Экономка тайного советника (СИ) - Семина Дия

— Обыск можно проводить без спешки, сударыня, по моему личному приказу, вы задержаны. А вам Олег Осипович, достаточно проверить вот этот букет! Посмотрите, маленький флакон привязан к цветам, это тот самый яд, каким отравлен канцлер.

Менталист Разумовский быстро уловил связь цветов и всю преступную линию, на флаконе дело не ограничилось, в её небольшом саквояже нашли несколько писем с инструкциями на немецком языке. Глупая женщина не успела их уничтожить, или забыла…

— Этого достаточно на виселицу. Вы сударыня, в прошлом году сделали обряд смерти…

— Пусть все выйдут, мне нужно с вами наедине, всего пять минут, Ваше сиятельство!

— Меня отравить? — хмыкнул Разумовский, и тут же добавил. — Курский останется, я ему доверяю, как себе!

Олег Осипович едва заметно улыбнулся и когда Кочетков с помощниками вышел подождать, закрыл дверь на ключ.

Ноэль поправила халат, театрально закатила глаза и зарыдала:

— Это не яд! Это противоядие, они мне его передали, еще год жизни в подарок. Клянусь, моя вина только в том, что я без памяти влюбилась в князя Орлова.

Театральность с Ноэль слетела, как осенняя листва в ветреный день, несчастная женщина закрыла лицо руками и продолжила рыдать, но теперь тихо всхлипывая. Её тело начало дрожать, хотя в комнате жарко.

— Это лихорадка, такая же, какой болеет Модест Сергеевич. Вы его заразили или отравили этой магической болезнью?

Несчастная женщина кивнула и снова зарыдала.

Пока Курский приготовил бумагу и карандаш для показаний, ей позволили рыдать вдоволь.

Глава 54. Допрос

Ноэль выпила воды, от слёз и испарины грим смазался и состарил её, иллюзия красоты исчезла, оставив лишь намёк, что эта уставшая, измождённая женщина когда-то могла кружить голову мужчинам и без всякой магии. Дрожащей рукой попыталась зажечь спичку, чтобы закурить, но князь попросил не делать этого.

— Сударыня, у нас мало времени! Расскажите всё, и если ваши сведения спасут жизнь канцлера, то я, возможно, попрошу царя о снисхождении, вас вышлют на родину во Францию.

Она горько хмыкнула, словно показала знатоку бриллиант, а он не понял, что это подделка.

— Не хмыкайте, по вашему акценту, точнее, по его отсутствию понятно, что вы родились в России, я уже вижу вашу жизнь, она незавидная. Отец продал богатому сутенёру, а тот продал в бедную театральную труппу. Так началась ваша карьера, Нина, а потом вы вышли замуж за купца, через полгода он удивительным образом умер, а Нина пропала. Но появилась Ноэль, мне продолжать?

— Он умер сам, от пьянства. Выпил, поднялся по ступеням и неудачно упал. Я прекрасно знаю свою историю. Она трагичная.

— Да, сударыня, судьба трагичная, однако паспорт у вас французский, вы были замужем за господином Полем Этьеном Бонье, вас могут выслать к нему.

— Мой муж выгнал меня, посчитал, что я воровка, и вышла замуж только ради его ювелирного салона. Это всё в прошлом. И влюбилась я лишь однажды. В прошлом году после премьеры меня представили знатным господам, среди которых сам канцлер неприступный, гордый и с такой притягательной мужской силой. О боги, где я и где он! Он божество. Я тлен!

Курский раздражённо вздохнул и многозначительно посмотрел на подозреваемую, попросил обойтись без поэтики, он пытается записывать показания, а уже поздно…

— Ах! Хорошо-хорошо! Он стоял с каким-то графом и не обращал на меня ни малейшего внимания. Я пустое место для такого, как он. Нас всё же представили, но он даже не поцеловал мою руку.

— А разве он обязан целовать руку актрисе? — Андрей Васильевич деликатно напомнил, что она слишком многого желает, но тут же продолжил допрос. — Вас настолько захватили чувства к нему? Или вам за эти чувства заплатили?

Разумовского не проведёшь, Олег Осипович отвлёкся от письма и посмотрел на диву, ожидая её реакцию на провокацию. Но она даже не смутилась.

— В тот период это были чувства. Клянусь! Возможно, я слишком эмоционально вспыхнула. А после исполняла романс только для него. И кое-кто всё заметил.

— Жена Орлова?

— Нет! Её на вечере не было. Это заметила баронесса Вальц, молодая жена прокурора Вальца. Когда я расстроенная невниманием, вышла припудрить носик, она сама подошла и предложила помощь.

— Баронесса? — Курский записал, но жена прокурора? Разве такое возможно?

— Да, Августа. Она улыбнулась и на мой веер нанесла какой-то магический состав. Сказала, что стоит всего пару минут постоять рядом с мужчиной, обмахиваясь веером, и он возжелает меня. А чтобы приворожить его, я должна подарить ему «Поцелуй любви» и тогда он останется моим до конца дней.

— Вот только она не уточнила, что дни канцлера сочтены. Не так ли?

Ноэль громко высморкалась в платок. И кивнула:

— Да, не уточнила!

— Ваше сиятельство, позвольте всё же уточнить мне: подозреваемая сейчас обвинила в ужасном преступлении жену прокурора, и вы так просто в это поверили? Этого же не может быть? — прошептал Курский и поморщился, предчувствуя, какой назревает скандал.

Но князь жестом приказал продолжать записывать, не прерывая допрос, какими бы абсурдными ни показались сейчас сведения.

— Сударыня, продолжайте. Только ли веером всё ограничилось?

— Нет! Веер сработал, я не могла поверить в то, что он сам предложил отвезти меня домой. Через три дня мы снова встретились, и он уже проявил знаки внимания. А потом мне домой приехал посыльный от баронессы с точно таким флаконом, приказал перед свиданием выпить содержимое, и достаточно того, чтобы он поцеловал мне руку. Но я была настойчивой. В карете села на колени князя и не оставила выбора. После мы встречались ещё несколько раз, но близости, клянусь, не случилось. Он слишком щепетилен в этих делах, я попросила выкупить одну безделушку у оценщика, и этим всё испортила…

Ноэль откинулась на спинку кресла, закрыла лицо руками и зарыдала с новой силой.

— Я уже это записал, продолжайте! — не обращая внимания на слёзы, Курский попросил продолжения.

— А что дальше, вы и так знаете, он слёг. А я потеряла голос. Августа рассмеялась мне в лицо, назвала тупой курицей и не пустила на порог. Правда, через день пришёл тот же посыльный и отдал флакон с противоядием, приказал уехать на воды и никому ничего не рассказывать, иначе мне смерть. Два месяца назад меня нагло вызвали и сообщили, что мой яд не подействовал, и я должна повторить. Теперь только от меня это чёрное заклинание имеет воздействие на него. Клянусь, я сопротивлялась. Но вдруг слегла в лихорадке. Срок действия противоядия скоро завершится. Мне нужен этот флакон, чтобы жить.

— Сударыня, вот как мы поступим. Вас заберут, есть тюрьма для привилегированных заключённых, но вас ещё не осудили. Поймите, вам дали не противоядие. Это яд для вас. Сегодня канцлеру прислали букет точно таких отравленных хризантем. Он может не пережить эту ночь, — на этих словах голос князя дрогнул. Но он продолжил. — Это должно было выглядеть как трагедия неразделённой любви. Вы в этой истории или жертвенная овечка, или пытаетесь нас обмануть. Через пару дней, я вас допрошу вновь. И не так. А магическим способом. Советую подумать и постараться вспомнить всё, что вы ещё упустили. А сейчас накиньте пальто и на выход.

Пока Курский записывал, князь открыл дверь и впустил следователя.

Ноэль пришлось прочитать бумагу и расписаться.

— До скорой встречи, сударыня. И прошу учесть, что мы своим внезапным визитом спасли вашу жизнь.

— Я жертва в этой истории. Но я знаю, о чём вы меня просите, я дам показания. И всё подтвержу на слушании. Вы мне подарили жизнь, а я не хочу завершить её позорной смертью на виселице.

— Вот так-то лучше.

Женщина собралась, и её увезут в приличную тюрьму Тайной канцелярии, надеясь, что там нет шпионов от прокурора.

— Ох, Курский! Я очень устал. Но ещё больше сейчас переживаю за Ульяну. Даже боюсь подумать, что сейчас с ней происходит.

— Ваше сиятельство, помилуйте, не пугайте. А разве у вас связи нет? Если бы она совсем плоха была, вы бы почувствовали? Разве нет? — прошептал Курский, пока они медленно спускались по мраморным ступеням опустевшего театра.