Твой силуэт как иллюзия (СИ) - Анафест Ольга "Anafest"

Ты жалок. Потому что стоишь сейчас перед ней, едва держась на ногах, пьяный, расцарапанный очередной девкой, растрёпанный, и ревнуешь её к одному из своих лучших друзей, отчаянно, до злости и боли. Достаточно лишь намекнуть Славке, и всё прекратится. Ему стоит только узнать, что ты был близок с ней, чтобы он отступил, потому что когда-то давно вы решили не пачкать одну и ту же простынь, но ты молчишь. Говоришь какую-то ерунду, но не правду. Ты хочешь обидеть её, чтобы самому не было так плохо, но лучше тебе не становится.

— Найди гостью посимпатичнее, раз припёрло. — Миша ухмыльнулся, глядя Насте в глаза.

— А мне эта нравится.

— Ну и дурак, — по-детски буркнул парень и, пошатываясь, пошёл к выходу. Сил не осталось. Совсем. Ни грамма.

— Настька, ты иди к остальным. И не злись, ладно? — Бессонов поцеловал Перовскую в щёку и подтолкнул к танцполу. — Не слушай его. Он пьян.

Слава догнал друга уже на улице. Миша курил, привалившись спиной к стене. Курил он довольно редко.

— Где гостья?

— Дурак. Сильный, но дурак. — Бессонов обнял его. — Прости.

Громов вздрогнул, выронил сигарету и закрыл глаза.

Он знает. Славка всё знает и понимает. И это заставляет говорить. Говорить долго, стоя в обнимку, забив на то, что подумают окружающие, говорить в такси, положив голову на его плечо, говорить в ванной, сидя на полу в душевой кабинке и пытаясь разглядеть силуэт друга через покрытое каплями воды стекло, говорить в своей постели, едва ворочая от усталости и не до конца выветрившегося хмеля языком, говорить о том, что творится внутри тебя. Говорить и знать, что тебя поймут.

Бессонов поправил одеяло на уснувшем Громове и усмехнулся мысли, что он как заботливая мамаша. Таких, как Мишка, мало: честный, преданный, мягкий, настоящий. И пусть он зачастую дурит, но всё-таки… Таких мало. А вот он сам был непозволительно слеп к состоянию друга. Замечал, конечно, но не понимал до конца, насколько ему тяжело. Всегда улыбаться. Всегда дарить другим радость. И умирать внутри. Сгорать дотла. Мишка Громов сильный.

Они были похожи во многом. И в то же время Слава знал, что Громов никогда бы не позволил себе того, что позволил он: трахнуть Алесю. Трахнуть. Именно это слово. И не раз. Потому что хочется. Не с ней, а вообще. Так почему нет? Сестра друга? Все мы чьи-то братья и сёстры. А вот Мишка бы не смог. Он из-за Настьки-то весь извёлся, а в этой ситуации вообще никогда бы себя не простил. Он такой. А Бессонов смог. И плевать ему, кто она. Девка, каких множество. Она не друг. Она не Перовская, не Крюкова и не Копейкина. Она просто девка, предложившая ему себя. Девка, достаточно соблазнительная, чтобы её захотеть. И ничего больше. А ещё она чокнутая: притащилась на днях в один из его магазинов, довела девочек консультантов до истерики, требовала директора, а потом отсосала ему в машине на парковке. Забавная она порой. И похожа чем-то на мать, а мать у неё… Слава сглотнул. Да, Татьяна шикарна. Он бесконечно уважал эту женщину, что не мешало ему считать её безумно сексуальной. У него не было определённого типажа.

Алеся. Как эта девчонка отреагирует на сообщение о предстоящей свадьбе брата? Наверняка упьётся в хлам в каком-нибудь клубе. Плевать. Куда важнее проблемы его друзей и его собственные. И сейчас на повестке дня Мишка со своей влюблённостью в Настю. Он и сам ещё до конца не осознаёт, что вляпался по самое не хочу. Громов, каким бабником бы ни был, умел чувствовать по-настоящему. Бессонов же давно вырос из этой чуши. Он мог позволить себе влюбиться лет в семнадцать, и такое бывало, но не после. Да и желания особого не было. Его жизнь была полна приятного и без любви. В этом ему был близок Лёнечка. Нет, Слава планировал завести семью рано или поздно, но был уверен, что это будет лишь брак ради брака, а не сентиментальный порыв. Не из тех он людей. Просто нужно. Вот и всё. И желательно найти наиболее выгодную партию. Но случится это лет через пять, не раньше, да и жизнь его мало изменится. Штамп в паспорте и кольцо на пальце не преграда. Главное — наследник.

Бессонов сварил себе кофе и устроился с чашкой на подоконнике в спальне. Ночная прохлада приятно контрастировала с горячим напитком. Всё хорошо.

А станет ещё лучше, когда до Перовской и Громова дойдёт, что бегать друг от друга бесполезно, что в жизни и не такое случается, и то, что они нужны друг другу, вовсе не трагедия. Слава не презирал любовь, просто ему она была до лампочки. Он искренне радовался за Женьку с Олегом, прошедшим многое и, наконец, переставшим метаться. У них по-прежнему будут и взлёты, и падения, но они всё равно пройдут этот путь до конца. И Мишке полегчало. Он будто из пут вырвался. Только вот влез в другие сети, но таков уж он. Поймёт. Найдёт выход.

Бессонов поставил чашку на подоконник и взял в руки телефон. Интересно, его после столь позднего звонка не проклянут? Обязательно проклянут. Ну и чёрт с ним.

— …

— Лёнечка, я по голосу слышу, что ты не спал, а трахался, так что не вопи.

— …

— Ой, это сон ждать не может, а член сумеешь поднять, если загнётся. Я в тебе не сомневаюсь.

— …

— Нет, на себе испытывать не хочу.

— …

— Хотел сказать спасибо.

— …

— Именно сейчас захотел. А вдруг утром бы передумал?

— …

— Тебе, может, и насрать, но мне нет. Спасибо, Лёнь. От души.

— …

— Нет, не за твою неземную красоту. Я не ценитель. За то, что помог раскрыть глаза.

— …

— Он сам поймёт. Я хочу, чтобы он сделал этот шаг самостоятельно.

— …

— Да ничего с твоей Настенькой не случится! Видел бы ты, как она таращилась на него сегодня.

— …

— Ну да. Как всегда не один.

— …

— Лёнь, с каких пор ты осуждаешь такое поведение?

— …

— Знаю, что особенная. Но не все как Иркин муж.

— …

— Ты всё ещё не смирился?

— …

— Лучше было бы, чтобы твой цветочек завял?

— …

— Грубо, Лёнечка, грубо. Воспитанный человек…

— …

— Ой, пойду я спать, пожалуй. А ты там помни ладошкой, если что.

— …

— Нет, Лёнь, ты хам всё-таки.

— …

— Всё, я пошёл. — Сбросив звонок, Слава усмехнулся под нос. Он одновременно любил и ненавидел перепалки с Костенко. Трудно было выйти из них победителем и чаще всего не удавалось, но всё же…

Лёня Костенко. Счастье, что они не враги. Не хотелось бы. Бессонов осознавал, что не бессмертен. Быть врагом Костенко — ходить по краю.

========== Глава 26 ==========

Тайное всегда становится явным. Но, даже зная это, Алеся не была готова к последствиям. С одной стороны, ей хотелось расхохотаться, с другой — чужая рука, сжимающая горло, особой радости не доставляла.

— Отпусти, — сиплым голосом сорвалось с губ.

— Шваль. Антонова, что ж тебе спокойно не жилось, а? Я ведь предупреждал…

— Никит…

Артамасов разжал пальцы и отступил на шаг. Алеся сползла спиной по стене и уселась прямо на землю, потирая покрасневшую шею и откашливаясь.

Он смотрел на неё сверху вниз. В его взгляде не было злости, лишь презрение, брезгливость и едва уловимое удивление. Так, будто человек наступил в кучу дерьма и пытается осознать всю гадость произошедшего.

За углом школы, где они находились, воцарилась тишина. Никита перевёл взгляд в сторону и вздохнул. Он устал. Чертовски устал. Сначала отец затеял никому не нужный разговор, переросший в ссору, в ходе которой они перешли черту. Артамасов-младший перешёл. Не сдержавшись, он затронул отца за живое. Татьяна. Не стоило говорить о ней. Тем более в таком тоне… Пощёчина обожгла. Только вот получил он её не от взбешённого отца, а от невесть откуда появившейся новоявленной мамаши. Лиза ударила пасынка от души: с размаху, хлёстко, обжигающе. Раз, другой, третий… Пощёчины сыпались колючим градом. Семён Георгиевич растерянно смотрел на жену и молчал. Никита с трудом отцепил от себя разъярённую молодую женщину и, выплюнув напоследок очередную гадость, скорее от обиды и раздражения, нежели специально, покинул дом отца. Нет, он не намеревался устроить вечер срывания масок и открыть глаза влюблённой дурочке. Просто так вышло.