Кодекс Императора (СИ) - Молотов Виктор

Анастасия печально смотрела на происходящее, не говоря ни слова. Канцлер понимал, что она может быть опасна, ведь ее поддерживает довольно много людей. Но ей не стать императрицей. Победит человек Виктора Степановича, а Анастасия отправится доживать свой век в монастырь или в одно из многочисленных имений Романовых.

Если же случится так, что на трон взойдет Григорий, то с ним канцлер сможет найти общий язык. На него достаточно легко воздействовать, если найти точки соприкосновения, как это сделали Вороновы.

Виктор Степанович продолжал наблюдать за обсуждением советников и ему нравилось, что большинство склонялось в пользу правильного с его точки зрения решения. Взгляд зацепился за трон и он мечтательно подумал — а чем Романовы лучше? Почему канцлер не может посадить на трон своего собственного сына? Ему тридцать пять лет, он хорошо образован, уже водил отряды в бой. Вот кто стал бы лучшим императором! Неужели он меньше достоин стать императором, чем четверо плетущих друг другу козни Романовых? Точнее, троица. Дмитрий целенаправленно никому не вредит, только отвечает, но тем он и становится опасен.

Канцлер скривился. К сожалению, нового императора не из семьи Романовых могут выбирать только тогда, когда все остальные наследники погибнут. А это приведет прямиком к гражданской войне. Пока канцлер работал на этой должности, он накопил как много врагов, так и много друзей, и пока он не хочет ввязываться в подобную авантюру. У него нет стопроцентной уверенности в своей победе.

Голосование подходило к концу. Кто-то из членов совета воздержался, кто-то проголосовал «за», некоторые еще раздумывали. Но Виктору Степановичу уже по количеству голосов было понятно, что затея удалась!

— Эй! Вам сюда нельзя! — внезапно позади раздался голос охранника.

Когда я зашел в церемониальный зал, все присутствующие там притихли. Мне сообщили вовремя, поэтому путем многочисленных перемещений через тень я успел вовремя, пока меня не взяли под арест или того хуже.

Завидев меня, канцлер приподнял бровь. Конечно, он не ожидал меня здесь увидеть. По его информации я находился на севере и никак не мог успеть ни к началу, ни к концу заседания, поскольку там у меня было важное дело, о котором я заявлял во всеуслышание. А тут я явился и снова мешаю ему все карты.

— Цесаревич, а что вы здесь делаете? — спрашивает у меня канцлер. — Решили ответить на мое официальное сообщение? Вы же сейчас должны возвращать пленных. Или вы считаете, что их жизни не особо важны?

Великий Северный Союз постоянно устраивает набеги на приграничные земли и похищает людей.

— Пленных уже спасли, — отвечаю я.

— По моей информации, их еще не спасли, — резко возражает канцлер.

Члены совета с неприкрытым интересом наблюдают за нашим диалогом.

— Странно, что у человека с вашей властью так плохо работает разведка, — поднимаю я бровь.

— Как вы…

Договорить я ему не дал.

— Вы устроили этот балаган? При всем уважении к моим братьям… Нет, обвинения они придумали отменные, но вот улики собрать они бы не потянули, мозгов не хватает.

— Как ты смеешь? — вскакивает со стула Федор.

— Смею! — хмыкаю я. — И поболее вашего. Каково это: устраивать подобное за моей спиной? — смотрю в глаза брата.

— Мы посылали тебе сообщение.

— Не посылали. Не надо врать — отмахнулся рукой на этот фарс.

— Даже место тебе оставили, — Федор кивает на пустое кресло.

— Ну сейчас посмотрим, что у вас за претензии.

— Как вы узнали о собрании совета? — спросил канцлер, когда я занял свободный стул.

— Не только в вашем отделе есть шпионы, — улыбаюсь я и смотрю, как лицо канцлера бледнеет.

— Дмитрий Алексеевич, вам есть что сказать по поводу обвинений? — обратился ко мне князь Дубинин.

Мне всегда нравится этот пожилой мужчина. Мало осталось в нашем мире честных аристократов. Хоть он никого и не поддерживал, но был честным человеком, и я это ценил.

— Конечно, мне многое нужно вам сказать, — отвечаю я и открываю папку. — Так, что тут у нас! Даже так! Предательство Родины… Ого! Необоснованная агрессия, эмоциональные всплески, угрозы, насилие, психологические отклонения, подкупы, шантаж, манипуляции, убийства, поджоги, живодерство, кража денег из бюджета, азартные, алкогольные и наркотические зависимости. Даже изнасилование, — сказав это, смотрю на братьев и Виктора Степановича. — Осталось хоть что-то хреновое, что вы сюда не внесли? — на это мне никто не отвечает, и я обращаюсь к членам совета. — Есть хоть кто-то, кто во всё это верит?

— Да как вы смеете! Вас вообще сюда не звали! — не выдержал канцлер.

— На мой суд меня и не позвать… совести вообще нет, — усмехаюсь я.

— Это не суд, а отстранение от власти.

— Скажите еще, что вы не планировали сразу после этого суда взять меня под стражу.

Канцлер не отвечает. Но я замечаю, как он с трудом скрывает нарастающую злость, ведь я нарушил все его планы.

— Мне не нравится этот балаган, — говорю я и встаю с места.

Иду в сторону, где в специально отведенной зоне, на небольшой трибуне, стоит постамент. Отодвигаю заслонку, за которой лежит старая книга.

— Остановите его! Он хочет разрушить реликвию! — кричит канцлер. — Охрана! Где охрана!

Он вскакивает с места и идет к двери, даже очень бодро для его возраста. Хотя, если учесть, что он сильный маг, то и сам мог бы заменить охрану. Благо с рассудком у него все в порядке и в открытое противостояние он вступать не станет.

— Занята ваша охрана. Спит она, — спокойно отвечаю я. — А теперь смотрите внимательно, что сейчас произойдет.

Взгляды всех присутствующих прикованы ко мне. Григорий усмехается.

Моя рука касается страницы и по залу проносится мощный магический всплеск. Настолько сильный, что с треском распахиваются закрытые двери церемониального зала.

— Я, Дмитрий Алексеевич Романов, клянусь своей кровью и ставлю на кон свою честь и дар, заявляю, что все произнесенные здесь сегодня обвинения фиктивные. У меня все нормально с психикой, я никогда не насиловал женщин, у меня нет никаких зависимостей, я никогда не убивал животных, не крал денег из казны, не устраивал поджоги. И запомните, ни в этой жизни, ни в прошлых, я никогда не предавал своих и не сотрудничал с врагами. Это вам ясно?

Я оторвал руку от Кодекса Императора и перелистнул страницу.

Бывали случаи, когда Романовы умирали, попросту дотрагиваясь до Кодекса, который я написал для своих потомков. А всего лишь нужно быть человеком чести.

Когда я писал Кодекс Императора, то понимал, что таким образом потеряю многих потомков, но даже спустя столько лет, когда я увидел в отчетах трехзначное число умерших, которое меня поразило, я не жалею о своем решении оставить эту реликвию для потомков. Почему? Империя — превыше всего. И в ней должен править достойный правитель. Так я отсек всех недостойных, кто мог бы сесть на трон и развалить империю несколько веков назад. Именно из-за власти Кодекса Императора продержалась империя до тех пор, пока я не вернулся в этот мир.

Я снова приложил руку к книге, на этот раз к другой странице, и по залу снова пронесся мощный всплеск энергии.

— Всем понятно? — громко повторяю я.

Члены совета кивают.

Князь Дубинин захлопывает папку и встает:

— Полагаю, это собрание можно считать закрытым?

— Подождите, Иван Васильевич, — отвечаю я и обращаюсь к канцлеру. — Виктор Степанович, вы сказали, что мои братья помогали вам собрать улики, не так ли?

— Так… — неохотно отвечает он.

Подхожу к Григорию, который с непониманием смотрит на меня, и тыльной стороной ладони наношу удар по его лицу.

— Это за твою бурную фантазию. Или думал, что я не узнаю, кто придумал историю с изнасилованием? Играй в свои игры, сколько угодно, но палку не перегибай, иначе я не посмотрю, что мы с тобой одной крови.

Федор вскакивает со своего стула.

— Сядь! — велю я, и моя рука вспыхивает энергией.