Опороченная Лукреция - Холт Виктория

– Добро пожаловать, герцог, – сказала она и протянула для поцелуя свою надушенную руку.

Мускус! – подумал старый Эркюль. Стоит больших денег – а какая польза? Зачем он ей нужен?

– Присаживайтесь, прошу вас, – продолжила Лукреция. – Устраивайтесь поудобней. Выпьете немного вина? – Она хлопнула в ладоши. – Давненько вас не было видно, дорогой герцог.

– Я не хочу вина, – сказал Эркюль. – Уже освежился и боюсь перебрать лишнего. Дочь моя, у вас здесь более, чем уютно.

– Эти комнаты я превратила в подобие тех, которые занимала во дворце Санта Мария дель Портико.

– Должно быть, там обстановка стоила целого состояния.

– Они были достаточно удобны.

– Здесь это выглядит чересчур экстравагантно, дочь моя. Вот потому-то я и зашел поговорить с вами… Лукреция, в Ферраре предпочитают не иметь долгов.

– Долгов? Но у меня есть свои деньги… мои собственные. Я ничего не должна Ферраре.

– Уверяю вас, на восемь тысяч дукатов в год вы не сможете жить, как живете сейчас.

– Восемь тысяч дукатов! Разумеется, я не смогу жить на такую сумму.

– Это вполне приличная сумма, и я решил, что именно она будет составлять ваш доход.

– Мой господин, вы шутите.

– Напротив, я совершенно серьезен.

– Повторяю, я не смогу жить на восемь тысяч дукатов. Мне нужно по крайней мере двенадцать, и это при самых скромных расходах.

– Боюсь, ваши воспитатели привили вам искаженное представление о скромности, – строго сказал герцог.

– А кроме того, – вспыхнула Лукреция, – мой отец уплатил вам очень хорошее приданое. Он хотел, чтобы вы обеспечили меня доходом, к которому я привыкла.

– Феррара – не Рим, дочь моя. А я не так богат, как ваш отец. Прошу вас, умерьте ваши запросы – восемь тысяч дукатов это все, что я смогу предложить вам.

– Я не приму их, – твердо сказала она. – Они обрекут меня на нищету.

– При таком количестве платьев и дорогих украшений – несомненно. Сколько у вас роскошных туалетов! Если с ними обращаться немного более бережно, они еще долго смогут служить вам.

Лукреция побледнела.

– Ни я, ни моя прислуга не можем жить на восемь тысяч дукатов.

– Какая вульгарность, все эти разговоры о деньгах, – вздохнул герцог. – В благородных семьях считается зазорным даже вспоминать о них.

– Да вы же сами начали эту тему! Эркюль насупился.

– В таком случае – оставим ее. Вопрос уже решен.

– Разумеется, решен. Я не могу жить на двенадцать тысяч дукатов в год.

Герцог резко повернулся и вышел из комнаты. У самой двери он пробормотал что-то об этих выскочках, которым только дай породниться с аристократическими семьями.

Это был открытый разрыв.

Вскоре Лукреции стало ясно, что она забеременела.

Когда об этом узнал герцог, он навестил ее и с важным видом сообщил, что в честь такого радостного известия согласен выделить ей ежегодный доход в десять тысяч дукатов. Она снова отказалась. Эркюль оскорбился и посетовал на свою непредусмотрительность, из-за которой он совершил такой опрометчивый шаг, как подписание брачного контракта с алчными Борджа.

Были у него и другие жалобы.

– Дочь моя, – сказал он, – в вашей свите есть две девушки, чья легкомысленность может стать причиной скандала при моем дворе.

– Кто эти девушки, мой господин? – спросила она.

– Ваша кузина Анджела Борджа и девица из Сиены по имени Никола.

– Пожалуйста, дорогой герцог, расскажите о характере их проступков.

– Мои сыновья Ферранте и Юлий неравнодушны к ним, а эти особы, как я знаю, не проявляют той добродетельности, которую я жду от них.

– В таком случае нам нужно надеяться на порядочность их поклонников – иначе я боюсь даже думать о последствиях.

– Ферранте и Юлий – мужчины. Вы должны понимать разницу. Что касается брака между любым из них и любой из ваших служанок, то он попросту невозможен. И… я бы предпочел, чтобы скандала тоже не было.

– Вы запрещаете им встречаться? Почему бы вам не сказать то же самое вашим сыновьям? Вы пользуетесь у них большим авторитетом, и вас они должны послушать.

– Я уже выразил им свое недовольство. Отныне они не будут каждый вечер проводить в ваших апартаментах.

– Итак, вы запретили им приходить сюда.

– Не запретил. Но сказал, что они могут бывать здесь не более двух раз в неделю – и то, если будут приглашены другие гости.

– Я постараюсь уважать вашу волю – насколько это в моих силах, разумеется, – сказала Лукреция. – Но вы должны понять, что я могу распоряжаться только своими служанками, и уж никак не вашими сыновьями.

– Понимаю, – сказал герцог. – Я прошу вас всего лишь не поощрять их безрассудства.

Лукреция покорно склонила голову.

Старый Эркюль в последний раз оглядел изысканную обстановку комнаты, и Лукреция догадалась, что в уме он подсчитывал общую стоимость стоявшей здесь мебели. Выпроводив его за дверь, она не смогла удержаться от улыбки.

Влюбленные не прислушивались к ее уговорам, а ей не хотелось быть слишком строгой с ними. Кроме того, мысли Лукреции сейчас были заняты будущим ребенком. Беременность еще только началась, а Лукреция уже с нетерпением ждала его. В сложившихся условиях ей едва ли разрешили бы привезти в Феррару маленьких Джованни и Родриго – вот почему она так надеялась на то, что роды будут удачными.

Комнатки на балконе вызывали интерес у небольшого, но представительного числа феррарских знаменитостей. А среди последних вскоре появился человек, немедленно приковавший к себе внимание Лукреции. Этим человеком был Эркюль Строцци, сын богатого банкира, поселившегося в Ферраре несколько лет назад и снискавшего благосклонность герцога Эркюля.

Тита Веспасиана Строцци тот уважал не только за умение делать деньги, но и за редкую поэтическую одаренность.

Покровительствовал он и молодому Эркюлю, унаследовавшему романтическую сторону отцовской натуры.

В первый раз младший Строцци посетил апартаменты Лукреции как раз в тот вечер, когда Альфонсо пришел в них раньше своего обычного времени. Альфонсо сидел рядом с супругой и играл на виоле – они видели, как открылась дверь, и один из приятелей старого герцога провел в комнату Эркюля, желавшего быть представленным герцогине Феррарской.

Эркюль Строцци обладал способностью выделяться в любой компании. Он был не красив, но щеголеват. При ходьбе опирался на изящную тросточку.

Бросив восхищенный взгляд на Лукрецию, новый гость поклонился и остался стоять у двери.

Когда Альфонсо перестал играть, он подошел к ней и поцеловал ее руку. Затем сказал:

– Это был величайший момент в моей жизни, герцогиня.

– Невесело же вы живете, мой друг, – усмехнулся Альфонсо.

Строцци улыбнулся – небрежно и снисходительно. Хорошие отношения со старым герцогом избавляли его от излишней учтивости в общении с многочисленными сыновьями Эркюля д'Эсте.

– Я бы так не сказал, – не сводя глаз с Лукреции, ответил он, – и все-таки не отказываюсь от своих слов.

Альфонсо хохотнул.

– Строцци обожает делать комплименты. Не воспринимай их всерьез, Лукреция. Он у нас поэт, а свои опусы совершенствует, пробуя их на каждой придворной даме.

– Напрасно смеетесь, – сказал Строцци. – Ваше пренебрежение к поэзии говорит только о том, что вы плохо разбираетесь в ней.

– Ах да, я ведь просто неотесанный болван – куда уж мне тягаться с вашим изысканным обществом. – Альфонсо оглядел остальных гостей. – Все такие элегантные, утонченные. Одно слово – артисты. Какое я имею право присутствовать среди них? Как смею смущать их обоняние запахом литейной?

– Здесь всегда рады тебе! – возмутилась Лукреция. – И все были бы очень признательны, если бы ты почаще бывал в моих апартаментах!

Он взял ее за подбородок – ему нравилось привлекать внимание грубостью своих манер.

– Перестань, дорогая, – сказал он. – Давай посмотрим правде в глаза – сейчас ты хочешь, чтобы я ушел. И не пытайся обмануть меня. Для таких грубых людей, как я, правда привлекательней, чем ваша драгоценная поэзия.