Адвокат Империи 17 (СИ) - Фабер Ник

— Может, травмирующими? — предложил я, и мальчишка кивнул, всё ещё не отрываясь от своего рисунка.

— Именно. Может, и травмирующими. Хорошее слово. Подходящее. Видишь ли, он выбрал страх перед тем, что ему известно. А что выберешь ты, Алексей?

С каждым его словом понимание ситуации ускользало от меня всё больше и больше. Я чувствовал несвойственное для себя ощущение — то, что я теряю нить разговора, скрытую за двусмысленными формулировками и аллегориями.

И это начинало меня бесить.

— В каком смысле? Ты можешь ответить нормально?

— В самом прямом.

Он отложил карандаш, повернулся ко мне и протянул в мою сторону свою левую руку. Пальцами он держал листок бумаги, на котором только что рисовал.

— Я хочу дать тебе выбор. Подарок. Дар знания, если хочешь. Ты можешь посмотреть. Можешь краешком глаза увидеть то, что приготовила тебе судьба. А можешь отказаться от этого…

— Ещё скажи, что видишь будущее, — фыркнул я, но он даже бровью не повёл.

— Я не вижу будущего, Алексей. Никто не в состоянии его увидеть. Но я могу читать возможные вероятности грядущих событий. Где-то лучше. Где-то хуже. Видишь ли, будущее — не одна единственная линия. Это… набор возможностей. Каждый наш выбор, каждый случайный вздох, даже молчание — всё это перераспределяет вес вероятностей: одни сценарии уплотняются, становясь почти неизбежными. Другие же — тают, как дым. Мир, Алексей, устроен не хаотично, чтобы ты себе не думал. Он куда больше похож на чёткую и структурированную систему. Систему, которая стремится к равновесию. И чем больше мы действуем или бездействуем, тем сильнее наклоняем чашу весов в одну сторону или в другую сторону. И в какой-то момент одна из вероятностей набирает такой вес, что остальные просто перестают существовать — не потому что их стёрли, а потому что сама реальность больше не может поддерживать возможность их существования. Смотри!

Сказав это, мальчик поднял правую руку и толкнул стоящую на столе кружку. Та проехалась по гладкой поверхности, растолкав лежащие на ней карандаши, и с глухим стуком упала на пол.

— Видишь?

— Вижу, что ты только что толкнул кружку на пол, — пожал я плечами.

— О, нет, — он улыбнулся и указал на кружку и разлившуюся по полу воду. — Я просто исключил из будущего ту линию вероятности, согласно которой она продолжила бы стоять на столе. Понимаешь? Как только мы начинаем действовать, мы исключаем лишние варианты. И чем активнее мы действуем, тем больше будущее перестаёт быть множественным. Мы думаем, что выбираем, но на самом деле лишь ускоряем неизбежное, которое уже ждало нас в тени других несбывшихся миров.

Его губы растянулись в улыбке, широкой настолько, что показались идеально белые ровные зубы. Жуткая, почти мерзкая и неестественная улыбка, от которой мне стало не по себе.

— Разве оказался бы ты здесь, если вместо того, чтобы пытаться остановить убийцу своими силами, возложил бы эту ношу на кого-то другого?

Его слова на миг перенесли меня обратно в прошлое. В то самое прошлое, которое всё ещё, очень редко, но продолжало сниться мне по ночам в кошмарах. В ту ночь, когда я стоял на залитой дождём крыше московской высотки. В промокшей до нитки одежде. С пистолетом, который судорожно сжимал в руке, лелея бесполезную надежду на то, что оружие мне поможет.

Надежду на то, что я смогу что-то исправить.

— Ты ничего не исправил, — будто бы прочитав мои мысли, сказал он, всё ещё протягивая мне листок бумаги. — Возьми. Прими решение. Я могу лишь предложить тебе это. Всего лишь дать возможность взглянуть на то, какие вероятности тебя ждут.

Моя рука почти что сама собой потянулась к листку… и остановилась. Пальцы замерли всего в нескольких сантиметрах от исчерканной карандашом белоснежной бумаги.

— Что такое? Неужели ты боишься того, что узнаешь? — в его голосе прозвучало отчётливое веселье. — А как же твои слова о страхе неизвестного?

— Нельзя бояться того, чего не знаешь.

— А как ты узнаешь, что там есть то, чего тебе стоит страшиться, если даже просто боишься взглянуть?

— Посмотреть в будущее? Просто так?

Услышав мои слова, альф равнодушно пожал плечами.

— Свою цену я уже заплатил. Так что меня устроит любой твой ответ.

Я ещё раз посмотрел на листок. Нужно принять решение. Решение, которое, возможно, изменит всё…

Выждав пару секунд, я протянул руку и взял лист.

Точнее, я прикоснулся к нему, ощутив едва заметную шершавость бумаги кончиками пальцев. Взял его и повернул к себе…

— Будь ты проклят!

Услышав знакомый голос, я резко поднял голову и встретился глазами с Князем.

— Что? Князь…

— Ты точно такой же, как и он. Точно такой же, как твой проклятый отец, — резко перебил меня дядя.

Мы стояли в его апартаментах на пятом этаже «Ласточки». Я хорошо знал это место, чтобы узнать его с первых же секунд. Но мысли о знакомом месте исчезли в тот же момент, когда я увидел выражение на лице Князя. Он стоял на коленях и смотрел на меня глазами, полными ненависти, сжимая что-то в своих руках. Прижимая это к своей груди так, словно готов был защитить это ценой своей собственной жизни.

— ОНА ТЕБЕ ВЕРИЛА!

Я лишь моргнул. Всего мгновение, но картина перед моими глазами изменилась катастрофически. Настолько резко, что это сбивало с толку.

Стоящий на коленях Виктор поднял голову и я увидел, что он сильно отличается от того, каким я видел его всего несколько часов назад. Другая причёска и отросшая борода делали его взрослее…

— Ты ведь обещал ему! — прошипел он, глядя на меня. — Ты обещал Григорию, что позаботишься о ней!

Мой лучший друг впился в меня полными ярости глазами, держа на руках голову Елены. Хорошо знакомая мне девушка лежала на полу, глядя в потолок безжизненными, потухшими глазами. Она изменилась настолько кардинально, что при одном взгляде на неё сердце сжималось от боли. Коротко подстриженные волосы выцвели. Кожа выглядела, как у старухи, а бледное лицо не подавало признаков жизни.

— Что это… что за бред, — прошептал я, с трудом проглотив вставший в горле ком и делая неосознанный шаг назад, словно пытаясь убежать от пугающего видения. — Этого не может…

Да только бежать было некуда.

— Рома был прав насчёт тебя.

Резко повернувшись, я встретился с ней глазами.

Анастасия стояла всего в шаге от меня. С искажённым в гримасе отвращения лицом, а в её глазах плескались слёзы глубочайшего горя. Они блестящими дорожками стекали по её лицу.

— Насть, почему ты…

— Заткнись, — прошипела она, и эмоции в её голосе подействовали на меня похлеще удара током.

— Заткнись, — прошептала, практически через силу выдавливая эти слова из себя. — Рома верил тебе… Я тебе верила…

— Настя, послушай, это…

Она сделала шаг вперёд и вонзила нож мне в грудь. И я почувствовал это. Ощутил, как холодный металл входит в моё собственное тело.

Моя правая рука неосознанно обхватила девушку, притягивая её ближе. И она даже не сопротивлялась. Наоборот, прижалась ко мне всем телом, словно сгорающая от страсти любовница. Настолько близко, что я ощутил её обжигающее дыхание на своём лице…

Она смотрела мне в глаза со смесью боли и ненависти. Её губы шевелились, что-то шепча. С большим трудом, но я смог разобрать её слова, прежде чем непроглядная тьма заволокла мой взор.

— Отправляйся в тот ад, из которого ты появился…

Глава 18

— Ваше высочество? Он готов принять вас.

Ничего не сказав в ответ, Николай опёрся левой рукой на трость и встал с кресла. Точнее, попытался. Раненая правая нога неожиданно подвела, не выдержав веса его тела, и князь осел обратно на кресло, в котором только что сидел.

Заметив это, императорский слуга тут же бросился к нему, чтобы помочь, но был остановлен.

— Я сам!

Глубоко вздохнув, Николай предпринял вторую попытку и в этот раз смог встать на ноги. Выпрямил спину, несмотря на боль.

— Прошу вас, — сказал слуга, отведя взгляд в сторону, словно не желая видеть этот момент слабости.