Воплощение Похоти 5 (СИ) - Некрасов Игорь

— Да, выполняю твои распоряжения. О, и еще, я хотела спросить, когда мы повторим нашу… Ну, когда ты снова примешь меня… чтобы зачать сына?

— А что такое? — спросил я и обратил внимание, что она больше не прикрывает свой животик каждый раз при встрече.

— Я чувствую, что нам не удалось, и нужно обязательно… повторить.

— Хах, хорошо, без проблем, давай сегодня вечером у меня в спальне. О, и кстати, я тоже хотел с тобой поговорить. Насчёт твоего жилья. Понимаешь… тебе стоит остаться у меня еще на несколько…

— Я… я с удовольствием останусь у тебя! Мне все нравится. Рядом с тобой спокойнее.

В её тоне не было ни капли иронии или обиды, лишь искренняя радость и облегчение.

Я поспешно кивнул, пробормотал что-то вроде «отлично, тогда договорились» и ретировался.

Мои размышления по пути к трону прервал громкий, чавкающий звук, сопровождаемый довольным урчанием. Я свернул за угол и увидел ту самую «ходячую катастрофу». Мясной голем, явно соскучившись без дела, пристроился у стены и с явным удовольствием поглощал… камни. Хруст дробления смешивался с влажными чавкающими звуками.

Вот чёрт… — мелькнула у меня мысль. — А если он, не дай демонические силы, сожрёт что-нибудь действительно важное?

— Эй! — крикнул я, подходя ближе. — Прекрати жрать всякую хрень без разрешения! Это приказ! Хочешь перекусить — подойди к Косте, и он выдаст тебе что-нибудь, понял?

Голем прекратил жевать камень и уставился на меня своими блуждающими глазницами. Казалось, он задумался. Затем он медленно, с тяжёлым скрежетом, развернулся и поплёлся в сторону тронного зала, видимо, он прямо сейчас собрался требовать у Кости еду.

Надеюсь, он послушается, — с облегчением подумал я. — Но, пожалуй, стоило предупредить остальных, чтобы не оставлять без присмотра ничего ценного и «съедобного».

И пора бы поговорить с Сатой о нём.

Я нашёл её в склепе, у Костяного Древа. Она что-то очень интенсивно делала, ковыряясь в мастерах-черепах и что-то бормоча себе под нос на языке, который звучал как скрежет костей по стеклу.

— Сата, есть два вопроса, — прервал я её, стараясь не напугать. — Первый: что можно улучшить в разведке, чтобы не пропускать такие сюрпризы, как вчера?

— Господин, — она повернула ко мне свой безмятежный череп, её пальцы не прекращали работы. — Я уже работаю над этим. Предлагаю улучшить само Костяное Древо. Мы сможем увеличить радиус действия, удвоить количество одновременно контролируемых зомби-птиц и добавить функцию обнаружения массивных скоплений жизни или сильных магических сигнатур. Это должно помочь.

— Хорошо. Я подумаю. Теперь второй вопрос: мясной голем. Насколько его можно ещё «вооружить»? Есть ли предел?

— Теоретического предела я не знаю, — ответила Сата, и в её голосе послышались нотки живого научного интереса. — Это уникальная форма нежити, основанная на принципе адаптации. Но практические ограничения, безусловно, есть. Слишком большое количество поглощённых существ или артефактов может привести к нарушению целостности, потере управляемости или… непредсказуемым мутациям. Пока он стабилен, но я рекомендую проявлять осторожность. Мы можем попробовать дать ему поглотить что-то ещё, но небольшими порциями, наблюдая за реакцией.

— Понял. Буду иметь в виду, — я похлопал её по костяному плечу. — Продолжай в том же духе. Ты молодец.

Она кивнула и вернулась к своей работе, а я отправился тренироваться, повышать уровни боевых навыков, а после собрался прокачиваться путем жёсткой безостановочной ебли всех и вся. Мне нужно было повысить уровень, сильно повысить.

* * *

Где-то далеко, за лесом, недалеко от разоренной деревни, глубоко в шахте, в тронном зале, спрятанном в самых глубинах запутанных, пропахших смертью и старой паутиной пещер, царила зловещая, давящая тишина. Её нарушали лишь тихие, мерзкие звуки: чавканье, хруст хитина и постоянный, назойливый шелест сотен лапок, ползающих по камню.

Квисла, в своём новом истинном и ужасающем облике — гибриде ужасной женщины и телом массивного паука с чёрным, отливающим ядовитой синевой брюшком, — медленно и величаво шла по залу. Её многочисленные глаза, холодные и блестящие, как отполированные чёрные алмазы, безучастно скользили по окружающему её царству голода и отчаяния. Воздух был густым и тяжёлым, пахнущим разложением и сладковатой слизью.

Она остановилась перед двумя огромными пауками, размером чуть меньше, чем она сама, её «дочерьми» — малыми королевами. Каждая из них была размером с автобус, их брюшка, ещё недавно тугие и полные, теперь выглядели слегка впалыми. Они с жадностью, почти отчаянием, пожирали последние остатки добычи — тощие, почти безмякотные туши лесных зверей, принесённые последними удачливыми пауками-охотниками.

— Ешьте, мои дочери, ешьте, — её голос прозвучал низко и мелодично, но с леденящей душу пустотой и усталостью. — Это наша последняя еда. Армия, что вы создали… не справилась. Слабые. Но это и не удивительно.

Её взгляд, полный невыразимой скорби твари, обречённой вечно пожирать, чтобы творить, скользнул в угол зала. Там, в полумраке, среди тысяч яиц, копошились сотни мелких пауков. Движимые инстинктом и всепоглощающим голодом, они уже начали пожирать друг друга. Их тонкие, пронзительные писки, полные боли и отчаяния, наполняли воздух симфонией борьбы за выживание, где не было победителей, лишь отсрочка для сильнейших.

— Слабые… и голодные, — прошептала она, и в её голосе впервые зазвучала не физическая, а глубинная, экзистенциальная усталость. Усталость от вечного цикла: родить, чтобы пожрать; пожрать, чтобы родить.

Она повернулась обратно к дочерям, её изящная, почти человеческая рука с длинными острыми ногтями нежно провела по потёртому хитину брюшка одной из них.

— На вас, мои дочери, было потрачено всё. Все ресурсы, всё, что было. И это обернулось выгодой — мы стали сильны, мы потрясли наших врагов. Однако наша жадность… наш голод… породили новые проблемы. Всё в трёх километрах вокруг было сожрано. Выжжено. Нет зверей. Нет еды. Лес молчит.

Она задрала голову, её глаза сузились.

— А враг… те зелёные существа оказались сильны и умны. А также и те мёртвые, скелеты… их холодная, неумолимая мощь… С ними сейчас, в состоянии истощения, мне не совладать.

Но затем, в глубине её многочисленных глаз, вспыхнул знакомый, хищный, неугасимый огонёк. Огонёк воли к жизни, пусть и самой уродливой её формы.

— Однако я нашла уже нового врага. Более многочисленного… но… на вид слабого. Мягкого. Можно попробовать. — она облизнулась и обвела взглядом своих дочерей, и между ними пробежало безмолвное соглашение. — Скоро вы, мои малые королевы, и я, мы дадим новое потомство. Новую армию. И чтобы оно не жрало само себя с первого же дня… мы нападём. Обрушимся на них всем нашим голодом, всей нашей яростью. Посеем хаос и добудем ещё еды. И создадим ещё более сильных воинов. А затем пожрём всё… всё живое вокруг. Пока от этих земель не останется ничего, кроме тишины и нас.

Она выпрямилась во весь свой гигантский рост, её тень, уродливая и величественная, легла на всю стену тронного зала, поглощая скудный свет.

Голод должен был утолиться. Империя Квислы должна была расти. Любой ценой.

Глава 20

Сознание возвращалось ко мне медленно, пробиваясь сквозь бархатную тяжесть во всех мышцах. Последние обрывки сна уносились прочь, оставляя после себя лишь стойкое ощущение, что я — выжатый лимончик.

Я попытался перевернуться на бок и наткнулся на что-то мягкое, упругое и на удивление теплое.

— Ммм… Господин… — прошептала Балия, прижимаясь к моей руке грудью. Её пепельные волосы растрепались и защекотали мне нос. — Ты уже проснулся?

Прежде чем я успел ответить, по моему лицу скользнуло нечто прохладное, влажное и на удивление шершавое. Я приоткрыл один глаз. Передо мной, склонившись так, что её длинные тёмно-зелёные волосы почти касались моего лица, находилась Ольха. Её золотые глаза смотрели на меня с бездонной нежностью, а красный раздвоенный язычок только что, по всей видимости, завершил обход моих щёк.