«Неотложка» вселенского масштаба (СИ) - Агатова Анна

Грязная, в драном рубище, вся исполосованная когтями хищника, залитая кровью. Всего-то и можно понять, что молода — фигура ещё тонкая, юная.

— Ведьма! Смерть ведьме! — от входа в пещеру слышались приглушённые крики толпы.

Чем же она им навредила?

Над операционным столом я в этот раз задержалась надолго. Злорадные мысли о том, что некоторым самоуверенным магам стоило бы подумать прежде всего о себе, а потом влезать туда, куда их не просили, а раз так, то и поделом, быстро испарились – привычная работа умиротворяла.

Осмотр, обработка, построение последовательности действий по каждому ранению, а потом за дело принялись и руки — пальцы, следуя плану, чистили, обеззараживали, ушивали раны, восстанавливали кости и потревоженные органы, вводили нужные вещества в мышцы инъектором или в вену насосом, закрывали повязками швы, делали приборку.

Все эти действия, привычные и родные, успокаивали. Знакомо звенела тревога где-то в позвоночнике — ничего не забыла? Всё ли сделала правильно? Ещё раз всё проверила. Всё. Теперь финальное сканирование, и можно отдохнуть.

И когда я вынырнула из мыслей об этой пациентке, вспомнила кое-что ещё: где-то там, даже не знаю где, корчится от боли маг...

— Ольга, он у себя, — подсказала предупредительная Всёля.

Точно. Именно там я его и нашла.

Раны ещё не закрылись, и маг смотрел в потолок слепым от боли взглядом, иногда скрежеща зубами, иногда роняя стон.

Инъектор сам появился в моей руке, и я прижала его к ноге мага, вводя обезболивающее. Несколько минут, и мужчина заметно расслабился.

— Ну что, зашивать будем или так полежишь? — спросила не без доли иронии.

Мне уже надоело — он с удивительной регулярностью подставлялся под своё «наследство». Началось с того, что в какой-то момент маг появился рядом со мной в столовой и сказал:

— Я так больше не могу! Мне надоело сидеть на станции, и хочу в родной мир.

Я чуть не подавались едой, уставилась на него удивлённо. Вроде всё ему объяснила, вроде он всё понял.

— Нельзя тебе. Ты же погибнешь!

Он потёр лицо руками. Потом шумно выдохнул. И наконец стал горячо меня убеждать:

— Я так не могу! Здесь нет простора! Места мало. Я уже изучил каждую кочку в зале силы, Машэ отказывается со мной драться – у неё Шохрух. А я хочу действия, на волю хочу!

Я ещё долго следила за мечущимся по столовой и горячечно сверкающим глазами магом. И молчала. И совещалась со Всёлей.

Решили отпускать мага на прогулки вблизи станции, выбирая наиболее безлюдные места в самых спокойных мирах. Надо было видеть его глаза, засветившееся счастьем, когда сказала о нашем решении.

Сначала он просто прогуливался в окрестностях станции, с интересом исследуя новое, находил сходства, удивлялся различиям. Но, не имея определённой цели, вызова, это занятие быстро ему наскучило. И тогда он снова пришёл ко мне, выбрав ещё менее удобное время — я играла с Шакрухом в приёмном зале.

Наш магический зверь, взрощенный заботами Машэ и магией Алессея, сильно подрос, превратившись скорее в собаку, чем в кошку, хотя что-то кошачье в нём всё же осталось. Ещё было заметно, что он только подросток — детская непосредственность, игривость, густой пух в подшерстке, но рост уже был как у взрослого. Казалось, что он был крупнее своей матери.

Хотя утверждать наверняка я бы не взялась — я видела её только лежащей и уже мертвой, а это сильно мешает правильному восприятию. Да и самки этих животных вполне могут быть мельче самцов.

Шокрух носился по длинному залу, запрыгивая на меня с разбегу, деланно пугался моего визга или смеха, подпрыгивал от "неожиданности" и, счастливо вывалив на сторону язык, мчался в другую сторону зала.

— Ольга, а можно с вами?

— А? — Я повернулась к магу. — Что?

— Можно выходить с вами?

Он смотрел с прищуром. Казалось, скажи я нет, и вспылит. А может, обречённо повесит свою кудрявую голову и уйдёт к себе.

— Для чего?

"Торгуется, значит, почти согласна!" — сверкнуло в его взгляде, и он продолжил меня убеждать.

— Когда Сердцу Вселенной нужна ваша помощь, я могу выходить вместе с вами. Я буду вас защищать.

— Меня? Зачем?

Моё недоумение было глубоким и искренним – я в тунике совершенно неуязвима, зачем мне ещё и защитник? Но, поразмыслив и опять посоветовавшись со Всёлей, в конце концов, согласилась.

— У него есть знания, Ольга. И они могут пригодиться. Пусть присматривается. Да и как Машэ в обморок падать не будет, а лишняя пара рук тебе всегда пригодится.

Последний аргумент решил всё. И теперь по делу я выходила со станции вместе с магом. Но такие события, как сегодня, случались нередко. И хоть маг мне действительно помогал то тем, то другим, всё же хлопот и сложностей я обрела немало.

Вот как сегодня.

Сколько раз я объясняла ему, что применять магию за стенами станции опасно, не сосчитать. Он только кривил в усмешке губы, мол, я мужчина, для меня опасность привычна и даже необходима. А я вздыхала: маг — это такой человек, который не может не пользоваться магией, как художник не может не рисовать, музыкант — не играть.

О нет! Только не думать про музыкантов!

И так в последнее время дурные сны с участием одного знакомого музыканта одолевали и мучили, а если ещё и вспомнить Игоря специально...

Вот передо мной корчится от боли маг, о нём и буду думать.

— Не надо. Какой смысл? К вечеру само затянется, — прохрипел он и кривовато улыбнулся. — Сделала не больно и хватит. Спасибо.

Алессей прикрыл глаза. Дыхание всё ещё прерывистое – первая инъекция подействовала слабо, а сейчас боль отступала медленно. Раны выглядели привычно: жутко и нереально в своём бескровном зиянии.

Я снова призвала тунику и инструменты, промыла всё, немного забрызгала восстанавливающим раствором, чтобы помочь регенерирующим тканям строительным материалом. Накрыла стерильной салфеткой. И села рядом — подождать, отдохнуть. Рассказать, как там наша спасённая.

Я не бездушная, как может показаться. Сначала я пыталась зашивать эти страшные ранения Алессея, переживала каждый раз, всё ли у него в порядке.

А потом как-то в похожей на сегодняшнюю ситуацию отвлеклась на своего главного гостя, к которому собственно Всёля меня и перекидывала. Там было много работы, кое-что пришлось ещё и переделывать, потому что пострадавший был немного не в себе, сдирал повязки и вставал, любыми средствами стремился помешать мне. По итогу вредил только себе. В общем, к Алессею я смогла вернуться через полдня.

Выглядел он ужасно: истерзанный болью, измученный скручивающими его судорогами исцеления. Но раны выглядели так, что руки не тянулись за инструментами — моё вмешательство не требовалось. И самое большее, что требовало его состояние, — обезболить его муки.

Всёля сказал мне тогда:

— Не лезь, Ольга. Это его выбор. Он так решает свои проблемы, не мешай ему.

— Но ведь это больно! — вопила я мысленно.

— Всё равно не лезь. Ему это нужно. Не спрашивай зачем — не знаю.

С тех пор так и повелось: мучаясь виной и бездействием, я помогала Алессею только одной-двумя инъекциями с обезболиванием, а потом сидела рядом, пока он медленно приходил в себя. Сидела и болтала о всякой чепухе, отвлекая его и отвлекаясь сама.

И не раз он гнал меня отдыхать, а я отказывалась уходить. Просто не могла уйти, пока не увижу, что у него дела идут на лад.

Вот и сейчас присела в кресло у его кровати и стала рассказывать, что уловила из речи орущей толпы по подсказкам Всёли. Спасённая девчонка оказалась ведьмой, которую в чём-то обвинили и бросили на съедение диким зверям.

Не очень я поняла, как этих зверей сдерживали, чтобы не пострадала орущая толпа, но это и неважно.

Алессей не отвечал, только брови его двигались. Мне этого хватало, чтобы понять — ему интересно слушать мой рассказ. И я описывала, как сшивала ведьме рваные раны, как придумала уменьшить будущие шрамы, и что должна скоро прийти в себя. Всё же организм очень молод, да и ведьмины силы, так близкие природе, наверняка помогут ей поправиться.