Остров фарисеев. Путь святого. (сборник) - Голсуорси Джон

Профессор, человек рассеянный, но не лишенный коварства, попробовал продолжить разговор. Повернув в сторону Шелтона свои укрытые за стеклами глаза, он промурлыкал:

– Ну-с, мистер Шелтон, слово, видимо, за вами.

– Мне нечего сказать, – проговорил Шелтон, не поднимая глаз.

– Мм… В таком случае это скучно, – заметил профессор.

– А вот когда он бродил голодный по Парижу – разве это не трогательная история, милый Дик?

Шелтон взглянул на Антонию – лицо ее было непроницаемо. «Будь оно проклято, ваше самодовольство!» – подумал он, глядя на ученого мужа.

– Нет ничего более увлекательного, чем голод, – сказал тот. – Рассказывайте же, мистер Шелтон.

– Я не умею рассказывать, – отрезал Шелтон. – Никогда не умел.

В эту минуту Шелтона очень мало беспокоил Ферран, его присутствие или отсутствие, да и вся его история: он смотрел на Антонию, и на сердце у него становилось все тяжелее.

Глава XXX. Отщепенка

Утро было пасмурное и душное, парило. Антония занималась музыкой, и в комнате, где сидел Шелтон, тщетно пытаясь увлечься книгой, слышно было, как девушка с яростью разыгрывает гаммы, отчего на душе у него становилось еще сумрачнее. Он не видел ее до второго завтрака, да и тогда она опять села рядом с профессором. Она была бледна и болтала со своим соседом, пожалуй, слишком оживленно; на Шелтона она по-прежнему не глядела. Он чувствовал себя очень несчастным. После завтрака большинство гостей разошлись, а остальные принялись судачить о соседях.

– Тут живут еще Фолиоты, – сказала миссис Деннант, – но к ним никто не ездит.

– Ах, Фолиоты! – протянул знаток искусств. – Фолиоты… это те самые… мм… которые… да, конечно!

– Это, право, пренеприятно! Она так мило выглядит на лошади. Ко многим людям с худшим прошлым все же ездят гости, – продолжала миссис Деннант, затрагивая скользкую тему с той откровенной уверенностью, которую могут позволить себе известные люди при известных обстоятельствах, – но пригласить их к себе все равно невозможно: вдруг придут еще гости?

– Разумеется, – согласился с ней знаток искусств. – Я когда-то был знаком с Фолиотом. Ужасно жаль! Говорят, эта женщина была очень красива.

– О нет! – воскликнула миссис Деннант. – Я бы сказала, скорее интересна, чем красива.

Шелтон, немного знавший даму, о которой шла речь, заметил, что о ней говорят так, словно ее уже не существует. Он не глядел в сторону Антонии: хотя его немного смущало, что этот разговор возник в ее присутствии, он боялся убедиться, что она сидит и слушает со своим обычным безмятежным выражением лица, точно Фолиоты не люди, а существа совсем иной породы.

На самом же деле в глазах ее притаилось любопытство, в еле заметной улыбке читался нетерпеливый вопрос, пальцы непроизвольно катали хлебные шарики. Вдруг она зевнула и, пробормотав извинение, поднялась из-за стола. Шелтон догнал ее у двери.

– Куда вы?

– Гулять.

– А мне можно с вами?

Она покачала головой.

– Я возьму с собой Тоддлса.

Шелтон открыл перед ней дверь и вернулся к столу.

– М-да, – говорил знаток искусств, потягивая херес, – боюсь, что для молодого Фолиота теперь все кончено.

– Как жаль! – вздохнула миссис Деннант, и на ее добром лице отразилось искреннее огорчение. – Ведь я знала его еще мальчиком. Конечно, он сделал большую ошибку, что привез ее сюда. Положение их тем более двусмысленно, что они даже не могут пожениться. Да, по-моему, он сделал большую ошибку.

– Неужели вы считаете, что это имеет какое-то значение? – спросил знаток искусств. – Даже если бы этот… как его… дал ей развод, я, право, знаете ли, не думаю, чтобы…

– Ну что вы, конечно, это имеет значение! Очень многие со временем сочли бы возможным посмотреть на это сквозь пальцы. Но сейчас положение у них просто безнадежное, совершенно безнадежное. Да и окружающие чувствуют себя неловко, встречая их вместе. Тэлфорды и Баттервики, например – кстати, они обедают у нас сегодня, – живут рядом с ними.

– Вы когда-нибудь встречали ее раньше, до… мм… до перемены в ее судьбе? – спросил знаток искусств, неожиданно улыбнулся, обнажив зубы, и сразу стал похож на козла.

– Да, я видела ее однажды у Брэнксомов. Мне тогда она показалась очень милой.

– Бедняга! – сказал профессор. – Мне говорили, что он как раз собирался завести псовую охоту, когда это случилось.

– К тому же у него дивная охота. В свое время Алджи довольно часто охотился у него, а теперь, говорят, к нему ездит только его брат. Право, это так грустно! А вы знали его, Дик?

– Фолиота? – рассеянно переспросил Шелтон. – Нет, я с ним незнаком. Ее я встречал раз или два на скачках.

В окно он увидел Антонию – она стояла у крыльца, в алом берете, помахивая хлыстом. Шелтон поднялся с притворно равнодушным видом. В эту минуту к девушке вприпрыжку подбежал Тоддлс. Они взялись за руки и пошли куда-то. Антония видела Шелтона в окне, но даже не бросила ему дружеского взгляда, и Шелтон почувствовал себя еще более несчастным. Он вышел из дому и пошел по аллее. Над головой нависла сплошная серая пелена; вязы стояли поникнув, одетые тяжелой темно-зеленой листвой; осина и та перестала шелестеть и дрожать, и даже грачи умолкли. Казалось, некая мрачная сила свинцовой тяжестью легла на грудь природы. Шелтон стал медленно прогуливаться взад и вперед по аллее; гордость не позволяла ему следовать за Антонией. Под конец он сел на старую каменную скамью, стоявшую у дороги. Он долго сидел так, не шевелясь, глядя на вязы и спрашивая себя: в чем он поступил неправильно и как ему поступить теперь? Ему почему-то было страшно. Охватившее его чувство одиночества было таким острым, таким реальным, что, несмотря на удушливую жару, его пронизала дрожь. Он просидел так, должно быть, с час, совсем один, и за это время никто не проходил по дороге. Затем послышался топот копыт, и в ту же минуту с противоположной стороны раздался звук приближающегося автомобиля. Первой показалась всадница на сером арабском скакуне, прекрасном животном с горделиво поднятой головой и пышным хвостом. Молодая женщина с трудом сдерживала лошадь, так как гудение автомобиля с каждой секундой становилось все слышнее. Шелтон встал; автомобиль промчался мимо; лошадь шарахнулась к воротам, ведущим в имение, и сбросила наездницу, ударив ее о столб. Шелтон кинулся на помощь, но когда подбежал к воротам, молодая женщина уже была на ногах и держала за повод рвавшуюся от нее лошадь.

– Вы не ушиблись? – еще издали крикнул Шелтон, с трудом переводя дух, и, подбежав, тоже схватил лошадь под уздцы. – Ох уж эти автомобили!

– Не знаю, – ответила она. – Пожалуйста, отпустите уздечку: моя лошадь не подпускает к себе чужих.

Шелтон повиновался и стал смотреть, как молодая женщина успокаивает лошадь. Наездница была довольно высокая, в серой амазонке и серой шляпе, и вдруг Шелтон признал в ней миссис Фолиот, о которой они говорили за завтраком.

– Ну вот, теперь лошадь будет стоять смирно, – сказала она. – Пожалуйста, подержите ее минуту.

Она передала ему поводья и прислонилась к решетке ворот. Она была очень бледна.

– Надеюсь, вы не сильно ушиблись? – сказал Шелтон. Он стоял совсем рядом с ней и отлично мог разглядеть ее лицо – необычное, немного плоское, загадочное лицо с широкими скулами, дышащее страстью и огнем, несмотря на безжизненную бледность. Ее крепко сжатые, чуть улыбающиеся губы были бледны; светлыми были и серые, глубоко сидящие глаза с зеленоватыми искорками, и очень светлыми – пепельные волосы, выбившиеся из-под серой шляпы.

– С-спасибо! – сказала она. – Сейчас мне станет лучше. Мне очень жаль, что я причинила вам беспокойство.

Она прикусила губу, потом улыбнулась.

– Я убежден, что вы ушиблись. Разрешите, я сбегаю… – запинаясь, пробормотал Шелтон. – Я мигом приведу кого-нибудь на помощь.

– На помощь? – повторила она с каким-то деревянным смешком. – О нет, благодарю вас!

Она отошла от ворот и, перейдя дорогу, остановилась у лошади, которую держал Шелтон. Чтобы скрыть свое смущение, Шелтон стал смотреть на ноги лошади и вдруг заметил, что она не наступает на одну ногу. Он ощупал ее.