Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
В половине девятого я выглянул из палатки и заметил, что ветер стих. Еще я увидел, как двое шерпов вышли из лагеря и отправились наверх. «Это отец Лопсанга и Таши Шерпа, – объяснил мне Пемба. – Они идут к Скотту». «А кислород они взяли?» – спросил я. «Да», – ответил Пемба.
Потом я переговорил с Нилом. «Я думаю, что мне стоит остаться здесь, пока все не прояснится окончательно», – сказал я ему. Он не стал возражать и взял спуск клиентов на себя.
Опять поднялся сильный ветер, и мне пришлось укрыться в палатке. Около часа или двух дня я выбрался наружу и побеседовал с гидами «Альпийских восхождений» Тоддом Бурлесоном и Питом Этансом. Они поднялись в четвертый лагерь специально для того, чтобы оказать помощь попавшим в беду. «Есть какие-нибудь новости?» – спросил я у них. Они сказали, что шерпы вернулись в лагерь и привели с собой Макалу Го. Тогда я отправился к тайваньцам.
Зайдя в палатку, я увидел Макалу Го. Лицо и руки у него были сильно обморожены, но говорить он все же мог. Я спросил у него, не видал ли он Скотта. «Да, – ответил Макалу, – он был рядом со мной всю ночь». После этих слов во мне словно что-то оборвалось. Вплоть до того момента я продолжал верить, что Скотта еще можно спасти, а теперь стало ясно – надеяться не на что. Тем не менее, я решил поговорить с шерпами, ведь они тоже поднимались на гору.
В палатке шерпов рыдал отец Лопсанга. «Мы ничего не могли сделать, ничего», – повторял он. Он очень плохо говорил по-английски, и мне сложно было его понимать. «Что происходит?» – спросил я. «Скотт мертв», – ответили они.
– Он дышал?
– Да, дышал, но никаких других признаков жизни не было.
– Вы дали ему кислород?
– Дали.
– Лекарства?
– Нет.
Теперь ситуация прояснилась. Расспросив шерпов, я вышел из палатки и снова обратился к Тодду Бурлесону и Питу Этансу: «Можете пойти со мной к Скотту? Он сейчас где-то на высоте 8 350 метров. Шерпы говорят, что он все еще жив».
Пит, который понимал по непальски, был в курсе происходящего. «Я разговаривал с шерпами, – ответил он мне, – они утверждают, что Скотту уже нельзя помочь». «Почему? – возмутился я. – Нужно попытаться, может, у нас получится его спасти». «Погода вскоре опять испортится, – сказал Пит. – Ветер стих лишь на время, он снова усилится. А Скотт… Ведь ему не помог даже кислород». Тодд Бурлесон все время молчал, говорил один Пит Этанс. «Да, он дышал, – продолжил Пит, – но пить он уже не мог. Они пытались влить ему в рот горячий чай, но он был не в состоянии проглотить его. Это конец. Скотту уже не помочь». «Но он дышал, – ответил я. – Кислород мог за это время вернуть его к жизни. Я иду наверх».
Я вернулся в палатку шерпов и спросил у отца Лопсанга: «Я хочу знать подробности. Вы давали ему лекарства? Когда вы дали ему кислород?» «Мы оставили Скотту полный баллон, надели на него маску, включили подачу кислорода и ушли».
Закончив расспросы, я взял у шерпов рацию и связался с базовым лагерем. Я рассказал Ингрид [74] обо всем, что знал, и спросил у нее совета. Она была очень расстроена и сказала мне: «Толя, пожалуйста, сделай все, что в твоих силах. Придумай что-нибудь». – «Хорошо, я постараюсь, ты только объясни мне, что я должен делать». – «Скотту нужно сделать укол. У тебя есть такой маленький пакетик с инъекциями?» – «Да». Ингрид объяснила мне какое лекарство надо ввести, и я пообещал ей сделать все возможное. На этом наш разговор закончился.
Я снова пошел в палатку шерпов и увидел, что отец Лопсанга и некоторые другие шерпы пользуются кислородом. «Мне нужен кислород, – сказал я им. – Три кислородных баллона и еще термос с горячим чаем. Принесите их мне». «Что ты собрался делать?» – спросили шерпы. – «Я иду наверх». – «Ты сумасшедший», – ответили они.
Я ушел от них, а отец Лопсанга отправился к Питу Этансу и стал о чем-то говорить с ним по-непальски. Потом Этанс подошел ко мне и спросил: «Толя, ты куда собрался?» – «Я иду наверх. Мне нужен кислород и термос с горячим чаем». Пит принялся объяснять мне, что это опасная затея. «Сейчас небольшое затишье, – сказал он, – но потом снова начнется буря. Ты сильно рискуешь». «Я обязан пойти наверх», – ответил я.
У меня был большой высотный опыт, и я многое повидал за свою жизнь. В случае со Скоттом, как я объяснил Питу, ничего нельзя было сказать наверняка. При длительном пребывании на высоте все процессы в организме замедляются, так что Скотт вполне мог ожить после подключения кислорода. Скотт остался ниже Балкона, кислорода у него могло хватить максимум до семи часов вечера. Поэтому я должен был взять с собой кислород.
Пит, как и шерпы, считал, что идти наверх бессмысленно, но кислород для меня он достал. Правда, всего два баллона, а не три, как я просил. Полагаю, что это был кислород из запасов экспедиции Дэвида Бришера, но точно сказать не могу. Мне нужно было спешить. Не успел я собраться, как ветер снова усилился. Было примерно четыре часа дня или, может, пятнадцать минут пятого.
Я собрал рюкзак и приготовился к выходу, увидев Пита Этанса, я спросил у него: «Может, пойдешь со мной?» «Нет», – коротко ответил он. «А кто-нибудь еще, как ты думаешь?» – снова спросил я. Этанс… Этанс промолчал. Он был подавлен и чуть не плакал. Пит был уверен, что Скотту уже ничем не помочь.
Не успев пройти и 150 метров, я заметил нечто, двигавшееся мне навстречу; казалось, кто-то спускался вниз. Я был настолько удивлен, что не поверил своим глазам. Что это было? Призрак, галлюцинация? Я поспешил к нему. Вскоре передо мной предстал абсолютно замерзший человек. Он шел вниз, держа перед собой свои обмороженные, уже совершенно одеревеневшие руки, словно сдаваясь в плен. Впоследствии я узнал, что это был Бек Уитерз [75].
«Ты кто?» – спросил я его. Он ничего не ответил. «Ты видел Скотта?» «Я никого не видел, я никого не видел, – повторял этот человек. – Никогда в жизни больше не пойду в горы. Я не пойду в горы. Никогда больше не пойду…» Это был какой-то сумасшедший монолог.
Я почувствовал, что и сам начинаю сходить с ума. «Анатолий, – сказал я себе, – если ты собираешься идти наверх, тебе нужно как следует соображать». И, повернувшись к лагерю, я закричал: «Бурлесон, Пит, помогите ему! Сможете? Я не могу терять ни минуты, я должен идти». «Не волнуйся, – ответили они мне, – мы о нем позаботимся».
Все убеждали меня, что идти к Скотту бессмысленно, но вот вам, пожалуйста, этот человек выжил; он даже сумел спуститься вниз. Встреча с ним придала мне сил. Я надел маску, подключил ее к баллону и отправился наверх. Я шел без передышки, стараясь двигаться как можно быстрее. Тем временем стало смеркаться, ветер усилился, и началась метель. Идти было очень тяжело.
И как раз часов в семь, может, в пять минут восьмого, я увидел Скотта. Было совсем темно, вокруг бушевала пурга, и я чудом разглядел его сквозь разрыв в снежной пелене. Молния на его куртке была расстегнута, а одна рука была без рукавицы и обморожена. Я подошел к Скотту и снял с него кислородную маску. Лицо вокруг нее было обморожено; под ней кожа была теплее, но вся абсолютно синяя, как один сплошной синяк. Это было лицо мертвого человека. Дыхание прекратилось, челюсти стиснуты.
Все. Последние надежды были разбиты. Я ничем не мог помочь. Ничем. Я не мог оставаться здесь с ним.
Семь часов вечера и снова непогода. Кислород… Выходя наверх, я надеялся, что кислород мог спасти Скотта. Но теперь, когда даже подключенный баллон не принес никакого улучшения… ни пульса, ни дыхания – никаких признаков жизни…
Поднялся очень сильный ветер, а у меня уже не осталось сил. Но что, что я мог сделать? Будь Скотт в том же состоянии, что и Бек Уитерз, я бы ему помог. Он ожил бы так же, как раньше Уитерз. Кислород бы сделал свое дело, но теперь было уже слишком поздно. Это конец. А что делать мне?
