибудь встретила и бросила меня, пусть кто-нибудь другой ее целует. И потом, от нее пахнет неприятно. Говорит, часто мыться – признак гордыни.

– Вы далеко не одиноки в этаком впечатлении о женщине. – Доктор Доуриш пожал плечами. – Я сбился со счету, сколько раз мне хотелось чего-нибудь плеснуть в вечернее какао миссис Доуриш, чтоб утром она не проснулась. А мне это легче легкого. Выпишу рецепт на отраву, и ни один суд на свете не подкопается. Однако все это не делает меня гомосексуалистом, правда? С какого черта? Мне нравятся Джуди Гарленд, Джоан Кроуфорд, Бетт Дейвис, я не пропускаю их фильмы.

– Я хочу, чтобы это закончилось! – досадливо вскрикнул я. – Чтоб я больше не думал о мужчинах и стал как все!

– Так ради этого вы ко мне и пришли. Могу вас обрадовать: вы не ошиблись адресом, я сумею вам помочь.

– Правда? – с надеждой спросил я, чуть воспрянув духом.

– Не сомневайтесь. – Доктор Доуриш кивнул на пакетик: – Вскройте его, будьте любезны.

Я исполнил приказ, и на ладонь мою выпал шприц, снабженный иголкой длиной с указательный палец.

– Знаете, что это?

– Да, шприц.

– Умница. Доверьтесь мне, хорошо? Дайте-ка шприц и пересядьте на кушетку.

– Вы сказали, она не для пациентов.

– Для выродков я делаю исключение. Так, снимите брюки.

Меня беспокоило, что будет дальше, однако я спустил брюки к лодыжкам и сел на кушетку. Врач подошел ближе, шприц в его руке не сулил ничего хорошего.

– Снимите трусы, – велел доктор Доуриш.

– Может, не надо?

– Делайте, что сказано, иначе я не смогу вам помочь.

Я боязливо помешкал, но затем подчинился его требованию и, пряча глаза, от пояса голый опять уселся.

– Так, я буду называть всяких людей, и мы посмотрим, какой отклик они у вас вызовут, договорились?

– Хорошо.

– Бинг Кросби, – сказал врач.

Я не шелохнулся, но, глядя перед собой, припомнил тот вечер, когда мы с Мэри-Маргарет пошли в кинотеатр «Адельфи» на Эбби-стрит, где опять крутили «Высшее общество» [29]. Подруга моя посчитала фильм отвратительным. Какой же надо быть потаскухой, возмущалась она, чтобы бросить одного мужчину, спутаться с другим, а в день свадьбы с ним вернуться к первому! Никаких моральных устоев! Уж она-то не такая!

– Ричард Никсон, – произнес врач, и я скривился. Прошел слух, будто в 1968 году Никсон намерен баллотироваться в президенты, но я надеялся, что этого не случится. Стоило увидеть его рожу в утренней газете, как у меня пропадал аппетит. – Уоррен Битти, – услышал я и даже вспыхнул.

Я просто обожал этого актера, с тех пор как увидел его в паре с Натали Вуд в фильме «Великолепие в траве» [30]. А годом раньше я был одним из первых в очереди на киносеансы «Обещай ей что угодно» в «Карлтоне». Однако я не смог насладиться воспоминанием, ибо меня вдруг пронзила боль, я вскочил и, запутавшись в спущенных штанах, рухнул на пол, корчась и хватаясь за промежность. Когда я осмелился убрать руки, на мошонке виднелось ярко-красное пятнышко, которого прежде там не было.

– Вы меня укололи! – заорал я, глядя на доктора Доуриша как на полоумного. – Вы ткнули шприцем мне в яйца!

– Именно так. – Врач отвесил легкий поклон, словно принимая благодарность. – Поднимайтесь, Тристан, и мы продолжим.

– Черта лысого! – Я с трудом встал, прикидывая, дать ему в морду или просто смыться. Наверное, я представлял собою комичное зрелище: спущенные штаны, член наружу, от ярости багровая физиономия.

– Вы желаете излечиться или нет? – по-отечески добродушно спросил доктор Доуриш, будто не замечая моих страданий.

– Желаю, но чтоб не так больно!

– Другого способа нет. Мы приучим ваш мозг связывать тягу к мужчинам с нестерпимой болью. И тогда вы будете гнать от себя порочные мысли. Вспомните собаку Павлова. Здесь тот же принцип.

– Я не знаю Павлова и его собаку, но и они вряд ли представляют, каково это, когда тебя колют шприцем в яйца.

– Чудесно, – пожал плечами доктор Доуриш, – живите со своими мерзкими фантазиями. Пусть над вами главенствуют отвратительные греховные мысли. До конца своих дней оставайтесь изгоем. Это ваш выбор. Но заметьте: вы пришли за помощью, я ее предлагаю, а уж принимать ее или нет – решать вам.

Пока я обдумывал его слова, боль стихла, и я медленно вернулся на свое место. Меня трясло, я чуть не плакал, но ухватился за край кушетки и закрыл глаза.

– Очень хорошо, – сказал врач. – Попробуем еще раз. Папа Павел VI.

Мимо.

– Чарльз Лоутон.

Мимо.

– Джордж Харрисон.

Если в приемной ждали другие пациенты, они, я полагаю, сломя голову кинулись прочь, услыхав мои вопли, проникавшие сквозь оштукатуренные стены и грозившие их снести. Когда через полчаса я весь в слезах, еле передвигая ноги, выбрался из кабинета, там не было никого, кроме секретарши, выписавшей счет.

– С вас пятнадцать пенсов. – Она вручила мне квитанцию, и я медленно-медленно полез в карман за деньгами. Но тут дверь в кабинет распахнулась, и я, страшась снова услышать «Гарольд Макмиллан! Адольф Гитлер! Тони Кёртис!», уж было решил уносить ноги.