Точка Бифуркации XIII (СИ) - Смит Дейлор

Как ни странно, держаться на воде, переворачиваясь на спину, выходило у меня куда лучше. В этой позе я словно сливался с поверхностью, давая организму шанс хоть как-то восстановиться. Собственно, этим и спасался: грёб, уставал, отдыхал, опять грёб. Такой монотонный, выматывающий ритм был моим единственным здесь занятием.

Сколько это продолжалось? Не могу сказать. Через пару дней мой мозг уже перестал нормально воспринимать окружающую «реальность». Пространство расплывалось перед глазами, ощущение хода времени исчезло, а тело словно стало чужим — оно просто функционировало без моего участия. Я перестал следить за обстановкой вокруг, считать проходящие сутки, отслеживать силу волн. Всё происходило как будто бы во сне. Причём, я изначально и стремился к этому состоянию — хотел просто забыться, чтобы даже не помышлять о пути назад.

Хотя… «назад» — это куда? Сейчас куда ни глянь — везде чистый горизонт, тускло отсвечивающий под светом небесного светила. Ни захудалого скального островка, ни паруса корабля, ни крика птиц или всплеска плавников. Только тихие переливы воды и безразличное небо над головой.

Ориентироваться, к слову, пытался по солнцу — утром плыть от него, вечером к нему. Ну а в обед… в обед как получится. Порой, когда оно было в зените, я останавливался, чтобы просто зависнуть на одном месте и позволить телу покачиваться на морских волнах. Это было и отдыхом, и чем-то вроде медитации в попытках отвлечь мозг от проблемы истощения.

Привыкший к избытку питьевой воды и даже относительно регулярным приёмам пищи, первый голод я встретил с трудом. Но ещё сложнее было терпеть жажду, когда вокруг, в прямом смысле, находилось целое море воды, пить которую нельзя.

Хорошо понимая на что иду, решаясь на такой заплыв, я с самого начала усилиями воли себе внушал, что в этом мире можно спокойно обходиться без удовлетворения физиологических потребностей. И в самом деле, ведь в первые недели появления здесь я уже сталкивался с чем-то подобным. Словно бы сам воздух, сама среда этого странного подпространства магическим образом поддерживали моё существование. Снова активировать это ощущение по прошествии пары лет стало для меня непростой задачей. Я сосредотачивался, убеждал себя, с упорной настойчивостью игнорировал сигналы тела… И каким-то чудом, это в какой-то момент сработало — от голода и жажды я в конечном итоге всё же избавился.

Даже мышцы, казалось, стали постепенно привыкать, да и сноровка через какое-то время ощутимо возросла. Словно организм переключился на особый режим выживания. Я начал инстинктивно находить правильный ритм, ловить дыхание, предугадывать движение волн. Порой, в короткие промежутки, мне даже удавалось получать от этого процесса удовольствие — странное, извращённое, но тем не менее. Почти как у бегунов, уходящих в запредельную для себя дистанцию, когда умом понимаешь, что всё тело болит, но боли этой ты уже не ощущаешь. Только вот у моего марафона окончания не было. Ни финишной ленты, ни даже миража спасения — суши даже не предвиделось.

Далекие облака так и оставались вдали, словно нарисованные — будто насмехаясь над моими потугами, не приближались ни на шаг. Я плыл и сутками болтался в воде, настойчиво вцепившись в свою единственную и ничтожную надежду, что совсем скоро, за очередной волной вдали появится хоть какой-то намёк на берег. Или хотя бы знак, что всё это — не бесконечное наказание за мои грехи обеих жизней, а лишь тяжкое испытание, у которого обязан быть конец. Но окружающая картина, увы, от моих мыслей о ней меняться не собиралась.

В какой-то момент, трудно даже сказать в какой именно, потому что мозг в сложившейся ситуации стал работать совсем иначе, я просто перевернулся на спину и с облегчением на душе отдался чужой стихии. В плане, что окончательно отказался от идеи слепо грести неизвестно куда и, наконец-то полностью расслабившись, доверился океану. Он подхватил меня, как родители подхватывают на руки уставшего ребёнка — без осуждения, без усилий, просто принял в свои прохладные, тяжёлые ладони. Движения стали механическими, почти бессознательными, дыхание выровнялось, и я почувствовал, как тело моё медленно теряет границы, растворяясь в бескрайних волнах.

Именно тогда, в этой почти медитативной пустоте, я в какой-то момент совершенно неожиданно для себя вдруг испытал принципиально новые и непривычные ощущения. Во-первых, странное, сбивающее с толку чувство полёта. Я будто бы оторвался от своего тела и завис в темноте над ним — лёгкий, невесомый, абсолютно чужой привычной плотности мира. Мне казалось, что тела больше не было — ни тяжести, ни усталости, ни боли в конечностях. Ни воды, ни звёздного неба, ни солнечного света… ничего. Только темнота. Кромешная, слегка густая и абсолютно бездонная. В ней ничего нельзя было разглядеть, кроме слабого, почти фантомного свечения — как будто это я сам светился изнутри, слабым, мерцающим холодным огнём.

Запахов тоже не было. Как и любых иных физических ощущений. Даже само время казалось остановившимся. Состояние было таким, будто я находился вне всего — вне пространства, вне времени, вне собственного восприятия. Единственное, что мне осталось доступным — это далёкий неопознаваемый звук, практически на границе слышимости. И больше ничего.

И вот тогда, когда мой разум начал беспорядочно метаться по этому странному пугающему пространству истинной пустоты — накатила волна. Не воды, нет. Волна страха. Тихая и всепоглощающая.

Подействовала она крайне отрезвляющим образом — меня просто «выбило» из этого места. Резко. Я будто вынырнул, с громким, захлёбывающимся вдохом. Грудь сдавило, веки открылись враз — и солнечный свет полоснул по глазам, болезненно и ярко. Я закашлялся, судорожно хватая воздух ртом и рефлекторно занимая сидячее положение.

— С-с-с-сука… сука-сука-сука-сука! — гневно выпалил я, одновременно пытаясь прийти в себя и осмотреться вокруг. Мокрые волосы прилипли к лицу, тело немного подрагивало, но я был жив. Что, вроде как, больше хорошо, чем плохо.

Испортила всё обрамлённая солнечным светом ухмыляющаяся рожа Самаэля, зависшая в нескольких метрах надо мной. Глаза демона горели теми же насмешливыми огнями, которые я уже видел тысячу раз. Он будто наслаждался происходящим моментом, словно провёл последние дни, мечтая об этой секунде.

— Тебя как будто только что высрали, — с видом эксперта сообщил архидемон, склонившись чуть ближе и разглядывая меня с нескрываемым удовольствием. — И запах похожий.

— Я всё понял, Самаэль, никакой ты не демон. Ты тролль, — выдавил я, из-под бровей оглядев черты его скалящейся рожи. — Точнее, сын козла и тролля, — поглядывая на его рога, попытался не особо удачно сострить я.

Следующим моим действием стало то, что я, недолго думая, выпустил в надоевшую морду гиганта рой светлячков и тут же ушёл в перекат. И вовремя — в то место, где секунду назад находился мой живот, тяжело, с глухим звуком, опустилась когтистая лапа.

Песок и мелкие камешки разлетелись в разные стороны. Атаковать в ответ я не стал — несмотря на всё желание оппонента, драться с ним сейчас я был не намерен, да и меч мой остался внизу у кромки берега, если этот урод его никуда не утащил за прошедшее время.

Бегло оглядевшись по сторонам, я без труда узнал до боли знакомый пляж, по которому, на удивление, даже успел немного соскучиться. Мелкий белёсый песок упруго пружинил под ногами, цеплялся за ступни и щиколотки, и в ярком свете солнца казался почти золотым. Воздух здесь всегда был особенным — пахнущий морской солью, нагретыми камнями и чем-то едва уловимо сладковатым. Хотя эти возвышенные мысли быстро прошли — слишком уж свежо было в памяти, сколько моей крови впитала в себя эта песчаная гладь.

Не тратя времени, я мигом сорвался в сторону воды и, рысью добежав до линии прибоя, с разбега влетел в прохладную толщу, которая встретила меня обволакивающей прохладой. С шумом погрузившись в воду по грудь, я резко развернулся, отфыркиваясь и заливаясь хохотом — будто школьник, сбежавший от одноклассника во время игры в «догонялки».